Сармат. Любовник войны - Звягинцев Александр Григорьевич (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
— А когда, скажите на милость, наше начальство готово было подставиться ради людей, повинных или неповинных — все едино! — выключив фонарик, Алан решительно откинул плащ-палатку и несколько раз подпрыгнул, разминая затекшие ноги. — Даже если бы там было не пятьдесят человек, а пятьсот. Нет человека — нет проблемы.
— Зато у нас этих проблем становится все больше и больше, — Шальнов достал из кармана пачку сигарет, но, оглядевшись по сторонам, со вздохом сунул ее обратно. — Как же мне эта маскировка надоела!
— Ладно, хорош трепаться. Нам еще километров тридцать пять отмахать надо, чтоб на этих борцов за идею выйти, — подвел итог Сарматов. Проверив, хорошо ли приторочена поклажа, он оглянулся по сторонам, стараясь прикинуть маршрут. — За мной, бегом марш!
И вот обутые в армейские ботинки ноги мнут многолетний пружинящий ковер полуистлевшей листвы, тени бойцов мелькают между упирающимися в небо деревьями, распугивая разномастную мелкую тропическую живность.
— Как думаешь, командир, может, их уже и в живых нету? — спросил Шальнов, поравнявшись с Сарматовым. — Может, террористы их всех уже погрохали? Ну сам посуди, зачем им этот геморрой — тащить через все джунгли каких-то несчастных строителей и жен военнослужащих? Или это как тот самый чемодан без ручки: и тащить тяжело, и бросить жалко?
— Ну, вроде того, — откликнулся Сарматов, слегка замедляя шаг и то и дело оглядываясь по сторонам. — А вообще-то мы ведь уже обмозговали это со всех сторон. Заложники Савимби нужны? Нужны. А живы они главным образом потому, что за отрядом нет погони, верно?
— Правильно, — кивнул Силин. — Но ведь по всей стране объявлено чрезвычайное положение, мышь не проскочит.
— Ну с этим я бы поспорил, — ухмыльнулся Сарматов. — Сам посмотри — мы уже почитай сутки продираемся, а пока ни одного патруля не встретили. Почему?
— Ну так джунгли ведь, — Силин пожал плечами.
— В том-то и дело. Тут не то что мышь, тут стадо слонов, целая вражеская армия со всеми обозами пройдет, а никто и не заметит. И просто так убивать заложников Савимби тоже не с руки, пока они ему нужны. А кроме того, угроза заработать имидж кровожадного ублюдка даже в условиях такой дыры, как эта чертова Ангола, Савимби, наверное, все-таки пугает. Представляешь, сколько крика будет в Америке, если он убьет заложников? Вот если мы — это другое дело... Правильно я мыслю, нет?
Все же они погорячились, решив, что ничего необычного в этом тропическом лесу нет. В низине, в долине какой-то не названной на карте реки, заросли становились все гуще и гуще, приходилось прорубать себе дорогу тесаками. Прямо из-под ног выскакивала какая-то мелкая живность, в одном месте при виде непрошеных гостей подняли жуткий крик обезьяны и стали швыряться в бойцов полуспелым инжиром, и самое противное — с каждым шагом из кустов поднимались несметные полчища мошкары. Сумрачная звериная тропа вывела их к небольшой реке.
Здесь было прохладнее, от воды потягивало свежей влагой, шелестели по берегу какие-то жесткие, словно из жести сделанные, травы, где-то ниже, за поворотом, утробно ревели гиппопотамы, было даже слышно, как они плюхаются в воде... Ну и Африка, вот так Африка...
Алан, идущий впереди, вдруг предупреждающе поднял руку. Все беззвучно подтянулись к нему.
— Тут какая-то техника застряла, — сообщил Алан Сарматову. — Вот я и насторожился — мало ли что...
Со всеми возможными предосторожностями группа окружила испятнанные яркими камуфляжными кляксами родные армейские уазики, «козлы», как их кто-то когда-то презрительно-ласково окрестил. Людей рядом с машинами не было. Какие-либо следы человеческого пребывания тоже отсутствовали. По всему было видно, что машины попали сюда еще до наступления сезона дождей. Совсем вблизи стало заметно, что через кузова машин уже пробивается какая-то тропическая растительность, а сами они слегка покорежены пронесшимися здесь в сезон дождей бурями. Громыхала тщательно проверил все вокруг, нет ли где минных растяжек, но машины оказались даже незаминированными.
— Вот сволочи! — злобно сплюнул Бурлак сквозь зубы, заглянув в кабину ближнего вездехода. — Даже десяти тысяч километров на спидометре нету! Бензин кончился — вот и бросили. Тут еще оправдание какое-то есть: джунгли все-таки. А то ведь и на дороге бросают. Чуть сломалась машина — на фиг ее! Русские, мол, мудаки еще пришлют — интернациональная помощь называется. У них, у русских, всего много, да здравствует международная солидарность! К халяве, что говорить, и отношение халявное!
— Да ладно, уазики, даже танки вот так бросают на обочинах, — поддакнул Бурлаку Алан. — Честное слово, сам видел! Всего-то надо было трак натянуть, он бы и пошел. Ну как же! Станут эти борцы за свободу траки натягивать! Пусть он, танк этот, лучше сгниет, и хрен бы с ним! А приперлись бы мы сюда, как англичане или португальцы, вот тут бы эти придурки тот самый танк до блеска бы надраили, потому как сразу бы эти черномазые запомнили: те — белые — хозяева, а они — черные... ну, не слуги, бог с ними со всеми, но и не друзья. Я тебе танк продал, ты его купил, а не взял в подарок. Тогда бы уж точно, не только за собой — за нами бы все вылизывали!
— А тебе это надо? — удивился Сарматов. — Ну никак не ожидал я от тебя, Алан, таких расистских замашек!
— Мне-то не надо, — вздохнул Алан, захлопывая проржавевшую дверцу уазика. — Это я так, для примера. Ехали бы на машине — быстрей бы дело шло.
— Ну и ладушки. Раз нет машины, движемся по-прежнему на своих двоих. Самый надежный способ, между прочим. А ну, кончай, мужики, треп, идем дальше! — скомандовал Сарматов.
Бойцы углубляются в джунгли, а над несчастными, брошенными в чужой тропической глуши русскими «козликами» повисает прежняя тишина. Когда же человеческих шагов на тропе не стало слышно совсем, на машину опустилась стайка золотисто-зеленых бананоедов...
Наконец, когда сквозь густую тропическую растительность начал пробиваться жиденький солнечный свет, Сарматов отрывисто скомандовал:
— Все, ребята, баста, привал. Всем есть и спать. Часовые меняются через два часа! Через шесть часов идем дальше.
Бойцы устало повалились на землю, утирая обильный пот. Некоторые из них так вымотались, что заснули мгновенно, даже не перекусив. Поесть можно будет потом, на бегу, зачем сейчас тратить на это драгоценные минуты?
— Командир, сколько нам еще топать? — донеслось до Сарматова сквозь тяжелую пелену одолевающего его сна. — Километров двадцать, наверно?
— Наверно, — Сарматов пересилил желание просто закрыть глаза и отключиться. — Это ты, Андрюха? — спросил он.
— Ага, — Шальнов сунул ему в руку открытую банку мясных консервов. — На, пожуй, командир, а то, еще чего доброго, до финиша не добежишь.
— Спасибо, — Сармат начал вяло жевать, но вдруг обнаружил, что чертовски проголодался, и моментально умял содержимое банки.
— Слушай, командир, у меня к тебе вопрос один, — продолжал тем временем Шальнов. — Как ты думаешь, они, ну негры эти, к встрече с нами готовятся? Ну, рассчитывают они на то, что заложников может кто-нибудь освободить попытается?
— Думаю, что да. К чему-нибудь такому они точно готовятся. Тут, Андрюха, без парней из Лэнгли дело не обошлось. У меня на этих шакалов-цэрэушников просто нюх теперь развился.
— Смешно получается, — вздохнул Шальнов. — Америка, так рьяно защищающая демократию во всем мире, способствует самым что ни на есть оголтелым террористам. А мы, враги демократии, защищаем демократические выборы в чужой стране. И это мы, в чьей собственной стране этих самых демократических выборов уже шестьдесят с лишним лет как не было.
— Но-но, ты полегче, — притормозил его Алан.
— И до этого еще триста, — вмешался в разговор Бурлак. — Один только раз мы себе правителя сами выбирали. Это когда народное ополчение поднималось. Минина и Пожарского, помните?.. Тогда первого Романова выбрали.
— Да-а, — усмехнулся Сарматов. — Потом еще аж целых четыре раза с государственными Думами попробовали, но не понравилось. Не пошло. Вот и разогнали их к чертовой матери. Что тут скажешь, скифы, дикий, варварский народ. Нам демократия ни к чему, нам вождя и учителя подавай. А у других мы демократию поддержим, как же, нам за чужую демократию своей кровушки не жалко.