Директива – уничтожить - Нестеров Михаил Петрович (книга жизни .txt) 📗
– Нет, Антон, – Юлька покачала головой, – ты какой-то ненормально мощный. Я просто не представляю, как можно унизить такого здорового.
– Меня не унижали, здесь совсем другое. Если бы не обстоятельства, я бы никогда не выстрелил.
– А убивать страшно? – наивно спросил Примус.
Антон долго молчал.
– Очень…
– Тебя расстреляют?
– Не знаю. Сейчас, во всяком случае, за мной охотятся.
– Ха! – Примус разошелся. – Он называет это охотой!
– Это его право так считать, – заметил Ромка. – Ты будешь сдаваться прямо в части?
– Нет, я хочу сдаться командиру роты, у него дома. Он живет не в военном городке, а в самом городе, на окраине. Я был у него два раза.
– Ну понятно, он боится самосуда со стороны товарищей.
– И этого тоже, – проговорил Антон.
Юлька села рядом с ним.
– Знаешь, я даже не представляю, как ты объявишься. С одной стороны, нужно иметь большое мужество, чтобы поступить так, а с другой… Хотя у тебя нет другого выхода. Ты боишься?
– Нет.
– Не храбрись, у меня самой поджилки трясутся.
– Ты точно решил сдаться? – осведомился Образцов. – Или еще сомневаешься?
– Точно.
– Как хочешь… Тогда мы сделаем вот что. Мы с тобой, Антон, примерно одинакового роста, я принесу свои шмотки, ты переоденешься, и мы всей бригадой поедем в Чапаевск. Проводим тебя до дома твоего командира. В толпе тебя никто не опознает.
Антон смотрел на Образцова недоуменно. Чего ради они помогают ему? Хотя ясно почему: Юля. Он надолго задержал взгляд на Сергее. Тот, коротко взглянув на него, опустил глаза.
– Меня даже затошнило, – скривилась девушка. – Даже не представляю, как ты будешь сдаваться.
– Когда поедем? – деловито спросил Примус. – Предлагаю прибыть в Чапаевск в сумерки.
– Ладно, – Образцов встал. – В пять часов вечера мы придем.
8
Ни Кравец, ни Рябов, ни кто-либо другой не знали, где сейчас находится Антон Никишин. Не знал этого и командир роты капитан Романов.
Он подошел к холодильнику и налил полстакана коньяку. Выпив залпом, на некоторое время задержал дыхание. Коньяк приятно обжег гортань и равномерно обволок стенки желудка. Вынув из коробки шоколадную конфету, Романов выпил еще.
Напиток на вкус был просто восхитительным. Сегодня рано утром к нему из Москвы приезжали гости, оставили подарок – бутылку армянского коньяка «Ахтамар» и блок сигарет с тем же названием; хорошие сигареты, темно-коричневого, почти черного цвета, гораздо лучше американских. Романов курил мало, можно сказать, баловался, а вот за сегодня у него ушла целая пачка. Правда, добрую половину у него «расстреляли» сослуживцы – те, с кем ему довелось понюхать пороху.
Взвод Романова прошел боевое крещение в апреле 1995 года под Бамутом. Пришел приказ выдвинуться на высоту и окопаться. Все спецназовцы в полной боевой экипировке, включая «эрдэшки» и разгрузочные жилеты «Шторм». Они здорово тогда потрепали чеченских боевиков, не позволив им спуститься в долину, где проходила операция спецвойск, но и боевики, обложившие их шквалом пулеметного огня, положили шестерых подчиненных Романова.
Случилось это вот как. Рядом с капитаном в начале операции лежал рядовой Кумачев, он вроде бы и голову-то не поднимал, но пуля снайпера, уходя в шею, отвалила ему полподбородка. Романов, крепко выругавшись, подозвал сержанта Сухотина.
«Достаньте эту суку!»
Они вдвоем спустили труп Кумачева, положив его под деревом. Остальные сменили позиции. Найдя надежное укрытие за группой деревьев, четыре разведчика зарядили автоматы трассерами и прикрыли Сухотина и еще двух товарищей. Чеченские снайперы, легко определив по яркому следу трассеров, откуда ведется интенсивный огонь, сосредоточили внимание на них. Сухотин с группой, быстро миновав простреливаемый участок, забросали кустистую высотку гранатами.
Снайпера убрали, но Сухотин остался лежать на высоте; к тому же огонь пулеметов накрыл прикрывающих, и еще трое не встали; младший сержант Бахметов, получив скальпированное ранение головы, умер от кровотечения…
Похоже, это была ошибка Романова, он отдал приказ, находясь в возбужденном состоянии, в порыве справедливой злости, на которую как командир не имел права.
Когда уходили и забирали убитых, бойцы старались не смотреть на Романова, а он еще долго слышал по ночам собственный голос: «Достаньте эту суку!»
Возвратившись, он даже не написал рапорт, хотя по совести, наверное, должен был сделать это. Под Сунжей он получил контузию, и его отправили в госпиталь.
…В квартире стало темно, свет Романов не включал. Подойдя к окну, он посмотрел в узкую полоску между шторами. Внизу прошла группа парней и девушка; она и еще один парень вошли в подъезд, остальные направились к следующему подъезду.
Романов плеснул в стакан, совсем как в американских фильмах, на два пальца коньяку. В горле шевельнулся комок, отдавая по слизистой горьковатым неприятным привкусом. «Изжога. Нужно выпить соды». Но в руках был стакан с коньяком. Он поднес стакан ко рту, однако жидкость вдруг выплеснулась на рубашку: капитан вздрогнул, услышав в прихожей звонок.
– Антон, почему я должна заучивать эти идиотские слова? Не проще ли будет, если я просто скажу, что я подруга Антона Никишина и что у меня есть о тебе сведения.
– Нет, ты должна сказать именно то, о чем я тебя прошу. Капитан немного нервный человек, его нельзя готовить к чему-то, надо сразу огорошить. Он откроет дверь, увидит меня и… все встанет на свои места. А если ты начнешь – «я подруга Антона, у меня есть сведения», он может занервничать и выйти на площадку с пистолетом. Он уже будет готов, понимаешь? Или вообще не откроет, а вызовет группу захвата. Мы же приехали сюда для того, чтобы я тихо сдался.
– Все-таки ты странный человек. Послушать тебя – трус трусом. Хорошо, я скажу, как ты хочешь. Мне кажется, что он не будет спрашивать «кто там?», а просто откроет дверь, когда увидит на площадке девушку.
– Уверяю тебя, что сегодня он обязательно спросит, кто там.
Они вошли в темный подъезд, Антон ступил на первую ступеньку. Юля удержала его. Глядя ему в глаза, она спросила:
– Больше мы с тобой не увидимся?
Антону не хотелось огорчать ее, но он сказал правду:
– Все зависит от того, как примет нас командир роты.
– Но он же не военный трибунал, тебя все равно осудят.
Антон твердил свое:
– Ты все хорошо запомнила?
Юлька, обиженно поджав губы, сказала «да».
Из почтового ящика квартиры № 8, где жил капитан Романов, торчал уголок белой бумаги. Антон осторожно вытянул его. Бумага оказалась агитационным листком, предлагающим проголосовать за депутата от фракции «Яблоко», баллотирующегося в органы местного самоуправления. Депутат на фотографии выглядел безупречно, на улыбчивом лице было все – молодость, ум, стремление и здоровье. «Мы умеем, вы можете. Что еще нужно?» – стояло в самом низу.
Юлька заглянула в листок.
– Я тоже такие по квартирам таскала, тысяч шестьдесят заработала за вечер.
Антон вернул листок на место и поцеловал Юльку в висок. Спустившись на несколько ступенек, он вжался в стену и высоко поднял голову. Юле стало невыносимо жаль его; сейчас выйдет из квартиры капитан, вызовет наряд или еще кого-то, и Антон навсегда уйдет из ее жизни. Видит Бог, ей этого не хотелось. Чтобы он ни сделал, происходящее казалось ей несправедливым. Она медлила и уже хотела спуститься к Антону, но он ободряюще кивнул головой: давай.
Вздохнув и позвонив в дверь, Юлька уставилась в черный зрачок дверного «глазка». Агитлисток выскользнул из почтового ящика и упал к ногам. Подняв бумажку, она бесцельно держала ее в руках.
Было похоже, что в квартире капитана никого нет, во всяком случае, свет там не горел, поэтому она вздрогнула, когда мужской голос за дверью спросил:
– Кто?
Юлька, растерявшись, забыла, что нужно говорить. Но и стоять молча было нельзя. Она краем глаза увидела, как пятью ступеньками ниже морщится Антон. Секунда промедления тянулась вечно.
