Сармат. Смерть поправший - Звягинцев Александр Григорьевич (читать книги полные .txt) 📗
— Аркашья, ти уверен проникать за забор? — с сомнением спросил пассажир — высокий белобрысый мужчина в кожаной куртке с надвинутым на глаза капюшоном. — Часовой стреляй, Лубянка международный скандал делай...
— Не дрейфь, Эд! — снисходительно усмехнулся худосочный. — Даже если они там видюшники поставили, то все равно в таком дожде хрен что заметят.
— О'кэй! — кивнул пассажир и, приготовив фотоаппарат к съемке, вслед за худосочным шагнул к дыре в заборе.
Струи дождя заливали линзы прожекторов на вышках, высвечивающих площадку с двумя мощными погрузочными кранами «КАТО». Из бетонных подземных ангаров в сизом выхлопном дыму один за другим выползали окрашенные в желто-коричневые цвета пустыни приземистые танки и на полном ходу подкатывали к кранам. Такелажники сноровисто цепляли их крюками и давали крановщикам отмашку:
— Мало-помалу вира!..
Повисев несколько минут на тросах, танки с лязгом опускались в полувагоны с металлическими бортами, которые бригада плотников тут же наращивала досками-горбылинами. После этой операции, промокшие до нитки солдаты-танкисты укрывали вагоны полотнищами мокрого каляного брезента. Громыхнув буферами, состав осаживал назад, и очередные пустые вагоны скрывали за своими бортами грозные приземистые машины...
— Охота тебе, командир, ночь торчать под дождем! — крикнул в ухо наблюдающему за погрузкой Савелову полный человек в брезентовом плаще, катающийся, как шар, по погрузочной площадке. — Я технику по всей форме сдал, ты по всей форме принял, подписи и печати на месте, так что иди в мой кабинет и придави до утра.
— Ничего, Иван Митрофанович, к дождям и морозам я привыкший, — улыбнулся Савелов. — Чего не интересуешься, куда твоя техника предназначена?
— А мне зачем?.. Мне чтоб подписи и печати были, а там хоть в Африку ее, хоть в переплавку...
— Успеть загрузить бы до утра.
— Чин-чинарем погрузим и соломкой укроем, чтоб не простудились... Ха-ха-ха!.. На запасных путях подержим до вечера, а там забирай ее куда тебе надо... Сколько этих цыплят желтобрюхих мои орелики отсюда к вам в Афган отгрузили, не упомнить!..
— Там она до сих пор по ущельям разбросана...
Договорить Савелов не успел — со стороны ангаров донесся резкий вой сирены, потом, совсем близко, раздался топот солдатских сапог и отчаянный крик:
— Стой!.. Стой!.. Стрелять буду!.. Темноту в стороне забора разорвали стрелы трассирующей автоматной очереди, и скоро появился наряд солдат, толкающих перед собой человека в дождевике, с нахлобученным на глаза капюшоном.
— В кустах, сука, сидел, тащ полковник. Фотографировал, тащ полковник. По вспышке засекли, — доложил старший наряда — скуластый сержант полному человеку. — Мы ему, стой, а он, мол, не имеете права, и слово еще какое-то... Совки, мол, вы зачуханные, тащ полковник...
— Двое их было, — добавил второй солдат. — Второй, как козел, через забор сиганул и в лесополосу, а этот в кустах запутался...
— Обыскать! — рявкнул полковник.
Из-под дождевика задержанного солдаты извлекли два фотоаппарата со вспышка — ми и любительскую видеокамеру. Полковник, передавая Савелову аппаратуру, наткнулся на его хмурый взгляд:
— Отродясь в «Запретку» никто не проникал! — виновато пробормотал он. — Мне, блин, перед пенсией «несоответствия должности», блин, как раз не хватало...
Из нагрудного кармана задержанного солдаты вытянули паспорт и журналистское удостверение. Проглядев документы, Савелов резко спросил:
— С какой целью вы оказались в запретной зоне?
— Я фоторепортер Аркадий Колышкин! — с апломбом выкрикнул задержанный. — У меня задание редакции!
— Какой редакции?
— В командировочном удостоверении сказано какой!.. Столичной!
Мать его, мне для полного счастья полосканья в его сраной газете не хватало! — чертыхнулся полковник. — Ты уж полегче с ним, — попросил он Савелова. — А то распишет семь верст до небес, не отмоешься...
— Кто был второй? — шагнул к задержанному тот.
— Отказываюсь отвечать! Я буду жаловаться на самоуправство! Общественность имеет право знать, куда вы отсюда военную технику гоните. Цензура отменена. Не слыхали: гласность теперь в Совдепии...
— Хорошо подумал... про гласность и общественность? — приблизившись к нему вплотную, с закипающей злостью спросил Савелов. — Кто был второй, ну-у, говнюк?..
— Отвечу в милиции! — сорвался на истерику задержанный. — Требую милицию! Милицию!.. Милицию!..
— Ах, ты Милицию захотел?! — Савелов показал на гусеницы разворачивающегося на месте танка, — Сейчас куском мяса станешь, не понял еще, придурок, а для милиции будет составлен акт о том, что фоторепортер Тютькин, выполняя задание редакции, при погрузке военной техники в запретной для гражданских лиц зоне, проявил неосторожность, и все такое...
Я Колышкин... А что «все такое»?
— А такое: заказывайте, коллеги, венки от месткома и парткома и про духовой оркестр не забудьте... Кто был второй, отвечай?
— А этого не видел! — фоторепортер кинул к носу Савелова согнутую в локте руку. — Аркаша Колышкин не какой-нибудь лох, а лауреат международных премий.
Савелов подмигнул полковнику.
— Под танк его, орелики! — сообразил старый служака.
По его кивку сержант с солдатом заломили руки отчаянно сопротивляющемуся репортеру и толкнули его к гусеницам, выворачивающим пласты чернозема.
— Что вы делаете! — заорал тот и повернул бледное лицо к Савелову. — Эй, как вас там, вы в своем уме?!
— Прикажешь с тобой как с торбой писаной носиться? — усмехнулся тот. — Засунь лауреатский апломб в задницу и отвечай, кто с тобой был?
Крутанувшись в клубах сизого дыма, гусеницы танка бросили в лицо фоторепортера шмотья жирной грязи.
— Говори! — наклонился над ним Савелов.
— Я снимал для агенства «Рейтер»! — глотая слова, заторопился репортер. — Со мной был один американец. Оч-ч-чень хор-роший мужик, их м-м-московский корреспондент.
Полковник от его слов охнул и схватился за сердце.
— Имя американца? — заорал Савелов.
— Эдди Клосс. Его визитка в паспорте. — Савелов бросил взгляд на визитку и, не снижая напора, спросил съежившегося репортера:
— Давно его знаешь?
— Пять... Четыре дня.
— Как познакомились?
— Главный редактор газеты меня ему порекомендовал. Мне деньги позарез нужны.
— Где в Саратове остановился американец?
— Он не получил разрешения на поездку в Саратов. Мы из Москвы на машине, и сразу после съемки должны были вернуться.
— Марка и номер машины?
— Иномарка. Номер не помню, кажется, дипломатический.
— Ну-у-у, быстрей вспоминай, лауреат! — повысил голос Савелов.
— Не помню...
— Что нужно было американцу на объекте?
— Хотел убедиться, что танки отсюда идут в переплавку по договору о сокращении обычных вооружений в Европе.
— Понимаешь, лауреат, что тебе светит статья за измену Родине?
— Статья за измену? Какой Родине? — вытаращился репортер. — Ну-у вы, крутые ребята, нашли лоха!..
— Лох взят сотрудниками КГБ на месте с поличным в момент совершения преступления, а в его фотобебихах все доказательства этого. Кроме того, лох помог агенту зарубежной разведки проникнуть на оборонный объект повышенной секретности.
Репортер, покрываясь смертельной бледностью, лихорадочно переводил затравленный взгляд с одного лица на другое.
— Разыгрываете, да?.. Кто ж знал, что он агент!..
— Номер машины американца, быстро, придурок! — потерял терпение Савелов.
— Не помню я.
— Сейчас вспомнишь...
По кивку Савелова солдаты снова толкнули репортера к танковым гусеницам.
— Машина моя, — глотнув едкого солярочного дыма, просипел тот. — Белая «Нива», МТ 68-39! Подарок тестя к свадьбе... Ее конфискуют, да?
— Как выглядит американец, во что одет?
— Белобрысый, высокий... Одет в кожаную куртку с капюшоном.
— Как в запретную зону проникли? — встрял с вопросом полковник.
