Рискнуть и победить (Убить демократа) - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Я был резко против такого решения.
— И после этого… — Он продолжал держать слово. Он понимал, что ребята, разведчики, тут ни при чем и что решение принимал не я. Не знаю, как бы я поступил на его месте. Право, не знаю. Хочу надеяться, что так же. Но не очень в этом уверен… — Почему он вообще решил уйти на Запад?
— После вторжения наших войск в Чехословакию. Пражская весна, если помните. Что я всем этим хочу сказать? Только одно. Полковник — человек, слову которого можно верить. И если он говорит: это серьезно — это действительно серьезно. Теперь вы разрешите мне включить запись?
— Включайте. Впрочем, еще секунду. Почему вы называете его полковником?
Насколько я знаю, он разжалован, лишен всех наград и заочно приговорен к смертной казни. Приговор не был отменен, просьбы о помиловании не поступало.
Какой же он полковник?
Профессор улыбнулся:
— Вот вы — политик. Если вас завтра назначат дворником, вы перестанете быть политиком? Нет. Просто вашей аудиторией будет не Госдума, а метлы и мусорные баки. Можно человека разжаловать, можно расстрелять. Но если он по духу своему полковник, а особенно полковник-разведчик, им он и останется. Даже мертвый. Из этой же категории и полковник Аарон Блюмберг. Это у него сейчас такая фамилия.
— А настоящая? — спросил Шишковец.
— Арон Мосберг.
— О Господи!
— Это одна из самых старых и уважаемых чекистских фамилий. Отец Арона был расстрелян, мать отсидела двенадцать лет, сам он воспитывался в специнтернатах для ЧСИР. Знаете эту аббревиатуру? Член семьи изменника Родины. У него могла быть блестящая карьера в КГБ. Просто феерическая. Он был самым молодым полковником в истории советской разведки. Но он выбрал другой путь. И я сейчас даже не могу сказать: к сожалению или к счастью.
Шишковец нахмурился. Профессор явно позволял себе лишнее. К тому же он все время вел свою линию в разговоре, легко игнорируя попытки собеседника перевести речь в другую плоскость. И это тоже раздражало Шишковца. Пора было наконец поставить Профессора на место.
— Давайте будем придерживаться общепринятых терминов, — мягко предложил он. — Мы можем как угодно относиться к деятельности этого Блюмберга или Мосберга, но для России, которая объявила себя правопреемницей Советского Союза, он — преступник, осужденный на смертную казнь за измену Родине. Воспримем это как данность. Вы меня поняли? И давайте больше не возвращаться к этой теме.
Профессор допил кофе, вынул из диктофона кассету, сунул ее во внутренний карман своего коричневатого, бугрящегося на крупных мосластых плечах пиджака. Потом вызвал дежурного, приказал:
— Линию с Москвой, срочно.
Он назвал номер линии. Шишковец знал этот номер. Это был прямой канал связи с одним из ближайших помощников президента.
— И билет до Москвы на первый утренний рейс, — продолжал Профессор. — В туристский класс. Спокойной ночи, Андрей Андреевич. Извините, что попусту вас потревожил.
— Вы хотите сказать, что улетаете в Москву?
— Да.
— Но… заседания Балтийского клуба не закончились. И вы должны… Профессор усмехнулся:
— Пытаюсь припомнить такой же дурацкий разговор за последние хотя бы года три — нет, не припоминается. Я вам, голубчик, ничего не должен. И вы мне ничего не должны. Не знаю, как у вас, а у меня кредитор всего один. Я должник России. И только. Ваше положение выше моего. И вы можете отдать мне приказ. Но сделать это сможете единственным способом. Обратиться к своему руководству, оно обратится к моему, а мое руководство, если сочтет нужным, отдаст мне приказ. Вот этот приказ я буду обязан выполнить. И никакой другой. Разумеется, кроме прямого приказа президента. Я пригласил вас на эту встречу, чтобы вы из первых рук получили информацию огромной, стратегической важности. Вас она не интересует. Что я могу сказать? Ничего. Полагаю, в Москве есть люди, которые менее озабочены собственными амбициями. А если таковых и там нет, мне придется уйти в отставку и с деревенской завалинки смотреть, как распадаются остатки того, что было когда-то великой Россией.
Шишковцу недаром прочили большое будущее. Он умел правильно оценивать ситуацию и быстро принимать решения. Он вдруг ощутил себя мальчишкой-первокурсником перед этим старым жилистым грифом, в котором чувствовались такая сила и уверенность в своих силах и правах, которым не было логического объяснения, но которые были основой этого человека. Более того, Шишковец ощутил, что такие люди, не мелькающие на телеэкранах и газетных полосах, не известные никому, — они-то как раз и есть настоящие властители государства, какие бы должности они ни занимали.
Они действительно служили России, верили в это, и эта вера давала им фактическую, а не назывную власть в стране. На их фоне даже самые известные и авторитетные политики выглядели не более чем марионетками, которых заставляет двигаться скрытый за кулисами кукловод. Одним из таких кукловодов и был этот жилистый, мосластый старик. И Шишковец понял, что сейчас решается его будущее. А в таких случаях уязвленное самолюбие плохой советчик, его лучше на время запрятать поглубже в карман.
Это Шишковец и сделал.
— Прошу меня извинить, — сказал он. — Я не придал должного значения срочности и серьезности вашего вызова. Я слушаю вас очень внимательно.
Профессор сунул в щель диктофона кассету и нажал кнопку «Play».
На хорах произошло какое-то движение, зажегся неяркий свет над органным пюпитром, прозвучали первые, не очень уверенные аккорды. Несколько минут Профессор и полковник Блюмберг молча слушали, потом Профессор спросил:
— Что это?
— Не знаю. Какой-то хоральный прелюд, скорее всего. Мне так и не хватило времени послушать серьезную музыку. Вам тоже?
— Да.
— Диктофон лучше вынуть и положить между нами на кресло. А то мой голос будет резаться, а ваш чрезмерно усиливаться. Зачем давать лишнюю работу расшифровщикам?..
Шишковец остановил запись.
— Диктофон? — переспросил он. — Откуда он знал, что вы записываете разговор?
Профессор только что не развел в стороны большими мосластыми руками.
— Даже не знаю, как вам ответить. Он просто знал, и все.
— У него был детектор? — предположил Шишковец.
— Какой детектор? При чем тут детектор? Ему не нужен никакой детектор. У профессионала такие вещи просто в крови, в генах. Вы же знаете, в какой момент выкрикнуть лозунг, чтобы его подхватила толпа?
— В общем, да.
— Вам нужен для этого детектор? Подсказчик? Нет. — Считая объяснение законченным и исчерпывающим, Профессор пустил остановленную Андреем Андреевичем запись.
"Профессор. Я не сомневался, что эта встреча состоится, как только увидел тебя в ложе прессы. Зачем тебе понадобился этот маскарад?
Блюмберг. Почему маскарад? Я экономический эксперт, мое агентство официально аккредитовано в пресс-центре Балтийского клуба. Я просто не мог игнорировать событие такой важности.
Профессор. Это твои телевизионщики пишут там все подряд?
Блюмберг. Да, я нанял эту группу.
Профессор. Зачем?
Блюмберг. Давайте не будем тратить на это время. Сами вы это прекрасно знаете, а тому, для кого предназначена эта кассета, объясните своими словами. Нет у меня никакого настроения читать лекции для ваших толстомясых боссов…"
«Толстомясые боссы» не очень понравились Шишковцу, но Профессор жестом попросил его не останавливать запись.
"Блюмберг. Встречный вопрос, коль уж мы затронули эту тему. Как вам удалось поставить на уши все контрольные телесистемы Германии? И меньше чем за сутки.
Понимаю: в Союзе, то есть в России, там довольно приказа. Но здесь, в чужой стране?
Профессор. Мы сотрудничаем. У нас много общих врагов. Наркотики, терроризм.
Блюмберг. Значит, под маркой поиска террористов вы и провернули это дело? На пару часов раньше — и вы бы меня засекли. Я как-то и сам не сразу понял, что происходит.
