Смерть знает, где тебя искать - Воронин Андрей Николаевич (электронная книга .TXT) 📗
Грязной, помятой мелочью он не интересовался, а крупные купюры сортировал в три пачки, которые перетянул аптечной резинкой. К долларам было особое отношение, набралось их не так уж много. Галичанин каждую купюру тщательно разгладил у себя на колене, сложил стопочкой и отправил во внутренний карман куртки. Затянул молнию, будто боялся, что те выпорхнут из кармана.
Все меньше становилось света на улицах, больше попадалось разбитых и перегоревших фонарей, совсем исчезли огни рекламы. В этом месте Москва за последнее десятилетие практически не изменилась.
– Марьина роща, – отметил про себя Дорогин.
Теперь приходилось держаться настороже. Машин стало меньше, и Дорогина вполне могли приметить. Но блуждания оказались недолгими, микроавтобус свернул в тупик и скрылся за воротами частного дома. Дорогин оставил машину и дальше двинулся пешком.
"Ну и халупа! – подумал он, разглядывая покосившийся дом, который непонятно каким образом еще не развалился. – Наверное, ветра сильного сюда не залетало, да и старый сад хорошо защищает от стихии эти руины. Хорошая натура для фильма о довоенной Москве, – усмехнулся Дорогин, но тут же себя поправил:
– Нет, о послевоенной – такая тут царит разруха."
Попрошайки выбирались из микроавтобуса, точно пленные немцы; кто сам мог идти, помогал выбираться товарищу. Галичанин стоял в стороне, брезгливо наблюдая за процедурой разгрузки, будто надсмотрщик, который считает, не сбежал ли кто из заключенных. Две инвалидные коляски закатили в дом, остальные повалили следом.
Галичанин скрылся в полуразвалившемся сарае, и вдруг тот вспыхнул ярким светом. И него выкатился новехонький “линкольн” с галогеновыми фарами. Задень машина дом – тот бы развалился на глазах.
"Жаль, что мне не с тобой сегодня придется разобраться”, – подумал Дорогин, прижимаясь к стволу старой яблони и пропуская машину.
В доме горел неяркий свет, окна были завешены пожелтевшими, старыми газетами. В одной из фрамуг стекла не было, и вместо него виднелась скомканная телогрейка, из которой торчали клочья ваты. Перелезть через невысокий забор оказалось сложно: ни опереться на него, ни вскочить – того и гляди, завалится.
Подобравшись к окну, Сергей затаился. Из дома слышался мат-перемат, звон посуды. Понять по звукам о том, что именно там происходит, было сложно и в то же время легко – гуляют ребята.
Один из надсмотрщиков вышел на крыльцо и, не смущаясь тем, что его видно с улицы, с удовольствием помочился в траву. Не успел он застегнуть ширинку, как Дорогин схватил его за горло и потащил в кусты смородины.
Дорогин прошептал:
– Пикнешь, идиот, голову откручу!
Охранник и не думал сопротивляться, сразу почувствовав силу и решимость противника. Повалив надсмотрщика в траву и уткнув лицом в землю, Дорогин склонился над ним и, держа одну руку на шее, прошептал на ухо:
– Меня интересует эфиоп Абеба. Где он? Затем разжал пальцы, ослабив хватку, давая возможность надсмотрщику глотнуть воздуха, ведь, не глотнув, не произнесешь ни звука.
– Не знаю, в доме его нет.
– Я у тебя спрашиваю, где он есть, идиот Левая рука надсмотрщика в это время скользнула в брючный карман, и только феноменальная реакция помогла Дорогину увернуться от сверкающего короткого лезвия, которое пронеслось в миллиметре от горла. Пришлось выпустить шею противника и резко броситься в сторону. Сергей больно ударился головой о ствол яблони. То, что произошло дальше, Сергею не могло понравиться. Нерасторопный, неразворотливый охранник оказался на удивление прытким. Нападать на Дорогина он не стал, а, проломив кусты, опрометью бросился к дому.
Шум и гам внутри дома мгновенно стихли. Еще секунду, и на крыльцо выскочили все трое надсмотрщиков, за ними появились любопытные бомжи и попрошайки.
– Он там, там, блин! – лезвие ножа указывало на кусты, туда же нацелились и два ствола. Не стреляли лишь потому, что пока не видели Дорогина. Ребята с оружием попались такие, что не задумались бы перед тем, как нажать на курок.
Но Дорогина в кустах смородины уже не было. Он стоял за углом, прижавшись к стене дома, в руках удерживая, как канатоходец балансир, здоровенную палку, размером с оглоблю. Резко развернувшись, он ударил палкой сверху вниз, точно рассчитав направление. Удар пришелся по рукам.
И стволы, и нож оказались на земле. Сергей еще раз развернулся, на этот раз целясь по ногам. Удар был такой силы, что длинная палка переломилась, и Сергей остался с коротким обломком в руках. Ногой он откинул ближайший пистолет в сторону, завладел вторым.
– Ни хрена себе! – сказал “афганец”, выкатившись на коляске в дверь. – Во, блин, дает! Во, клоун, мать его так!
А Сергей наносил удар за ударом, не давая надсмотрщикам подняться.
Наконец те затихли, понимая, что лучше не двигаться, только таким способом они могут остановить яростные удары незнакомца.
– Где Абеба? – кричал Муму, тыча стволом пистолета в затылки.
– Он смылся! Смылся, долбаный эфиоп, негритос сраный! Смылся от нас! Петро с Павло нас били за то, что мы его, суку, упустили.
– Куда смылся? – выкрикнул Сергей, надавливая стволом на короткостриженый затылок одного из надсмотрщиков.
– Смылся три дня назад. Мы двое суток его повсюду искали…
– Плохо искали, – Сергей наклонился, поднял второй пистолет. Затем взял нож с коротким широким лезвием и левой рукой швырнул его в стену дома. Нож воткнулся над дверью метрах в трех от земли.
Затем Муму повел стволом пистолета из стороны в сторону. Все боялись даже вздохнуть, не то что проронить слово. С охранниками было покончено, все трое лежали на земле, стараясь не подавать признаков жизни. Было невдомек, на кого может обернуться гнев этого странного мужика, ведь как-никак у него два заряженных пистолета. А умирать даже бродягам не хочется.
Все сжались, настороженно ожидая развязки. Дорогин толком и сам не знал, что предпринять. То ли согласиться с охранниками, что Абеба от них убежал, но в это верилось с трудом. То ли продолжать пугать надсмотрщиков в надежде, что они кое-что припомнят.
Насколько Муму знал Абебу, тот был достаточно труслив, да и чувствовал бы себя эфиоп в Москве как убежавший из советского плена немецкий солдат в Подмосковье. Больно уж он приметный, говорит с акцентом. Такого человека, если кто хоть раз видел, запоминал надолго.
– Ну что, ублюдки, – Дорогин пнул ногой ближайшего к себе охранника.
Тот даже не подумал закрываться от слабого удара, чувствовал, что Муму не из тех, кто станет всерьез бить лежачего. И еще надсмотрщикам было ясно, что в случае сопротивления Муму церемониться не станет, это они испытали на собственных шкурах, изрядно попорченных.
– Ну, ребята, я смотрю, вы экипированы не хуже, чем омоновцы, даже те не всегда с заряженными пистолетами ходят. А наручники у вас – классные, – он ловко вытащил пару наручников из кожаного футляра, укрепленного на ремне надсмотрщика, и так же быстро защелкнул их бандиту на запястьях, заведя руки за спину.
Ту же самую процедуру он проделал с двумя остальными. Теперь те стали совсем не опасными, во всяком случае для Дорогина, бродяги-то их побаивались: сейчас на надсмотрщиках наручники, но рано или поздно они их снимут и тогда припомнят тем, кто посмеивался, кто давал Муму советы, кто злорадно шипел ругательства.
– Лежать и не двигаться! – приказал Муму. Руки у Дорогина были ловкие. Он умел хорошо показывать карточные фокусы, передергивая карты. Поэтому никто и не заметил, как он выщелкнул обойму и, как горошины из стручка, извлек патроны, высыпал их из ладони в карман.
– Держи пистолет, – протянул он оружие сидевшему в инвалидной коляске “афганцу”. – Ты-то небось, в отличие от этих оборванцев, пользоваться им умеешь?
– Я больше из автомата люблю, – недовольно ответил Морозов, принимая оружие.
– Целься в головы и, если только дернется один из них, стреляй без предупреждения, а не так, как устав велит.
– Не хотелось бы, – ответил Морозов, но по его глазам Муму понял, тот с превеликим удовольствием разрядил бы обойму в мерзавцев, которые изощренно издевались над рабами, ни в грош не ставя их жизни.
