Сердце льва - Вересов Дмитрий (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Ты знаешь край, тот, где цветёт лимон…
А в цирке-то оно попроще было, без всяких там…
Зато и бедней несказанно…
Мысли в голове солдата подобны булыжникам в его ранце…
Что может быть вкуснее запечённого обезьяньего юзга…
Нефритовый ларец в форме гроба…
Предписание доставить вас, товарищ Дзюба…
Товарищ Дзюба, товарищ Дзюба!.. М-м-м…
Епифан резко открыл глаза. Девичья ручка с алыми ноготками теребила его за плечо.
— На ужин опоздаете, товарищ Дзюба… Да вредно спать на закате, врачи не советуют…
— А что врачи советуют делать на закате? Он улыбнулся, перевёл взгляд с младенческой перетяжечки на пухлом запястье на кудрявую прядку, выбившуюся из-под накрахмаленного кокошника. Дева хихикнула.
— Кто ж ты будешь, красавица?
— Горничная. Галей кличут…
— И откуда ты такая?
— Я-то? Вологодские мы… Он посмотрел ей в глаза — взрослые, прозрачные, бесстыжие.
— Ну иди ко мне Галя Вологодская… На ужин он при всем при том успел. Благоухая «Шипром», спустился в гостиничный буфет. С приятным удивлением отметил и крахмальные скатерти на столах, и замысловатое меню, и улыбчивых подавальщиц, а главное, смехотворные цены.
После ужина, тяжёлый и добрый, Дзюба несколько грузно поднялся к себе, задумчиво закурил и принялся бесцельно слоняться по номеру.
Это был так называемый «полулюкс» — гостиная, спальня, просторная прихожая, — обставленный с вычурной помпезностью послевоенного мебельного ренессанса.. Рисунок обоев был аляповат и ярок, картины в тяжёлых позолоченных рамах воскрешали прошлое, революционное, не такое далёкое.
Центральное место занимало полотно «Октябрь», монументальное, размерами два на три метра. Сюжет был общеизвестен — заложив большие пальцы рук за жилетные проймы, вождь с башни броневика устремлял народные массы в светлое коммунистическое будущее. Революционная толпа, ликуя, с жадностью внимала Ленину и, подкидывая в воздух папахи и треухи, готовилась идти в свой последний и решительный бой. На переднем плане из люка броневика высовывалась голова механика-водителя, в котором без труда угадывался Никита Сергеевич Хрущёв.
Тим (1977)
На стадионе было всего вдоволь — лёгкого весеннего морозца, солнечного денька, пушистого, весело похрустывающего под ногами снега. Не хватало только наставника, главного физкультурника Гареева. Как явствовало из бумажонки на двери раздевалки, мастер спорта был плох, слёг то ли с гриппером, то ли с простудифилисом.
— Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт, — констатировал глубокомысленно Тим, глянул вопросительно на Ефименкова, волочащего бремя старосты на тощем сколиозном горбу. — Юра, что делать бум?
Тот как настоящий лидер сразу перевёл стрелки.
— Народ, что делать бум?
Свободное волеизъявление масс, как всегда, привело к разброду, фракционности и шатаниям.
— Пиво пить! — выдвинуло программу-минимум большинство и рвануло к ближайшему ларьку.
— С раками, — довело платформу до максимума меньшинство и отправилось в тошниловку, многократно проверенный оплот общепита.
А оппозиция в лице Тима, Ефименкова и группы сочувствующих раздобыла мяч и устроила товарищеский матч по футболу. В снегу на свежем воздухе до седьмого пота. Эх хорошо. Настолько, опоздали на следующую пару.
По прибытию в универ Тим первым делом cвернул в буфет. Взял двойную порцию сарделек с вермишелью и кашей, винегрет, селёдочку, бутербродов с колбасой, много хлеба, чай с коржиком, сел в уголке, густо смазал горчицей сосиску, истово, глотая слюни, трепетно нацелил вилкой и… вдруг услышал:
— Привет, молодое дарование! Не помешаю? Перед ним стояла рыжая комитетчица Тихомирова, буфера её, казалось, лежали на подносе и возбуждали аппетиты отнюдь не гастрономическогo свойства. И какого хрена ей тут надо — в буфетe все столы свободны? Ладно, будем посмотреть…
— Нисколько. Прошу. — Тим учтиво приподнялся, галантно сел и, сдерживаясь, по всем правилам хорошего тона, принялся неспешно жевать сардельку. — Очень рад.
А сам из-под опущенных ресниц с интересом рассматривал сотрапезницу. В движениях она была нетороплива, держалась чинно, несуетно, с достоинством. Сняла с подноса сметану и томатный сок, бережно вылила в тарелку, размешала, посолила, поперчила, покрошила хлеба и, ничуть не церемонясь, начала хлебать розовое месиво. С такой невозмутимостью, наверное, вели себя римские матроны в бане со своими рабами-бальнеаторами.
— Вкус необычайный, напоминает сок от помидорного салата, — перехватив взгляд Тима, комитетчица улыбнулась и превратилась из рабовладелицы в красивую смешливую девчонку. — Для желудочного сока хорошо. Хочешь?
А ларчик-то, оказывается, просто открывался. Тут заигрывают без пряников, при посредстве сметаны и томатного сока. Сочетаньице! От такой любви недалеко до поноса.
— Спасибо. — Тим перестал манерничать и с энтузиазмом оголодавшего занялся вермишелью — в знак дружбы готов поделиться винегретом, он тоже весьма хорош для перистальтики.
Слово за слово разговорились. Вспомнили лето, Белогорку, местный клуб в здании бывшей церкви, волнительные танцы до упаду. За приятной беседой время пролетело незаметно — съели все. Потешили и душу, и тело.
— Однако время. — Глянув на часы, Тихомирова превратилась в чопорную комитетчицу, подобрала губы и церемонно промокнула их салфеткой. — Ну, молодое дарование, спасибо за компанию. Вот, по всем личным вопросам, — вытащила ручку, черканула телефон, поднялась. — Звонить лучше вечером,
Словно маску надела.
«Ладно, мы тебе поставим личный вопрос. — Тим с задумчивостью посмотрел ей вслед, на ноги, крепкие, хорошей формы… — Девушка в красном, дай нам, несчастным, много не просим, палок по восемь».
Потом глянул на телефон, начёрканный на салфетке как раз под оттиском перламутрово напомаженных губ. Жила Лена где-то в Кировском районе, совсем неподалёку от него.
«II faut oser avec une femme», — считают французы: с женщиной надо быть смелым. В Италии говорят: «La donna e mobile», женщина непостоянна. У нас же — куй железо, не отходя от кассы. Тим позвонил Тихомировой на следующий день и без всяких там обиняков и изящных выкрутасов нахально напросился в гости. Купил восемьсот граммoв сметаны, трехлитровую бадью томатного сока, поехал.
Жила комитетчица действительно недалеко, в девятиэтажном доме напротив платформы «Дачное». Босая, в простеньком халате, без макияжа, она выглядела привлекательней, чем в институте — этакой вальяжной рыжеволосой ведьмой, отдыхающей от трудов праведных в уютном логове.
— О, мерси, — обрадовалась она сметане и томатному соку, похоже, больше, чем самому Тиму. — Очень кстати! У Тихона наконец-то прошёл понос, а я готовлю пасту по-пармезански, с копчёностями, томатная труя не повредит.
С этими словами она препроводила гостя на кухню, жестом указала на табурет и, присев на корточки, стала наливать сметану в маленькую плошку на полу.
— Тиша, Тиша, Тиша, кыс, кыс, кыс! Ступни у неё были маленькие, колени розовые, круглые, что без ошибки выдаёт в женщине характер ровный и добрый.
— Дрыхнет, наверное. — Лена встала, подошла к плите, где варилась паста, приподняла крышку. — Ещё не скоро. Пойдём, посмотрим пенаты.
Квартирка впечатляла. Не наша мебель, ковры, японская аппаратура, африканские маски на стенах, особом образом засушенная человеческая голова на подставочке — экзотика, черт знает что и с боку бантик. А вот кот был обыкновенный, чёрный, огромный, как подушка. Спал себе на японском телевизоре, нагло свесив поперёк экрана длинный хвост.
— Жутко умный, магический зверь, — Лена ласково потрепала хищника, вздохнула, и голос её предательски вздрогнул, — от бабушки остался.
— А это от дедушки? — Тим сделал соболезнующее лицо и кивнул на внушительную модель парусника, снабжённую бронзовой табличкой: «Любимомy капитану в день пятидесятилетия от команды, Семь футов под килем».
