Опаленная земля - Мэрфи Уоррен (версия книг .txt) 📗
— Ничего, просто нужен двойной презерватив. Скажите ему, о'кей?
— Разумеется.
Третья задумчиво промолвила:
— Ну почему все приличные парни непременно либо гомики, либо женатые?
— Потому что они не могут быть одновременно и тем и другим, — ответил мастер Синанджу.
Когда шасси коснулись посадочной полосы, Римо проснулся и посмотрел в окно иллюминатора на пробегавшие мимо посадочные огни.
— Прибыли? — спросил он.
— Да.
— Со стюардессами были проблемы?
— Первой я сказал, что ты очень-очень счастлив, второй — что ты очень важная шишка и тебя нельзя будить ни при каких обстоятельствах, а третья выразила сожаление по поводу того, что ты женат.
— Ты сказал, что я женат?
— Да нет. Это была ее идея, — равнодушно проронил Чиун. — Просто я не стал с ней спорить.
— Ты отлично справился, Чиун. С меня причитается.
— Я сообщу, когда сочту нужным взыскать с тебя должок.
Когда они выходили из самолета, стюардессы тепло попрощались с ними, причем каждая норовила пожать Римо руку. Римо не сопротивлялся; он был даже благодарен им за то, что не приставали к нему во время полета.
Уже в здании аэровокзала он разжал ладонь, чтобы посмотреть, что за бумажки тайком совали ему в руку стюардессы. Он думал, что это будут обычные, написанные в спешке, записки с предложением позвонить.
Каково же было его изумление, когда он увидел, что держит в руке несколько смятых проспектов на тему «Профилактика СПИДа».
— Какого черта они мне это подсунули? — возмутился он и швырнул проспекты в ближайшую урну.
— Наверное, решили, что ты спишь с кем ни попадя.
— Я противник промискуитета.
— Если ты возьмешь за правило назначать свидания первой встречной, то на твоем надгробном камне напишут, что ты пал жертвой этого самого промискуитета.
— Часом не ты их надоумил? — Римо подозрительно покосился на него.
— Похоть убивает, — ворчливо заметил Чиун, словно не слыша его вопроса. — Помни об этом, отдавая дань завихрениям молодости.
— Увлечениям молодости, — поправил его Римо. — И не буди во мне зверя.
— Только не жалуйся, когда обнаружишь, что твой зверь пожрал тебя всего.
Глава 15
Иногда Радомир Эдуардович Рушенко забывал, кто он такой. Забыть, кто ты такой, было просто. Сложно было отказаться от большевистских замашек.
Рушенко припарковал свою зловеще черную «Волгу» на Тверской перед небольшим ателье «Из цветочка», располагавшимся неподалеку от того места, где горела желтым цветом гигантская двойная арка «Макдоналдса», самого популярного ресторана в самом центре серой неприветливой Москвы. Сейчас город, с нависшими над ним серыми стальными тучами, казался особенно мрачным. Откуда-то из Сибири тянуло холодом и снегом.
Рушенко вышел из машины и направился к невзрачному заведению. Над дверью звякнул звонок.
Склонившийся над гладильной доской довольно пожилой портной с курчавыми волосами и огромными залысинами даже не поднял головы, пока тот не обратился к нему со словами:
— Доброе утро, товарищ.
— Я вам не товарищ, — осадил его портной.
— Виноват. Хотел сказать, доброе утро, сударь.
Портной удовлетворенно кивнул.
Рушенко положил свой костюм на стол и сказал:
— Это потребует особенного внимания.
Портной кивнул в сторону примерочной. Рушенко вошел в кабинку, задернул красные шторы и, услышав, как из гладильного пресса с шипением вырвалась струя пара, осторожно повернул крючок вешалки.
Задняя стенка кабинки начала вращаться, подвешенная на невидимых центральных петлях. Рушенко поспешил сделать шаг назад. Когда деревянная панель закончила свое вращение, Рушенко оказался в недрах самой засекреченной из всех российских секретных организаций.
Некогда в России существовала царская охранка. Потом ЧК. Потом ВЧК. Потом ОГПУ, НКВД, НКГБ, МВД и КГБ. Теперь была ФСБ, беззубое учреждение, годное разве лишь на то, чтобы охранять архивы бывшего КГБ и вести бездарную чеченскую войну.
Лучшие умы бывшего КГБ, которых тошнило от всех этих разрядок, перестроек и гласности и которые не хотели отвечать за последствия провальной политики, объединились, чтобы создать свое собственное подпольное министерство, неподотчетное гнилым кремлевским демократам. Пока не наступит красный день календаря, когда будет восстановлена власть Советов, они будут действовать тайно — наблюдать, устраивать заговоры, чтобы уберечь матушку Русь от зла, которое в те дни заключалось в ней самой, а также в ее некомпетентных, погрязших в пьянстве лидерах.
Шаги полковника Рушенко гулким эхом разносились по коридору. Наконец перед ним оказалась стальная никелированная дверь. На ней не было никакой таблички. Повесить табличку значило бы дать имя организации, которой официально не существовало в природе.
Поначалу ее называли «Щит» — по аналогии с эмблемой КГБ, на которой были изображены щит и меч. В организации не вели никаких бумаг, не оставляли никаких протоколов, не заводили никаких досье. Однако с течением времени в целях конспирации было решено отказаться даже от названия. Организация, не имеющая официального статуса, не должна иметь и названия, рассуждал полковник Рушенко, главный мозг «Щита».
Его «министерство» время от времени меняло штаб-квартиры. Сначала оно располагалось в одной из московских тюрем. Затем маскировалось под издательский дом, специализировавшийся на русскоязычных версиях «Унесенных ветром».
Идея последнего перевоплощения принадлежала полковнику Рушенко. Отсюда его люди могли следить за американским ФБР, которое в эти безумные дни имело наглость открыть филиал в Москве, в той же части города.
В двери была вмонтирована медная решетка микрофона. На уровне глаз сквозь оптическую линзу на него был направлен красновато мерцавший лазерный луч.
— Имя, — проскрипела решетка.
— Радомир Эдуардович. Полковник.
— Поднесите подушечки пальцев к световодам.
Рушенко прикоснулся пальцами к пяти светлым пятнам, которые появились в двери чуть ниже оптической линзы. Когда отпечатки пальцев полковника были таким образом идентифицированы, тот же скрипучий голос предложил ему заглянуть в горевшую красным огоньком лазерную линзу.
Лазерный луч, который — если отпечатки пальцев совпадали — был совершенно безвреден, начал сканировать уникальный рисунок сетчатки глаза полковника. Только после этого дверь бесшумно отворилась. Если бы процедура опознания дала негативные результаты, итог был бы плачевным — лазер оставил бы в черепе полковника сквозную дыру
Интерьер приемной был выдержан в строгом стиле советской бюрократии. За массивным столом сидела блондинка секретарша в скромной темно-бордовой юбке и красной шерстяной водолазке. Секретарши менялись каждый месяц. Каждый месяц это была новая патриотка, готовая в случае чего принять яд, чтобы унести с собой в могилу секреты «Щита».
— Вас ждут, товарищ.
Услышав привычное, милое его сердцу обращение, Рушенко не смог сдержать улыбки:
— Спасибо, товарищ.
Теперь все вокруг вдруг заделались сударями да господами. Для Рушенко, воспитанного старым режимом, эти высокопарные слова звучали чудовищными анахронизмами и неприятно резали слух. Только здесь, в мрачных лабиринтах «Щита», было принято обращаться друг к другу по-старому — «товарищ».
В красном, лишенном окон, зале для совещаний (он освещался мощными лампами, которые несколько сглаживали тягостное ощущение, возникавшее из-за отсутствия дневного света) полковника Рушенко ждали руководители различных подразделений. Они собирались здесь лишь в случае кризиса, или получив особо важные разведданные, или для принятия принципиальных политических решений. Все были в одинаковых полувоенных френчах без всяких знаков различия. Полковник Рушенко снял пальто и каракулевую шапку, оставшись в таком же френче.
— В Штатах имело место чрезвычайное происшествие, — сообщил ему бывший оперативник КГБ (как и сам Рушенко), имени которого он не знал.
