Крутые белые парни - Хантер Стивен (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT) 📗
Лэймар молчал, собираясь с силами. В это время гигант, раскачиваясь из стороны в сторону, надвигался на него всей своей тушей, раскинув руки и растопырив пальцы. Как только Малютка приблизился, Лэймар нанес ему прямой удар правой в область сердца. Кулак вмял плоть ниггера с силой парового молота, под сводами душа отдалось звонкое эхо. Левой снизу он поддал Малютку в солнечное сплетение. Все это не произвело на гиганта никакого впечатления, он придавил своим огромным брюхом Лэймара к стене и склонился над ним.
— Я выдавлю из тебя воздух, а потом, как полудохлую собаку, отволоку в свою камеру, да, сэр. Сегодня ночью тебе придется попотеть.
В воздухе повис густой смех Малютки. В это время он животом плющил об стенку грудную клетку Лэймара и сжимал его сердце. Лэймар чувствовал, что его голова болтается из стороны в сторону, как у рыбы, которую выбросили на берег на потеху ребятишкам.
Рукой, похожей на свиной окорок, Малютка схватил Лэймара за волосы, притиснул его голову к стенке и наклонился, чтобы поцеловать свою жертву.
Обездвиженный, лишенный кислорода, Лэймар беспомощно наблюдал, как губы негра сложились сладострастным бантиком. Из его груди вырвался крик отчаяния. Этот вопль был настолько силен, что на минуту потряс даже черного гиганта. Лэймар получил передышку и приобрел шанс. Он изо всех сил вытянул вперед шею, став похожим на черепаху, и в следующую секунду вонзил зубы в нос Малютки Джефферсона. Он грыз этот проклятый нос, захлебываясь кровью и не слыша, как кричит Малютка. А Малютка кричал. Он отпрянул назад, инстинктивно потянувшись рукой к больному месту. В это время освобожденный Лэймар, выплевывая застрявшие в зубах хрящи, быстро присел и молниеносным ударом сокрушил негру мошонку, раздавив ему одно яичко. На какую-то секунду Малютка потерял сознание, но тут же выпрямился, пылая яростью и жаждой мести. Но в этот момент Лэймар костяшками пальцев левой руки нанес удар по гортани Малютки. Под кулаком что-то хрустнуло. Малютка Джефферсон упал на колени, судорожно хватая ртом воздух. Его глаза молили о пощаде, но Лэймар не был склонен к милосердию, он обежал вокруг гиганта и ребром ладони ударил его по шее. Джефферсон дернулся вперед, как будто его ударило током, и попытался слабеющей рукой заслониться от следующих ударов, но Лэймар молотил его по позвоночнику обеими руками до тех пор, пока великан не рухнул плашмя на пол.
Лэймар оторвался от своей жертвы и отдыхал, тяжело дыша. Руки болели. Все тело сотрясала непроизвольная дрожь. В мозгу громкими толчками билась кровь.
— Хотел меня поиметь? На, получи! — крикнул он. Неуклюже, как выброшенный на берег кит, Малютка перевернулся на спину. Изо рта и носа хлестала кровь. В глазах застыл ужас. Большая, вымазанная в крови рука поднялась, как бы пытаясь заслониться от новых ударов этого маленького, но крепкого человека. Из душа продолжала литься вода, вовсю клубился пар. Черная кожа Малютки заплывала красным цветом крови.
— Не бей меня больше, — попросил он, — пожалуйста.
Лэймар внимательно посмотрел на поверженного противника. Ты можешь годами лупить Малютку изо всех сил, поиметь его во все дырки, но убить его практически невозможно. Это потребует гораздо большего труда, чем убить самого Лэймара.
— О Боже, — хрипел Малютка Джефферсон, — как же ты меня избил. Помоги мне. Я уже и дышать-то не могу.
В душе Лэймара не шевельнулась ни одна струна. Он понимал только, что перед ним стоит проблема: как заткнуть рот этому жирному ниггеру? Ответ: куском мыла. Он вскрыл новую упаковку душистого туалетного мыла и взял пахучий брусок в руку. Потом он опустился на колени перед Малюткой.
— У тебя что-то застряло во рту, — сказал он, — дай-ка я гляну.
Малютка послушно открыл рот. В ту же секунду, быстрый, как змея, Лэймар засунул в рот негру кусок мыла и сильными пальцами протолкнул его в горло. Глаза Малютки выкатились из орбит, он поднял слабеющие руки ко рту, но Лэймар перехватил их и отбросил в сторону, потом он надежно затолкал мыло в глотку Малютки. Зажатый сверху куском мыла язык негра сворачивался и разворачивался в бесплодных усилиях вытолкнуть наружу мыло. Малютка издавал невообразимые нечленораздельные звуки, на мокрый пол душа потекла моча. Струи воды обдавали обоих, всю сцену окутывал густой пар. Малютка продолжал цепляться за жизнь. Он шумно портил воздух, из него сыпались куски дерьма, наполняя зловонием душевую. Черная кожа постепенно покрывалась синевой.
Наконец большая рука безвольно повисла, голова тяжело поникла на бок. Глаза уставились в никуда и начали стекленеть.
Лэймар отступил.
— Вставай, толстый ниггер, — сказал он. — Я хочу помучить тебя еще немного.
Но негр неподвижно лежал в собственном дерьме, глядя в потолок мертвыми глазами.
"Твою мать! Как же мне теперь помыться?" — подумал Лэймар. Затем он глубоко вздохнул и понял, что если он не сбежит сегодня, прямо сейчас, то либо ниггеры Родни Смоллза, либо папаша Кул убьют его до захода солнца.
Больше всего на свете Ричард Пид ненавидел последний час до развода по камерам. Во дворе он мог держаться поближе к Лэймару или Оделлу, что защищало его от других хищников. После отбоя он мог удерживаться от братьев на расстоянии, съеживаясь и практически переставая существовать. Подобная пассивность спасала его. Такую безвольную тряпку было просто неинтересно мучить. Теперь же, когда он заключил сделку с Лэймаром, его шансы выжить резко поднялись. Он чувствовал, что теперь ему будет легче уцелеть в течение тех трех месяцев, которые ему предстояло провести в каторжной тюрьме Мак-Алестер перед переводом в исправительное федеральное заведение общего режима в Эль-Рено, в двадцати милях от Оклахома-Сити.
Но в четыре часа, после занятий в тренажерном зале, Лэймар шел в надзирательский душ, а Оделл отправлялся на кухню кормить своих кошек. На час Ричард оставался предоставленным самому себе и должен был выживать на свой страх и риск. Чтобы время проходило незаметно, он забивался в угол камеры и сидел там тихо, как мышка, думая о художниках разных школ, о которых ему приходилось читать. Это помогало преодолевать дикий страх перед тюрьмой.
Он был всегда испуган. Он знал, что был пищей. Да, да, именно так. Пищей. Он был слабым белым человеком, лишенным уголовных навыков и природной смекалки, у него не было никакого оружия, и он страшно боялся насилия. Он был самым низшим звеном мак-алестерской пищевой цепочки. Он был планктоном. Если Бог создал его не для того, чтобы он был съеден, то тогда за что, за какие грехи, он, без всякой вины Ричарда, заточил его в тюрьму?
Ричард твердо знал, что он очень талантлив. Окружающие постоянно строили ему козни, и только поэтому он не достиг заслуженной славы. Но он знал, что видит то, чего не видят другие, и чувствует то, что недоступно многим. Видимо, он был по натуре очень восприимчив и мог прозревать слишком многие вещи, за что его ненавидели окружавшие его посредственности.
Но такова доля художника. В обществе филистеров ему приходится нести тяжкий крест, и он с радостью понесет его.
Ричарду был тридцать один год. Голову венчала высокая копна светлых волос, а лицо было слишком гладким для его возраста. У него было длинное податливое туловище и очень вялая разболтанная походка. Создавалось впечатление, что его ноги слишком нежны, чтобы носить тяжесть тела. По профессии он был учителем рисования, до того, как стать им, он закончил Мэрилендский институт искусств в Балтиморе, но по складу души он, несомненно, был истинным художником и последние двадцать лет провел, пытаясь разобраться в сложностях передачи форм человеческого тела. Эту проблему он так до сих пор не решил. Но... впереди 877 дней заключения, в течение которых он надеялся сосредоточиться и найти какой-то способ ее решения...
— Ричард, детка, оторви-ка свою задницу от койки!
Ричард очнулся от своих грез, поднял глаза и увидел Лэймара, который буквально вломился в камеру. Он так спешил, что даже забыл вытереть голову после душа.
