Вход в плен бесплатный, или Расстрелять в ноябре - Иванов Николай Федорович
Странная война. Еще более странно ее окончание…
Когда выехали из войны и попали в Моздок, в объятия начальника местной налоговой полиции Петра Ильича, Расходчиков поинтересовался:
– Ну, а теперь-то веришь, что свободен?
Нет, еще не дошло. И даже когда подозвали к телефонному аппарату и директор лично поздравил с освобождением, когда услышал голос жены, а детям ребята накупили два пакета подарков – прошлое все равно не отпускало.
– Билет на Москву завтра из Минеральных Вод, – выстелил дальнейшую дорогу из плена Петр Ильич.
В его кабинете незнакомые прежде мне люди во главе с Василием Ивановичем Лисовым – насколько понимаю из реплик, специально присланные Сергеем Николаевичем Алмазовым подстраховать операцию с самой ближней точки.
В Ессентуках в гостинице наконец-то смог уснуть. И сразу окунулся в жуткую картину: я лежу за кирпичной кладкой, а с двух сторон ко мне бегут Непримиримый с бандой и Женя Расходчиков с группой. Чувствую, что наши не успевают, а это значит – снова плен.
Подхватился от собственного крика. Какое-то время не мог понять, где я и что со мной. По радио дали сигнал точного времени – восемь утра. Начались последние известия. И вдруг в эфире звучит:
– В результате специальной операции оперативников налоговой полиции России вчера освобожден из чеченского плена писатель, полковник Николай Иванов.
Все. Вот теперь – все! Верю. Впервые за последние годы верю официальному сообщению, потому что в нем до последней буквы – правда.
И как же тяжело, оказывается, сдерживать чувства.
Утыкаюсь лицом в подушку, чтобы задавить подступившие слезы. Слишком часто – дважды в плену и вот сейчас – даю им волю. Но сил справиться с ними не хватает. Ослаб. А может, пусть выходят, пока я один и никто не видит? На свободе ведь, на свободе! И могу делать все, что хочется. Меня никто не держит. Не стережа. И ключ от двери – у меня самого. В окно бьет луч солнца, на деревьях – еще не опавшие листья. Что нам еще надо, люди?!
… Дайте мне выплакаться, люди. Чтобы оставить все в прошлом.
Если получится.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Долгожданный звонок из Нальчика раздался через шесть дней.
– Блиндаж-баши, это Махмуд-апа. Докладываю: карты сохранил и вынес на собственном теле.
– Николай, а это Борис. Мы дома.
– Вы живы? Не верю. Давайте я вам сам перезвоню.
– Все в порядке. Главарь передает тебе привет. Говорит, не ожидал, что ты, русский, займешься нами, кавказцами, и сумеешь за такой короткий срок вытащить на свободу.
– Чтобы добыть деньги, заложили в кредит здание вашего банка.
– Знаю. Но когда свободен – можно крутиться и заниматься своей судьбой. А ты все-таки должен доехать до Нальчика. Путь нельзя прерывать.
– Доеду. И после никогда не буду играть в города.
– И ходить в зоопарк, – напоминает о наших клетках Махмуд. – Давай, до встречи.
Короткие гудки, словно многоточие в романе. Или в судьбе.
И не ради красного словца сказано. Еще месяца через два телефонный звонок поднял меня среди ночи.
– Алло, это полковник Иванов?
– Да. С кем я разговариваю?
– Это из Грозного. Вы меня не узнаете?
– Нет.
Долгая пауза – решали, называть ли имя. Неужели Старший?
– Вы меня в плену звали Боксером.
Боксер?
– Я слушаю.
Я мог только слушать, потому что не ведал, с какой целью бывший тюремщик набрал номер моего телефона. Настороженность и интерес – вот два чувства, которые, перебив сон, боролись теперь во мне.
Только на днях был подписан Указ Президента о награждении Расходчикова и Нисифорова орденом Мужества, а генерала Колывагина, Петра Ильича Царакова и Сашу Щукина медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени. Наградные листы ходили долго, где-то чиновники удивились: «Вот если бы они десяток людей спасли…» – «Но у них-то самих жизнь одна, и они рисковали своей единственной жизнью», – доказывало руководство налоговой полиции.
Доказали, убедили. Плюнув на весь курс лечения, поднял за них тост. И вот звонок…
– Я вас видел по телевизору…
Он называет меня на «вы»?
– А ты как исчез из охраны, так и не попрощались.
– Мы брали Грозный. Был ранен.
– У тебя какие-то проблемы? – спросил в лоб. И откровенно на «ты».
– Проблемы… – грустно усмехнулся и надолго замолчал собеседник.
Почему-то не хотелось, чтобы он бросал трубку, и торопливо сам заполнил паузу:
– Что-то случилось?
– Да нет, что могло случиться? Кроме того, что не получили желаемого, за что боролись. Власть захватили те, кто отсиживался у вас в Москве и не держал в руках оружия. Но отрастили бороды, приехали на «мерсах», а нам…
Все ясно: а их, деревенских парней, снова посылают пасти баранов.
Кажется, он угадал мое мысленное продолжение разговора. Но все же добавил:
– А в Россию нам нельзя, для вас мы – террористы.
Снова пауза. Чувствую, что звонит не ради того, чтобы поплакаться в жилетку. Боксер не из таких. Больше всех мне нервы мотал, но в то же время не был тупым исполнителем, пытался думать…
– Я чего вам позвонил, – упорно продолжает называть меня на «вы». – Я слышал, что вы говорили по телевизору, читал ваши заметки. На днях внимательно пересмотрел записи, которые отобрали у вас. И понял: вы ничего плохого Чечне не сделали. А вот мы, чеченцы, сделали вам и вашей семье очень больно. Я хочу… извиниться.
Я встал. Сел. Включил свет. Прошедшее кольнуло столь больно, что почувствовал слезы. Но это была та боль, после которой наступает облегчение. Ведь Боксер мог и не звонить…
– Спасибо. Спасибо тебе за звонок.
– И еще, – теперь уже торопливо добавил чеченец. – Я за вас не получил ни копейки. Хочу, чтобы вы знали об этом. А записи ваши сохраню и попробую каким-то образом передать. До свидания.
– Что случилось? Кто звонил? – на меня смотрела испуганная жена. – Ты что, плачешь?
– Это от возбуждения. От очень хорошего звонка.
– Но кто звонил?
– Боксер. Который обещал уши отрезать. Кажется, он закончил свою войну. А я, видимо, окончательно вышел из плена…
