Формула боя - Нестеров Михаил Петрович (читать полную версию книги .txt) 📗
– Вы меня извините, Сергей, я не понимаю, о чем идет речь.
– Что вы слышали о побеге из воинской части Антона Никишина?
– То же, что и другие. То, что появилось в прессе и на телевидении.
– Ну да: псих, убивший своих товарищей на почве «дедовщины». Он убил только одного человека, и то лишь потому, что его самого пытались убить. Хотите знать почему?
Хочет ли она знать! Рогожина придвинулась к столу вплотную.
– Вы из Самары? – спросила она, поверив вдруг этому парню. Это был импульс, спровоцированный журналистской профессией. – По-моему, вы так сказали?
– Да, из Самары. Если вы заинтересовались, я еще раз хочу предупредить вас: это очень опасная тема.
Светлана отмахнулась от этих слов, как от мухи:
– Так вы знаете иные причины побега Никишина из части, нежели те, что названы в публикации?
– Да. Он стоял в карауле у склада с боеприпасами. Пока я не буду говорить о деталях, но до перестрелки или после со склада исчезли восемь радиоуправляемых мин с нервно-паралитическим газом и несколько упаковок с пластитом – это взрывчатка, аналог Си-4. Газ гораздо сильнее зарина.
Сергей чувствовал, что у него начинает получаться. Он вел разговор спокойно, как бы не от себя, и поэтому его речь была довольно солидной. Помог тут и тщательный анализ статьи Рогожиной, которую ребята выучили почти наизусть, разбирая ее не то что по словам, а по буквам. Единственная зацепка требовала от них максимума умственного потенциала; они на ходу учились, выстраивая самые немыслимые цепочки, однако никто не смеялся. Антон говорил, что должны высказываться самые бредовые идеи, потом лишнее отсеется само собой. Им было интересно, они внезапно поняли, что это их дело, и скромно гордились собой.
Рогожина покачала головой. Сомнение тут же сменилось недоверием, очень уж круто взял этот парень.
– Почему я должна верить вам?
– Потому что единственный человек, который все знал об этом и был одним из участников преступления, ничего не смог рассказать нам. Его отравили, он мертв. На журнальном столике в его квартире мы нашли газету с вашей статьей и записную книжку, открытую на странице, где значились фамилия Дробова и номер его телефона. Больше ничего. А мертвые молчат. Небогато, правда?
Рогожина долго молчала, переваривая услышанное. Она снова метнулась было в сторону, интуитивно готовая принять информацию на веру, но тут же остановилась. И вновь резкое движение.
– Вы друг Никишина? – спросила она.
– Думаю, что да.
– И вы знаете, где он?
– Да.
– И вы можете привести доказательства факта хищения со склада?
– В деталях, но нам нужно знать, беретесь вы за это дело или нет.
– Зря вы так. – Рогожина насмешливо покачала головой. – У вас уже был беспроигрышный вариант, когда вы позвонили в мою квартиру: вы мне все рассказываете, и я, хочу не хочу, вливаюсь в вашу компанию. Потому что буду знать слишком много. Если все так серьезно, то это дело ведет ФСБ, не случайно в прессу не просочилось даже капельки правдивой информации. И нетрудно догадаться, что будет с человеком, если ФСБ узнает о его информированности в таком деле. Расчет у вас верный: даже если вы скажете мне, где сейчас находится Никишин, я не захочу сообщить об этом куда следует. Потому что «уеду» вслед за ним; я журналистка, и этим все сказано.
– Вообще-то вы можете позвонить инкогнито, и Никишина арестуют.
– А какой мне смысл звонить, если подтвердится, что он не совершал преступления? Если бы я знала обратное, и то, может быть, поколебалась. Секунду-другую. Короче, вы нагло втянули меня в эту историю, и нет смысла спрашивать меня, согласна я или нет. Не знаю, найдем мы с вами связь Дробов – Никишин, но… – она развела руками, – куда деваться. Попробуем.
Образцов улыбнулся. О беспроигрышном варианте они даже и не подумали, Рогожина сама быстро расставила все по своим местам, «разжевала» походя. Такой человек им просто необходим.
– Так вы хотите услышать все в подробностях?
– Я же сказала, что да. – Светлана сделала приветливое выражение лица и любезно спросила: – Может быть, чаю для начала?
– Можно, – ответил Образцов. – Пять чашек. Я схожу за остальными.
– Сколько?!
– Пять.
– Мама… – прошептала Рогожина. – У нас гости.
Мама не слышала, продолжая возиться на кухне.
Юлька слегка нервничала. Она видела, какими глазами смотрела на Антона эта журналистка. Стекла ее очков рассыпали искры, когда Антон говорил: «У меня не было другого выхода, я защищался. Даже не помню, как в моих руках оказался штык-нож, я действовал инстинктивно…»
«Дальше!» – галогенно орали глаза журналистки.
«Когда я отстрелял последние патроны…» – словно издевался над Юлькой Антон.
Девушка боялась, что стекла очков Рогожиной сейчас лопнут от накала страстей и Антон получит осколочные ранения. Потом Юля неожиданно улыбнулась: скоро беглец в своем повествовании дойдет до главного действующего лица – до нее, и тогда она скажет: «В то утро я проснулась первой, Антон спал, я поцеловала его…» Не забыть про щи, такая деталь должна подействовать сногсшибательно.
Через некоторое время пришел с работы отец Рогожиной, Светлана бесцеремонно отправила его с матерью «в гости».
Закрывая за родителями дверь, она даже не могла подыскать определения тому, что так неожиданно свалилось ей на голову.
– Вы где-нибудь остановились? – спросила она, входя в комнату. – В гостинице?
– Нет, – ответил Образцов, – мы только сегодня приехали. У меня тетка работает в общежитии, думаю, устроит нас. Предварительно мы договорились по телефону.
Рогожина кивнула.
– Смотрите, а то я могу устроить пару номеров в гостинице. Правда, недешево, и плюс что-то типа «Абсолюта». Не хотите?
– Хотим, – тут же встряла Юлька. – Мы с Антоном поселимся в гостинице. Так будет лучше. Да и тетке Сергея придется не так хлопотно.
Антон, взглянув на нее, покачал головой:
– Отпадает. В гостинице нужно регистрироваться, а в общежитии на нас не обратят внимания. У меня даже паспорт чужой. – Паспорт Антону одолжил одноклассник Юльки Володя Сквозняков, который находился в числе тех, кто провожал Антона в Чапаевск. Внешне они были чем-то схожи.
Разговор с журналисткой закончился поздним вечером, хотя на улице было еще светло. Образцов позвонил тетке и сказал, что они будут через час. Назавтра было назначено несколько важных мероприятий, одно из которых для Антона стояло, пожалуй, на первом месте: ему необходимо было каким-то образом увидеться с матерью.
– Ты что, Антон, сейчас нельзя, – Юлька заглянула в его тревожные глаза. – Тебя будут ждать дома, и мы ничем не сможем помочь тебе.
– Правильно, – поддержал ее Сергей. – Засады, может быть, в доме и нет, но наблюдение установлено точно.
– Утром около восьми мать пойдет на работу.
– Ты думаешь, за ней не следят?
– Я так не думаю.
– Тебя повяжут, и все, – сказал Сергей. – Мы даже передать ей ничего не сможем – ни записки, ничего. Если положить записку в почтовый ящик, и то ее через минуту вытащат и заставят прочитать вслух.
– Она должна знать правду. Каково ей чувствовать себя матерью убийцы?
– Я понимаю тебя, Антон, но ты погубишь все дело. Теперь оно не только твое.
– И все же матери нужно все рассказать.
Юлька боялась смотреть на Антона, она чувствовала, что у него в глазах стоят слезы. Его матери, что и говорить, было сейчас хуже, чем самому Антону. В сто раз хуже. Как бы встретиться с ней?
– У меня есть план, – заявил Антон. – Приедем в общежитие, обговорим детали. Я думаю, утром она обо всем узнает.
– Что за план? – спросила Юля.
– «Привлеки к себе повышенное, откровенное внимание, сконцентрируй его грубо, но неожиданно, и тогда решение придет само». Так учил меня капитан Романов.
Дробов, войдя в свой кабинет, вызвал по телефону Николая Иванова. У колыбели штурмовых отрядов Гитлера стоял знаменитый Эрнст Рем, капитан кайзеровской армии, а в «Красных массах» подобным отделом заведовал подполковник в отставке, сорокалетний Николай Иванов. Дробов не знал, как выглядел Эрнст Рем, но, судя по описаниям, которые он нашел в нацистских отчетах, Рем и Иванов были чем-то схожи: приземистые, оба с перебитыми носами и со множеством шрамов на лицах. Только Рем все же продолжал служить в Веймарской республике, а Иванов даже не дотянул до пенсии.
