Холодное солнце - Крестовский Евгений (чтение книг TXT) 📗
– А если очередной состав пойдет только через неделю или через месяц? – усмехнулся Бармин, считая, что разрушил замысел мужчины.
– Нет. Составы идут раз в три дня или что-то вроде этого. И вот почему. Это были два снимка, сделанные один за другим через три дня. И на обоих дешифрировались железнодорожные составы. На снимках, кстати, было указано и время, правда, московское… Скажи честно, ты ведь мечтаешь смыться отсюда?
– Я-то что! А вот ты почему до сих пор здесь?
– Я тут еще нужен, – улыбнулся мужчина. – И потом, живым меня отсюда не отпустят.
– А меня? – ухмыльнулся Бармин.
– Тебе что! Ты – не местный. Сегодня здесь, а завтра там, у себя в Поселке… Если доберешься до железки, – мужчина вновь говорил вполголоса, – и пробьешься на Материк, доставь посылку в Питер, одному человеку. Надеюсь, он будет на месте. Должен быть. Ты запомнил, как его найти? Имени его сказать не могу, потому что, если тебя сцапают, то все из тебя вместе с жилами вытянут. Отдашь ему сверток, скажешь, что от меня. Там будут нацарапаны кое-какие цифры, а выводы он сам сделает. И никуда не ходи. У «JJ» везде свои люди! Высунешься – тебе конец! Это дело можно раскрутить только через прессу. Власти его непременно замнут, а всех причастных в порошок сотрут. Только скандал сможет рассекретить Объект и дать нам шанс… Сделай, как я сказал, и ложись на дно. Имей в виду, как только разразится скандал, люди из «JJ» начнут тебя искать… Ты даже представить себе не можешь, какую бомбу повезешь на Материк!
«Наверное, дело было так, – Глеб пытался восстановить последовательность событий того вечера в чебуречной. – Юрий и тот, четвертый, изрядно выпившие, вышли поздно вечером из чебуречной, и на них напали. Несомненно, те самые охранники. Эти ребята не могли так просто отпустить их. Они избили обоих, Юрия и его приятеля. Нет… Не так. Ведь приятель не явился в милицию, чтобы заявить о нападении. Значит, этот драчливый „четвертый” ушел от них или они его упустили и всю злость переключили на Юрия, но перестарались – забили насмерть. Уже мертвого они отвезли его на окраину и сбросили с моста в реку. Кстати, материалы из его сумки они могли где-нибудь выбросить. А тот драчун, приятель из Сыктывкара, в этот момент ехал в аэропорт, ничего не подозревая…
Стоп! Приятель из Сыктывкара!
Не тот ли это парень, который некогда учился с Юрой в университете? Он, кажется, поехал по распределению куда-то в Коми. Значит, мог попасть и в Сыктывкар… Как же его звали? Кажется, Валера. Валера по прозвищу… Бандит. Точно, Бандит!»
Гардеробщик бросил ему на плечи плащ, и он вышел на улицу. Уже стемнело. По причине непрекращающегося дождя на улице было пустынно. Одиночные прохожие спешили спрятаться от непогоды. Мысли путались в голове Глеба. В конце концов всплыть на поверхность должно было главное.
Надо ехать в гостиницу. Там остались вещи…
Ах да, он обещал позвонить Ошоту и забрать прах Юрия!
Накинув на голову плащ, Глеб подбежал к телефонной будке. Когда он набрал номер потрошителя, на том конце провода моментально сняли трубку. Прозектор словно ждал звонка.
– Да-да, Глеб джан! А я тебе в гостиницу звоню! Слушай, дорогой, покупай коньяк, только настоящий армянский, и приезжай ко мне, я все уладил! – Голос Ошота сорвался на фальцет.
– Что все? – рассеянно спросил Глеб, думая о том, что услышал от официанта.
– Как что?! – удивился Ошот Хоренович. – Ты же сам хотел прах покойного? Я подготовил. Можно забирать… – прозектор волновался: он словно боялся, что Глеб, не выслушав его, положит трубку. – Тебе далеко ехать?
– На такси минут пятнадцать.
– Давай, дорогой! Я тут ради тебя горы свернул!
– Хорошо, сейчас приеду, – вяло ответил Глеб и повесил трубку.
Что это он так беспокоится о прахе? Ему-то какое дело? Или этот потрошитель – альтруист, чтобы сворачивать горы ради чьего-то там пепла?
Молодая женщина, почти девчонка, спасаясь от упругих дождевых струй, срывающихся с крыши, с визгом бросилась с тротуара в телефонную будку, где стоял Глеб. Сбросив с хорошенькой головы капюшон, она игриво спросила:
– Можно?
– Что можно? – не понял Глеб, с рассеянной улыбкой глядя на миловидное лицо.
– Постоять с вами. Насквозь промокла!
– Стойте! – Глеб немного посторонился.
– Спасибо! – мило улыбнулась девица и тут же прижалась к Донскому, не сводя с него плутоватых молодых глаз и словно говоря: «Правда, хорошенькая? Нравлюсь? Нравлюсь! Я не могу не нравиться!»
Донской улыбнулся и молча предложил девице свою согнутую в локте руку. Девица тут же обеими руками обвила ее.
– Меня зовут Вероника! – продолжая с интересом разглядывать Донского, сказала она. – А тебя?
– Глеб Александрович, – усмехнулся Донской и, видя, как девица удивленно подняла брови и надула губки, добавил: – Но можно просто Глеб!
– Куда пойдем? – деловито заговорила она, по-хозяйски беря ситуацию в свои руки. – Тут рядом есть прикольныи подвальчик: совсем не дорого и уютно, не то что в этой чебуречной. Я страшно хочу есть! – Ее глаза блестели. – И пить! – добавила она, обнажая крупные зубы.
– Мне надо к прозектору, – улыбнулся Глеб.
– К прозектору? – сморщилась Вероника. – Фу, противный!
Дождь лил как из ведра. У светофора стояли двое: он и она.
– Слушай, не ходи ты туда, пойдем лучше ко мне, – говорила она, прижимаясь к нему и вытягивая губы для поцелуя. Из-под шелкового платочка, повязанного у нее на шее, выбивались синие пятна кровоподтеков. – Что ты в него вцепился? Да пошли ты его и всю эту канитель!
– Сначала пусть отдаст, что должен!
– Он что, обязан тебе?
– Согласился, значит, обязан! Баков на сто я его опущу! – зло усмехаясь, говорил он, и теплые струи текли по его сухощавому угреватому лицу.
– Думаешь, он даст? – с сомнением спросила она, пряча от дождя лицо у него на груди и ежась в своем легком дождевике.
– А куда ему деваться!
– Дурак! – крикнула она. – Он тебе не будет платить! Я бы не платила!
– Будешь жадничать, потеряешь все! – насмешливо сказал он. – Он это понимает. Там такие дела творятся, такие бабки крутятся! Я буду дураком, если не воспользуюсь!
– Знаешь, ему дешевле сделать так, чтоб тебя вообще не было!
– Конечно, легче! Кто же платить хочет?
– А я бы на его месте… грохнула тебя!
– Не сможет! – засмеялся он. – Клятву Гиппократа давал!
– Ну и что ему клятва? Он ею себе давно задницу подтер! Ну и пусть они там дела крутят! Тебе-то какое дело? Ты же еще не покойник!
Ошот Хоренович положил трубку.
– Все, едет! – прозектор был взволнован. – Минут через пятнадцать будет.
– Он питерский? – Мужчина с гладким спокойным лицом спортсмена насмешливо смотрел на Ошота Хореновича, который не знал, куда ему деть свои пухлые руки с волосатыми пальцами. Этот насмешливый взгляд холодных глаз волновал его много больше, чем новенький ланцет или вдумчивое лицо жмура.
– Приехал из Питера, а загар южный. Загадочный субъект! И очень настойчивый: впился в меня, как майский клещ, развел тут целое следствие. Он что-то пронюхал о том покойнике. Помните? С костюмом у него, понимаете, неувязка. Говорит, в морг его в синем костюмчике доставили, а матери для опознания предъявили коричневый. Санитар ему об этом, видите ли, рассказал. Санитар этот – алкаш! Наврал ему с три короба за бутылку, а он и уши развесил. Я, честно говоря, как мог, разубеждал его. Думаю, он в конце концов согласился со мной. Отдам ему прах – и закрою это дело! Пусть успокоится! – говорил Ошот Хоренович, энергично размахивая руками.
– Успокоится? – усмехнулся гость прозектора. – Нет, он не успокоится. Кстати, кем питерский приходится тому, в костюмчике? Родственником?
– Говорит, что брат. Вот и пусть прах забирает.
– Прах… – Мужчина ухмыльнулся и встал.
Он был почти двухметрового роста и весьма плотного телосложения. Даже массивный Ошот Хоренович казался рядом с ним школьником.
