Ад на Гавайях - Пендлтон Дон (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗

Какие-то люди пытались вбежать в комнату, но тотчас замирали на пороге, остановленные хриплыми криками Оливераса, который распластался на полу, насколько ему позволял огромный живот.

Когда все было кончено, наступившая тишина показалась еще более зловещей, чем предшествующий грохот. Рядом с Пули, почти касаясь его, лежали два обезображенных трупа. Полинезиец обнаружил, что его пальцы одеревенели от напряжения, а штаны его насквозь промокли.

Наконец тишину нарушил дрожащий хриплый голос Оливераса — босс разразился нескончаемым потоком злобный брани.

Огромный стол был искрошен в щепки; с трудом верилось, что Оливерас мог уцелеть и был еще способен что-то говорить.

Но в воспаленном мозгу Пули росло осознание другого чуда: он, Джои Пули, очень везучий человек. Ему удалось пережить два нападения этого сукиного сына, самого грозного врага, с каким сталкивалась мафия.

Да, Палач явился на Гавайи.

И этот подонок, похоже, разошелся вовсю.

Глава 2

Сумерки опускались над «Пещерой Оаху», шикарным, но безвкусно оформленным вечерним клубом, который, как и прилегающий многоквартирный массив, принадлежал Фрэнку Оливерасу. Гвоздем программы в клубе уже третью неделю — на афишах их называли «великими» — был Томми Андерс, давно прослывший «лучшим комиком страны». Пути Болана и Андерса пересеклись впервые сразу после Лас-Вегаса, и теперь перед встречей с этим человеком, Палач испытывал смешанные чувства. Конечно, приятно было повидать старого друга, но в войне, которую Болан вел в одиночку, друзья часто становились помехой; на горьком опыте Болан научился по возможности избегать личных привязанностей. Но эта встреча представлялась ему необходимой.

Переодетый в обычный вечерний костюм, Болан устроился за дальним столиком в «Пещере Оаху». Актер как раз заканчивал первое отделение. Андерс был сатириком и много лет высмеивал болезненные перекосы в межнациональных отношениях. Он ничуть не изменился со времен Лас-Вегаса.

— Я не расист — нет, я всего лишь несчастный итальяшка без Крестного отца, — но я должен сказать, что в этом пятидесятом штате просто черт знает что творится. Это какое-то большинство меньшинств, и мне кажется, что эти люди уже сами не знают, кто у них в большинстве, а кто в меньшинстве. В законодательном собрании у них японец, в конгрессе — китаец, а в верховном суде — полинезиец. Куда уж дальше! Да они просто паршивые шовинисты, все до одного. Почему бы им, черт возьми, не отправить парочку гавайских танцовщиц в конгресс США? Представляете, небольшой шалашик на Капитолийском холме — почему бы и нет? Говорю вам, я не расист, но... Когда-то, еще до вступления в Штаты, проституция была здесь легальной. Вспомните золотые денечки правления белых, вспомните Перл-Харбор. А теперь, когда они добились самоуправления и всем заправляет это большинство меньшинств, нормальному парню здесь просто негде развлечься. Теперь все незаконно. Даже помочиться на пляже и то нельзя — тут же оштрафуют. Мне-то лично все равно. Как я уже сказал, я не расист, а нынешние порядки нас вполне устраивают. Мне плевать, кто у них тут занимается политикой: ведь каждому понятно, что на самом деле всем заправляем мы, итальянцы. Да, да — и Томми Андерс, которого друзья называют Джузеппе Андрозепитоне, с гордостью желает вам спокойной ночи. Пусть всех вас озарит улыбка Крестного отца.

Актер покинул сцену под аплодисменты, потом снова вышел и поклонился; поднялся занавес, и появилась группа танцовщиц якобы в гавайских национальных костюмах.

Через несколько минут Андерс уже усаживался в кресло напротив Болана, с трудом скрывая возбуждение.

— Боже мой, так это действительно вы! — негромко воскликнул актер. — За каким чертом вас сюда принесло?

Болан ухмыльнулся и пожал руку Андерсу с искренней теплотой.

— Думаю, за тем же, что и вас. — Он не знал ничего наверняка, но, судя по тому, что в Лас-Вегасе Андерс участвовал в тайной полицейской операции, можно было смело предположить, что и здесь он появился не случайно. — Ну и что показывает флюгер?

Андерс хихикнул и подозвал официанта.

— Пока ничего определенного. Но ветер усиливается — новость пронеслась по острову, как ураган. Я подумал, что это пустые слухи, но... значит, вы здесь?

Официант терпеливо ждал. Болан прикрыл свой бокал ладонью и покачал головой в ответ на удивленный взгляд друга. Андерс заказал себе вина, и официант ушел.

— Я только что получил вашу записку и подумал: господи, значит, это правда, значит, он не угомонился и действительно пожаловал сюда. Впрочем, вы ведь любите идти на задания, после которых обычные смертные не возвращаются. Но как вы рассчитываете унести ноги с этого проклятого острова?

— Возможно, это не понадобится, — улыбнулся Болан.

Он закурил. Андерс не сводил с него пристального взгляда, ожидая услышать нечто большее. Наконец актер нарушил молчание:

— Ничего себе! А я был уверен, что вы всегда планируете все до мелочей.

— Только начало, Андерс. Остальное как-нибудь само образуется. Так что у вас тут происходит?

— Третья и последняя великая неделя, — ответил артист с кислой улыбкой.

— Чепуха.

Андерс громко рассмеялся.

— Ладно, я перед вами в долгу. Откровенность за откровенность. Сейчас мы сидим прямо в их логове.

— Знаю, — сказал Болан. — Я недавно навестил их наверху.

Лицо актера побледнело.

— Что?

— Я устроил Оливерасу небольшой предварительный показ. Теперь они знают, что их ждет.

— Когда это было?

Болан посмотрел на часы.

— Около часа назад.

Андерс выразительно закатил глаза и тревожно осмотрелся по сторонам.

— Вот из-за чего они подняли шум. Я как-то не связал это со слухами — просто я никак не ожидал, что вы появитесь именно здесь. Впрочем... после Лас-Вегаса вряд ли можно чему-то удивляться, когда дело касается вас. И все-таки вам лучше поскорее сматывать удочки. Это проклятое заведение превратилось в самый настоящий вооруженный лагерь. Я мог бы, не сходя с места, показать вам с десяток очень озабоченных «горилл». И они...

— Я их уже заметил, — спокойно сказал Болан.

Глаза актера потеплели, и на его губах появилась улыбка.

— Не сомневаюсь. Но ответьте мне на один вопрос, неуловимый призрак. Как получается, что они никогда не замечают вас?

Болан сухо рассмеялся.

— Мертвые не болтают, а остальные усердно играют свои роли. Вы должны хорошо знать эту игру. Но я не играю по их правилам.

Андерс испытующе посмотрел на собеседника.

— Кого же вы вывели из игры на этот раз?

— Пару ребят Оливераса. Сам он пусть еще поживет, я не хочу терять след. Мне нужен тот, кто за ним стоит. Вы случайно не знаете, кто он?

Андерс покачал головой.

— Всякое болтают, но эти слухи не стоят медного гроша. Я склонен верить, что Оливерас тут самый главный.

— Не похоже, — возразил Болан. — Слишком много тузов заявилось сюда за последние месяцы. Родани из Детройта, Топачетти из Чикаго, Бенвенути из Сент-Луиса и Пенса из Кливленда. Нью-Йорк отправил Доминика и Флора, Бостон — Томми Одоно. Слишком много чести для такой мелкой сошки, как Оливерас. На этих островах затевается что-то серьезное. Что?

Актер скорбно пожал плечами.

— Этого никто не знает.

— И поэтому вы здесь?

— Это одна из причин.

— А другая?

— Вы помните девочек Ранджер?

Болан вздрогнул. Еще бы, как он мог забыть?!

— Я разок встречался с Тоби в Детройте.

— Говорят, с Жоржеттой вы тоже встречались, — тихо заметил Андерс.

— Да, — ответил Болан. Ему пришлось избавить эту канадскую красотку от лишних страданий.

Актер уставился в свой бокал и пробормотал:

— Наша работа опасна, и мы все это знаем. — Болан кивнул, и Андерс добавил: — Смайли тоже знала, на что идет.

Смайли Даблин — та сногсшибательная малышка, которая еще тогда, в Лас-Вегасе, поразила его своей серьезностью: казалось, она давно разучилась улыбаться.