Наемный убийца - Грин Грэм (книги бесплатно без регистрации .txt) 📗
Очень деловой, отчетливый голос – такому весьма пошли бы пенсне, крахмальный воротничок и редкие светлые волосы – ответил:
– Но я, разумеется, должен все это обдумать.
– Пойдемте посмотрим наверху.
Слышно было, как они прошли через холл и стали подниматься по лестнице. Агент по продаже недвижимости говорил не переставая. Ворон сказал:
– Буду стрелять, если вы…
– Тихо, – прошептала Энн. – Молчите. Слушайте. У вас с собой эти деньги? Дайте мне две бумажки. – И когда он заколебался, Энн сказала: – Надо рискнуть.
Агент и мистер Грейвс были сейчас в самой лучшей в доме спальне. Агент говорил:
– Только представьте, мистер Грейвс, эту спальню с мебелью, обитой вощеным ситцем и с такими же занавесями.
– А стены? Звукоизоляция хорошая?
– Звукоизоляция по новой технологии. Вот закройте дверь. – Дверь захлопнулась, и голос агента, тоненький, отчетливо слышный, продолжал: – Теперь в коридоре вы не услышите ни звука. Эти дома специально строились для людей семейных.
– Ну что ж, теперь я хочу посмотреть ванную комнату, – сказал мистер Грейвс.
– Не двигаться, – угрожающе предупредил Ворон.
– Ох, да уберите вы это, – сказала Энн, – будьте самим собой. – Она закрыла за собой дверь ванной и прошла к двери спальни. Дверь открылась, и агент, тотчас же приняв галантный тон человека, хорошо известного во всех барах города, произнес:
– Смотрите, какой приятный сюрприз!
– Я шла мимо, – сказала Энн, – и увидела, что дверь открыта. Я хотела прийти поговорить с вами, но не предполагала, что вы встаете так рано.
– Для молодой дамы я всегда готов быть там, где ей угодно, – сказал агент.
– Я хочу приобрести этот дом.
– Постойте, постойте, – сказал мистер Грейвс, молодой старичок в черном костюме, чье бледное лицо и раздраженный тон вызывали в уме образы плохо умытых детей в затхлой и тесной спальне и вечный недосып. – Нельзя же так. Я ведь уже осматриваю этот дом.
– Но мой муж послал меня купить этот дом.
– Но я первый пришел сюда.
– Вы его купили?
– Нет, я хочу сначала его осмотреть, вы понимаете?
– Вот, – сказала Энн, показывая агенту две пятифунтовые бумажки. – Теперь все, что мне остается сделать, это…
– Поставить подпись вот здесь, где пунктирная линия, – ответил агент.
– Дайте мне время, – попросил мистер Грейвс. – Мне нравится этот дом. – Он отошел к окну. – Мне нравится вид отсюда. – Бледное лицо было обращено к искалеченным полям: они тянулись под серыми лентами тумана к горизонту, заставленному кучами шлака. – Совсем как в деревне, – продолжал он. – Жене и детям будет здесь хорошо.
– Мне очень жаль, – сказала Энн, – но видите, я готова заплатить и поставить свою подпись.
– А рекомендации? – спросил агент.
– Я принесу их в контору после обеда.
– Давайте я покажу вам другой дом, мистер Грейвс. – Агент тихонько рыгнул и извинился. – Я не привык заниматься делами до завтрака.
– Нет, – сказал мистер Грейвс, – если я не могу купить именно этот дом, я вообще отказываюсь что бы то ни было покупать. – Бледный и расстроенный, он упрямо стоял посреди самой лучшей в «Сонном Угалке» спальни, бросая вызов судьбе, вызов, который – он знал это из долгого и горького опыта – никогда ни к чему хорошему не приводил.
– Что ж, – сказал агент. – Этот дом я не могу продать вам. Кто первый пришел, того первым и обслужим.
Мистер Грейвс произнес: «Всего хорошего», и понес свою жалкую слабогрудую гордость вниз по лестнице; он, по крайней мере, мог утешаться тем, что если постоянно и опаздывал получить желаемое, то хотя бы не соглашался на суррогаты.
– Я пройду с вами в контору прямо сейчас, – сказала Энн, беря агента под руку и поворачиваясь спиной к ванной комнате, где с потемневшим, осунувшимся лицом стоял в ожидании человек в черном с пистолетом в руке. Они спустились по лестнице в холодный пасмурный день; серый влажный воздух показался ей сладостным, словно воздух солнечного лета, потому что она снова была в безопасности.
Что сказал Аладдин, Когда прибыл в Пекин?
Выстроившись в длинный ряд, девушки послушно семенили ногами, наклоняясь и хлопая ладонями по коленкам, с усталой энергией повторяя: «чин-чин». Они репетировали уже пять часов подряд.
– Так не пойдет. Искры нет. Сначала, пожалуйста.
Что сказал Аладдин…
– А скольких они уже зарезали? – спросила Энн тихонько. – Чин-чин.
– О, с полдюжины.
– Я рада, что приехала в последний момент. Две недели такой пытки! Нет уж, благодарю покорно.
– Неужели нельзя вложить в то, что вы делаете, хоть каплю Искусства? – вопрошал режиссер. – Где ваша гордость? Это вам не какая-нибудь дешевая пантомима.
Что сказал Аладдин…
– Ты выглядишь выжатой как лимон, – сказала Энн.
– Ты тоже не лучше.
– Тут у вас столько разного случается, прямо калейдоскоп какой-то.
– Еще раз, девочки, и перейдем к сцене с мисс Мэйдью.
Что сказал Аладдин, Когда прибыл в Пекин?
– Ты иначе запоешь, когда пробудешь здесь недельку-другую.
Мисс Мэйдью сидела боком в первом ряду, положив ноги на соседнее кресло. На ней был костюм для гольфа – из твида, – и выглядела она так, будто только что явилась с поля для игры или с охоты на куропаток в заросших травою угодьях. По-настоящему ее звали Биннс, а папочка у нее был лорд Фордхэвен. Она произнесла тоном проникновенным и аристократичным, обращаясь к Альфреду Блику: «Я заявила, что не хочу быть представленной ко двору».
– Что за тип сидит в последнем ряду партера? – шепотом спросила Энн. Человек казался ей со сцены всего лишь тенью.
– Не знаю. Не бывал здесь раньше. Думаю, из тех, кто дает на спектакль деньги. Хочет рассмотреть нас получше. – Руби передразнила воображаемого мецената: «Не познакомите ли меня с девочками, мистер Коллиер? Мне хочется поблагодарить их: они так стараются сделать все для успеха спектакля. Как насчет того чтобы пообедать вместе, детка?»
– Прекрати болтовню, Руби, и поживей, – сказал мистер Коллиер.
Что сказал Аладдин, Когда прибыл в Пекин?
– Хорошо. Достаточно.
– Простите, мистер Коллиер, – сказала Руби, – можно задать вам один вопрос?
– А теперь, мисс Мэйдью, ваша сцена с мистером Бликом. Так что вы хотели узнать, Руби?
– Что же все-таки сказал Аладдин?
– Я требую дисциплины, – сказал мистер Коллиер, – и собираюсь добиться дисциплины.
Он был довольно мал ростом, с волосами цвета соломы и яростным взглядом. Срезанный подбородок не украшал и без того малоприятное лицо. Он постоянно оглядывался через плечо, словно страшился, что кто-то готовится напасть на него сзади. И он вовсе не был хорошим режиссером. Назначением в этот театр он был обязан такому количеству «нажатых кнопок», что и не перечесть. Кто-то должен был некую сумму денег некоему лицу, у которого имелся племянник… Но мистер Коллиер не был этим племянником: цепь случайностей тянулась дальше и дальше, до тех пор пока не дотянулась до мистера Коллиера. Одним из звеньев являлась и мисс Мэйдью, но цепь тянулась так далеко, что невозможно было не запутаться. И возникало ни на чем не основанное предположение, что мистер Коллиер скорее всего получил это место исключительно благодаря своим достоинствам. Мисс Мэйдью не претендовала на что-либо подобное. Она постоянно публиковала в дешевых журналах для женщин коротенькие статейки под названием «Упорный труд – единственный ключ к успеху на сцене». Она закурила новую сигарету и спросила:
– Это вы мне?
Потом снова обратилась к Альфреду Блику, одетому в смокинг, поверх которого была накинута вязаная шерстяная шаль красного цвета:
– Я просто не хотела всего этого… всех этих королевских чаепитий в саду.
Мистер Коллиер произнес:
– Никто не уходит из театра, пока я не скажу, – и нервно оглянулся через плечо на толстого господина, выдвинувшегося поближе к свету из тьмы партера. Толстяк явно был одним из бесчисленных звеньев цепи, вытянувшей мистера Коллиера в Ноттвич, на это ответственное место у режиссерского пульта, в этот вечный страх, что никто его не уважает и никогда слушаться не будет.
