Дневник мамы неудобного ребенка - Третьякова Тоня (библиотека электронных книг TXT, FB2) 📗

Тоня Третьякова

Дневник мамы неудобного ребенка

Глава 1

Окончание курса в школе раннего развития «Малышок» по традиции отмечают большим концертом. На концерт мы собрались всей семьей: надо же отметить первый выпускной шестилетней дочери! Но в последний момент Майка убежала на встречу с очередным кавалером, у Леши откуда ни возьмись вынырнул в расписании семинар, так что мы взяли с собой только трехлетнего Женьку. Взволнованные мамы со своими выпускниками собрались в актовом зале, торжественно украшенном шариками, плакатами и почему-то склеенными из бумаги туфельками.

Дана жевала пояс от платья. Сначала наматывала его на палец, потом осторожно прикусывала, а затем начинала увлеченно причмокивать. В общественном месте, зараза такая, а ей, между прочим, почти семь лет! Да у меня Женька в свои три года так себя не ведет!

Оглядываюсь: сын действительно сидел тихо и спокойно, незаметно отковыривая обивку сиденья.

– Степан Вылегжанин, – объявила директриса. Молодая и свеженазначенная, она сама сидела в комиссии конкурса чтецов в местном доме творчества – ей еще не надоело.

Степа был причесан, его красная бабочка сверкала, как маяк, хотя на дворе стоял белый день – кто же будет проводить конкурсы по ночам?

– «Мама». Стихотворение Агнии Барто.

Голос был звонким, а стихотворение – немного девчоночьим, но все хлопали. Степа старательно улыбнулся и ушел со сцены.

– Дан, когда будешь рассказывать стихотворение, не забудь назвать автора. Помнишь, кто написал?

– Да.

– Ну? Кто написал?

– Марина.

– А фамилия?

Дана засопела. Фамилия была прочно забыта.

– Цветаева. Повтори: Цве-та-е-ва. Ты вот Борохова, а она – Цветаева. Как можно не запомнить такую простую вещь?

Я, например, Марину Цветаеву сразу запомнила, еще в школе. И в институте закрепила за пять лет обучения, а потом еще в разговорах с мужем-филологом.

– Танк едет и стреляет: бдыщ! Бдыщ! Мам, ты не слушаешь! – Женька перешел от спокойного созерцания к диалогу.

– Я все слышу. Танк стреляет: пыш… пыш…

– Мам, пыш-пыш – это промывалка для носа. А танк – бдыщ-бдыщ!

– Дана Борохова! – объявляет директриса.

Как, уже? Торопливо расправляю платье, засовываю изжеванный пояс в карман.

– Удачи, солнышко, я с тобой!

Борюсь с желанием закрыть глаза. Хорошо бы сделать вид, что это не мой ребенок, я вообще сюда случайно зашла – перепутала центр детского творчества с детским садиком. Чтение стихов совершенно не для Даны: она путает слова, тараторит, как пономарь, и жует пояс. Я бы ни за что ее сюда не повела, но она хотела получить грамоту – их всем участникам дают. К тому же наша учительница сказала, что дочке будет полезно преодолеть страх сцены.

Героическим усилием держу глаза открытыми. Веки смыкаются, как намагниченные, а тщательно отрепетированная улыбка того и гляди отклеится.

– Стихотворение «Мы на даче», – объявила Дана и потянулась за поясом.

Я сделала страшные глаза и замотала головой, как будто у меня начался паркинсон. Дочь неуверенно вынула руку из кармана.

– Мы на даче: за лугом Ока серебрится, серебрится, как новый клинок…

Радостно киваю. Растопыриваю пальцы в разные стороны и прикладываю их к волосам, как пьяный олень.

– Наша мама сегодня царица, на головке у мамы венок!.. – облегченно выкрикивает Дана.

Улыбка перестает быть приклеенной и начинает излучать мегаватты счастья. Вцепляюсь руками в волосы, делая вид, что отбрасываю от себя довольно упитанных вшей величиной с мышь. Соседи на всякий случай отодвигаются подальше.

– Наша мама не любит тяжелой прически – только время и шпильки терять! – переводит дочь мои действия окружающим.

Падаю вперед как подкошенная, едва успеваю подставить руки, чтобы не стукнуться о соседку.

– Упал… Кто-то упал. Лучик? Это лучик упал! – догадывается чтица.

Директриса в растерянности смотрит на меня. Агнию Барто она могла подсказать по памяти, но не Цветаеву.

– Тихий лучик упал сквозь березки на одну шелковистую прядь!.. – выкрикиваю я с места, наплевав на правила.

– А-а-а-а, я забыла-а-а-а! – Дана закрывает лицо подолом. Колготки немного съехали, майка выбилась, и на животе видны синяки от уколов.

– А-а-а! – подхватывает рев сестры Женька. Я бросаюсь к сцене, не обращая внимания на ноги сидящих.

– Опусти платье, не сморкайся в него! Что за девка! Все дети как дети, а ты вечно что-нибудь выкинешь. Да слезай же ты вниз!

– Гра-а-а-моту-у-у, – выла Дана, – не да-а-а-али!..

Я хочу бросить ее здесь, и пусть хоть обревется! Хочу схватить за волосы и постучать ей об пол. Хочу, чтобы она не плакала и ей не было больно.

Наученная горьким опытом общения с нами, директриса бросается к столу и спешно выписывает грамоту.

– Вы б сахар померили, – с великолепным снисхождением советует мама Илюши. Илюша сидит рядом с ней – в отглаженной рубашечке, с идеальной прической волосок к волоску и с идеальным сахаром. Он тоже диабетик, как и Дана. Но во всем остальном мы как ад и рай.

Выволакиваю детей из зала. В кулаке Дана сжимает грамоту, поднимая ее над головой, чтобы Женька не дотянулся.

– Вот вечно одни проблемы от тебя, когда уже повзрослеешь?! Скорей бы тебя в школу отдать, там в рамки-то вставят! Что ты орешь, как двухлетняя? Сколько раз говорить, что юбку задирать неприлично? А?

Дрожащими руками раскладываю глюкометр прямо на подоконнике. Выуживаю тест-полоску из коробочки. Когда мы впервые столкнулись с диабетом четыре года назад, глюкометр был непонятным и пугающим – аппарат, похожий на телефончик, которому надо скармливать каплю крови. Вставляешь тест-полоску, тычешь в палец специальным прокалывателем – и вуаля, узнаешь уровень сахара в крови. На этот раз он неплохой – 8 ммоль/л. У здорового человека этот показатель должен быть от 3,8 до 5,9 ммоль/л, но для нас целевой диапазон – от 4 до 8,8 ммоль/л.

Уровень глюкозы неплох, но это еще хуже. Значит, на сахар не свалишь. Моя дочь – невоспитанная, безголовая, инфантильная дура. Как жить с этой мыслью?

– Н-на, переодевайся! – Ботинки врезаются в пол с такой силой, что подпрыгивают. – Глаза б мои на вас не глядели! Собирайтесь, ну? Почему вы в своем зрелом возрасте не можете одеться самостоятельно?

Сдержать децибелы мне помогает только возможное присутствие Валентины, Илюшиной мамы. Она в любой момент может вплыть в коридор со своей высокомерной улыбочкой и фальшивым сочувствием. Приходится шипеть, а не орать. Авось не услышит.

На улице Дана старается задобрить меня рассказом:

– А я недавно историю сочинила. Надо ее записать, сделать книжку с такой толстой обложкой. Там будет написано «Приключения в сладком городе». И рядом: «Композитор – Дана».

О господи! И эта туда же.

– Стихотворение сначала до конца доучи, композитор!

Это моя мечта – написать великий бестселлер. Моя, а не ее! И именно из-за этого проклятого диабета я ее не осуществила. Наверное. По крайней мере, когда в это веришь, становится не так обидно.

Дома раздетые дети просачиваются в комнату, а я бросаюсь к компьютеру. Пока бестселлера нет, надо как-то продержаться: муж хоть и профессор, но зарплаты в вузе совсем не означают золотые горы. Тем более Жене уже три года, и он начал ходить в садик, так что я вполне могу работать, пусть и удаленно. Даже профессию себе нашла подходящую – копирайтер. Это почти то же самое, что журналист, – те, кто пишет тексты за деньги, только журналисты пишут для народа, а копирайтеры – для конкретного заказчика.

Я пошла на специальные курсы и уже выполнила два первых задания, они простые, предначального уровня, но все же я старалась – это у меня в крови. С детства была отличницей. В школе золотая медаль – не специально, просто так получилось. В университете – красный диплом. У мамы тоже медаль и диплом. И у бабушки – медаль… Короче, вы понимаете.