Биржа — Игра на деньги - Вершовский Михаил (лучшие книги онлайн .txt) 📗

И, конечно, здесь должен быть большущий жетон, значок номер один: «Я миллионер» или «Я такой проницательный, что мой портфель измеряется цифрой с семью нулями». Магия числа в миллион долларов и его доступности Любому и Каждому так велика, что книжки с названиями типа «Как я сделал миллион долларов» или «Ты тоже можешь сделать миллион» раскупаются, даже если практически ни о чем не рассказывают. Это самые опасные книжки из всех, написанных о бирже, потому что (а я их коллекционирую — как хобби) в такой книжке обязательно содержится какая-нибудь механическая формула. Неважно, кто вы такой и какими талантами вы обладаете. Достаточно раскрыть книжку на третьей главе — и вперед!

Но если вы поняли, что акция не знает, что вы ее владелец, то вы уже серьезно продвинулись в игре. Вы продвинулись, потому что теперь вы можете менять ваши решения и действия независимо оттого, что вы думали или делали вчера. Вы можете, как говорил мистер Джонсон, начинать без предварительных априорных идей. Каждый день — это новый день, который вносит в Игру новый комплект измеримых вариантов выбора. Теперь вы сможете достойно реагировать на биржевые качели, вы сумеете вовремя продать, примирившись с убытками, вы сможете позволить вашим прибылям расти, и даже ваши шрамы не будут зудеть, потому что вы не тешите свое самолюбие, а, стало быть, никаких шрамов у вас и нет.

Мне довелось знать людей, которые сделали приличные деньги — нередко миллионы — на бирже. Один из них — Гарри, который сколотил состояние, продул состояние, а потом сколотил его снова. Гарри действительно хотел иметь миллион долларов, и он его сделал. Я думаю, Линхарт Стернз был очень прав, когда сказал, что конечной целью инвестмента должно быть обретение покоя. И если вы думаете, что миллион долларов даст вам покой, то можете выбрать одно из двух. Во-первых, найти себе хорошего психиатра, который поможет вам понять, почему вы думаете, что миллион долларов принесет вам желанный покой. Это связано с лежанием на кушетке, припоминанием снов, беседами о ваших отношениях с матерью и оплатой услуг из расчета сорок долларов в час. Если курс лечения окажется успешным, вы осознаете, что вы хотите вовсе не миллион долларов, а то, что этот миллион долларов для вас олицетворяет: любовь, могущество, вашу маму или Бог знает что еще. После выписки вы снова можете заняться делами и больше ни о чем не беспокоиться, а обеднеете вы все лишь на количество часов, проведенных у психиатра, помноженное на сорок долларов.

Второй ваш выбор: двинуться к цели, заработать свой миллион долларов и обрести покой. В таком случае вы сможете иметь и миллион долларов, и искомый покой, и вам не нужно будет вычитать из дохода количество часов лечения, перемноженное на сорок долларов, — ну разве что вас очень уж будет мучить чувство вины.

Это выглядит подозрительно просто, и подвох тут действительно есть. Что если миллион долларов уже сделан, а покоя как не было, так и нет? А вы говорите, что будете об этом беспокоиться, когда до этого дойдет, а там уж вы с этим как-нибудь справитесь. Что ж, может быть, и так Деньги, вопреки распространенному мифу, чаще помогают людям, нежели их портят, уже хотя бы потому, что появляется больше возможностей. Опасность же заключается в том, что когда вы получите свой миллион, вы захотите иметь два, потому что на вашем значке-жетоне написано «Я миллионер», и это вы и есть, но тут вы внезапно замечаете, как много вокруг людей со значком «А я дважды миллионер!»

Я сразу должен признаться, что Гарри — не реальный человек. Точнее, он смесь подмеченных мной характеристик. Я говорю это потому что, когда эта поучительная история была напечатана впервые, появилось множество догадок о том, кто же такой Гарри, догадок, построенных с помощью старой истины о том, что Портфель Ценных Бумаг есть Отражение Человека. Мне звонили два разных Гарри. Один сказал, что я описал его пакет акций правильно, а его семейную ситуацию — нет. Другой сказал, что я негодяй, потому что на весь свет раструбил, как он проводит свой досуг, и вдобавок никаких акций, упомянутых мной, у него никогда не было. А совсем недавно я выпивал с важным корпоративным боссом в одной из дорогих манхэттенских забегаловок, и он сказал: «Ты знаешь, Гарри снова все умудрился вернуть». Он имел в виду какого-то другого Гарри, но когда я проверил, то понял, что в данный период на бирже все Гарри умудрились вернуть свое. Новых Гарри постоянно прибывает, а единственное их различие — это размер суммы на счете.

Проблема с Гарри не в том, что это проблема человека, который сделал, а потом потерял кучу денег, и даже не в том, что новые Гарри вылупляются буквально сейчас, чтобы сыграть ту же роль в будущем месяце или в будущем году. Проблема выходит за пределы самого Гарри и за пределы Уолл-стрит. Это нечто вроде вируса, которым заразилась вся страна, когда индивидуальность определяется не тем, насколько крепко сшиты сапоги или насколько хорошо спета песня, а суммой цифр, выдаваемой арифмометром. Обычно мы слышим от арифмометра только о триумфах, но кто цифирью живет, от цифири и погибает, а это очень неутешительно, когда надгробную эпитафию вам тоже отстукивает арифмометр. Может быть, измерение человека его положением на рынке есть одна из казней нашего времени, но если бы какой-нибудь ученый объяснил нам, почему так происходит, мы узнали бы о себе гораздо больше.

Я увидел его в баре отеля «Карлтон» — человека, который был легендой моего поколения на Уолл-стрит. Правда, он не выглядел, как легенда. Он выглядел как просто человек в четко подогнанном костюме, лысеющий, поджарый, мрачный тип, ищущий истину на дне стопки виски. Может быть, все легенды проходят через такой этап, а Пол Хорнунг и Кассиус Клей до него еще просто не добрались. Гарри сидел и гонял соломинкой кубики льда в стакане. Я не видел его несколько лет, поэтому подошел и поинтересовался, как дела. Он не прекратил гонять свои льдинки, а просто сказал: «Я снова умудрился это сделать». Я не понял. Что он снова умудрился сделать? Я ведь очень давно его не видел. На этот раз он прокричал свой ответ, и радостное жужжание в баре смолкло, а все головы повернулись в нашу сторону

— Я снова умудрился это сделать! Я снова умудрился это сделать!

Гарри вытащил из кармана полоску бумаги — калькуляторную ленту. На ней было полно красных пометок, а цифра в конце гласила: «00,00». Тогда до меня начало смутно доходить, что сделал Гарри: он расстался на бирже со своим миллионом, что второй раз привело его к той же точке, с которой он начал, — к отметке «00,00».

— Я прогорел, — сказал Гарри.

Мне было жаль это слышать, но, пытаясь его развеселить, я сказал, что «прогорел» для него не terra incognita, он там уже был. Я хотел узнать, что еще поделывает Гарри, с кем видится, что читает, что думает о положении на бирже. Но все, что мог делать Гарри, это без конца шлепать калькуляторной лентой по стойке бара и повторять: «Прогорел». Он ни с кем не виделся, он ничего не делал, все его силы уходили на то, чтобы сбрасывать одеяло и выползать из постели по утрам. Когда я возразил, что на Уолл-стрит занавес поднимается каждый день в десять утра, открывая новое представление, Гарри тут же заткнул меня и повторил: «Прогорел». Похоже было на то, что прогорел не только его банковский счет, но прогорел и сам Гарри, как прогорают люди после увольнения или развода, люди, которые каким-то образом лишились своей идентификационной карточки ^[2], когда соревнование между идентичностью и тревожностью было начисто выиграно последней, а эго растерто в порошок. Бесполезно уговаривать таких людей смотреть на жизнь иначе. С таким же успехом можно обучать паралитика ходить, убеждая его выдвигать вперед сначала одну ногу, а потом другую.

— Сейчас я должен принять одно решение, — сказал Гарри, — и я подумал, что это хорошо, потому что если ты способен принять одно решение, то сможешь принять и все последующие. Главное решение сейчас это жить или не жить. Так ведь, кажется, выразился Камю?