Всех убрать! - Кварри Ник (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗

Эл Конрой (Ник Кварри)

Всех убрать!

Глава 1

— У нас есть старинная пословица, — сказал дон Массимо Виджиланте. — Tra la legge e la Mafia, la piu temibile non e la legge.

Двое из бывших с ним в тот вечер гостей поняли. Дон Массимо повернулся к трем остальным:

— Это означает: закона бойся меньше, чем мафии.

Говорил он очень тихо, однако гости впитывали значение каждого произносимого им слова. Тихая речь человека могущественного способна оказать гораздо большее воздействие, нежели громкий крик какого-нибудь заурядного индивида. А дон Массимо, которого в дни его молодости прозвали Макс-Мясник, заправлял в одном из самых видных семейств мафии — филадельфийском.

Дон Массимо был коренастым коротышкой чуть за пятьдесят с крепкими короткими руками и ногами. Изборожденное глубокими морщинами лицо покрывал густой загар — результат частых поездок и отдыха во Флориде. Всегда, даже в помещении, он носил очки с темными стеклами, ставшие чем-то вроде маски. И ссылался на то, что глаза стали слишком чувствительны к свету.

Возможно, глаза его и были чувствительны, зато этого никак нельзя было сказать о его сердце.

Когда дон Массимо впадал в ярость, его губы, обычно и так поджатые, превращались в одну тонкую твердую линию. Но сейчас он выглядел совершенно иначе. Для гнева не было причин. Дело, в связи с которым должна была собраться федеральная комиссия, лично ему ничем не угрожало.

Комиссия должна была собраться для того, чтобы изучить показания четырех свидетелей, видевших, как Джо Дель Бино — телохранитель дона Массимо — убил человека. Убийство произошло на почве личной неприязни и не имело никакого отношения к делу. Не приходилось опасаться и того, что Дель Бино попытается в обмен на мягкий приговор дать показания против дона Массимо. Тот не был идиотом.

Однако страх не был единственным оружием, которое дон Массимо использовал для укрепления своей власти. Имелась и такая вещь, как верность. Его люди знали, что смогут обратиться к нему за помощью и защитой. И время от времени — такие случаи выбирались им тщательно и обдуманно — он вытаскивал своих людей из самых критических ситуаций.

Дон Массимо чуть подался вперед, ссутулив плечи. Глаза, укрытые за темными очками, пристально смотрели на гостей. Барабанившие по столу пальцы сжались в два крепких кулака. На загорелой коже проступили отметины от давних шрамов.

— Возможно, эти четверо свидетелей никогда не слышали такой пословицы, — продолжал он. — Однако завтра утром её смысл дойдет до них в полной мере. По крайней мере, до троих. Четвертому все уже будет безразлично.

Джордж Маккормик обитал в скромной квартире на десятом этаже жилого дома в северо-западной части Филадельфии. В половине второго ночи он ещё не спал, а, развалившись в кресле, смотрел по телевизору кино. Повестка приглашала его в суд на девять утра, однако волнение не давало заснуть.

Маккормик тщетно уговаривал себя, что нет никаких оснований волноваться. Точно так же, как и трех других свидетелей, которым предстояло давать показания против Дель Бино, его круглосуточно охраняли вооруженные федеральные агенты. Двое, дежуривших этой ночью, как раз смотрели телевизор вместе с ним. Шторы были задернуты, чтобы не дать шанса снайперу с крыши соседнего здания, а входная дверь заперта на засовы. В восемь утра на смену этим охранникам явятся двое других и проводят его до здания суда, где его показания должна выслушать федеральная комиссия.

Итак, Джордж Маккормик был надежно защищен и весьма уютно устроился в хорошей компании.

Один из федеральных агентов покосился на часы. Каждую ночь в это время он выходил купить кофе и сэндвичей в баре на углу. Сейчас он потянулся, поднялся и спросил, кто чего хочет к кофе. Коллега попросил принести яичницу с беконом на ржаном хлебе, без салата. Джордж Маккормик не хотел ничего — его пучило.

Агент набросил куртку, чтобы прикрыть торчащий подмышкой пистолет, и вышел. Тщательно заперев дверь ключом снаружи, он в лифте спустился на первый этаж.

Теперь Джорджа Маккормика охранял лишь один полицейский. Звали его Гарри Ларсон, и до пенсии ему оставалось меньше трех лет. Сын его заканчивал последний курс университета.

Ларсон с женой напряженно трудились всю жизнь, во всем себе отказывая, лишь бы сын мог продолжать учебу. Однако всех их сбережений хватило только на четыре года. А отпрыск, чьим прилежанием и успехами они так гордились, страстно желал получить диплом врача. Как же мог Ларсон признаться, что у семьи нет денег, чтобы обеспечить сыну то будущее, которое он избрал и которого так заслуживал...

Без двадцати два Ларсон зашел в ванную, закрыл за собой дверь и принялся мыть руки.

Спустя минуту Сэм и Пит Стеллано ключом открыли дверь. Оба брата отличались чрезвычайно мощным сложением, но особенно крупным был Пит — шесть с половиной футов роста и триста тридцать фунтов костей и мускулов. Одной рукой он смахнул Джорджа Маккормика с кресла, прежде чем тот вообще заметил их появление. Маккормик успел лишь слабо пискнуть, но его тотчас заглушила огромная ладонь Пита Стеллано.

Ларсон из ванной услышал этот писк, однако продолжал мыть руки, избегая смотреть на свое отражение в зеркале.

А в гостиной Сэм Стеллано отдернул штору и во всю ширь распахнул окно. Пит Стеллано поднес Маккормика к окну, высунул его наружу и разжал руки.

У Ларсона ушло добрых тридцать секунд, чтобы вытереть руки. Когда он вышел из ванной, братьев Стеллано и след простыл. Он подошел к окну и наклонился, чтобы посмотреть на людей, собравшихся вокруг тела. Труп плавал в луже крови прямо посреди улицы, девятью этажами ниже. Ларсон поспешно выскочил из квартиры и в лифте спустился на первый этаж.

Когда он появился, его совершенно остолбеневший напарник склонился над телом Джорджа Маккормика. Потом выпрямился и пристально взглянул на Ларсона:

— Какого дьявола?..

— Я ничего не знаю, — заявил Ларсон. — Я был в ванной. Должно быть, он открыл окно, чтобы проветрить комнату... и выпал.

Напарник продолжал в упор его разглядывать.

— Как это... выпал?..

— Ну, или прыгнул, — отрезал Ларсон. — Входную дверь ты сам запер на ключ. Других возможных объяснений я не вижу.

Было всего лишь без десяти два.

А в начале третьего трем оставшимся свидетелям позвонили. И собеседник, который не назвал себя, посоветовал им до заседания комиссии послушать утренние новости. Возможно, это поможет им составить представление об ужасающих несчастных случаях, которые могут случиться с гражданами, чересчур заботящимися о благе общества... либо с их близкими...

На следующий вечер в теленовостях показывали, как сияющий Джо Дель Бино выходит с заседания комиссии, где с него только что сняли все обвинения. Он широко улыбался телеоператорам и поднимал два пальца в форме буквы "V" — символ победы. Обвинения против него пришлось снять, поскольку три свидетеля в один голос заявили, что не в состоянии официально опознать его как человека, совершившего виденное ими преступление.

Помня про существующие законы о клевете, телекомментатор никоим образом не осмелился сопоставить отказ трех оставшихся в живых свидетелей от прежних показаний со странной смертью Джорджа Маккормика. Он предусмотрительно остерегся даже хоть как-то комментировать обстоятельства его гибели. Та явно не могло быть ничем иным, кроме как нелепым несчастным случаем, либо же следствием необъяснимого внезапного решения свести счеты с жизнью.

С особым интересом эти новости прослушал человек по имени Кармино Паннунцио. С искаженным от гнева лицом он восседал в большой гостиной своей квартиры в пентхаузе на самом верху одной из самых высоких новостроек Балтиморы.

Старик выглядел ещё старше, чем его сверстники того же возраста. Казалось, за один последний год его внушительный скелет уменьшился в размерах, а живой взгляд черных глаз ещё сильнее подчеркивал болезненный вид лица с заострившимися чертами. Пожираемый раком, он знал, что обречен. Но упрямо отказывался позволить болезни или сознанию неотвратимости кончины лишить его человеческого облика или заставить изменить свои привычки. По-прежнему он каждый день спускался в контору этажом ниже и управлял оттуда своей финансовой империей, как будто твердо вознамерился не выпускать бразды правления из рук по меньшей мере ещё добрую сотню лет.