Погашено кровью - Март Михаил (полная версия книги .txt) 📗
Все произошло случайно, в один из обычных серых денечков ранней весной. Разгружали мы машину с медикаментами. Это мужское дело. Девчонки полы в палатах мыли. Нормальный процесс. И тут Фасон взял одну коробку и вместо подвала, где склад находился, за дверь котельной ее положил. Разумеется, если бы старик кладовщик заметил недостачу, то мы отдали бы коробку. Кончилось все просто, дверь склада захлопнулась, и старик ушел. Ни я, ни Кузя не знали тогда, что в коробке находится сто ампул с морфием. Фасон тоже прикинулся, будто бы это случайность, но теперь я понимаю, что таких случайностей не бывает.
Через день мы достали коробку и привезли ко мне домой. Мы всегда встречались у меня. И вот вдруг Фасон заявляет, что есть у него на примете человечек, который мог бы купить товар. Коробку оставили у меня, чтобы у Фасона ничего не нашли в случае провала. Надо сказать, Фасон был парнем головастым.
Клиент пришел к нему домой и принес деньги. Фасон звонит мне и говорит: «Солнце взошло». Я иду на Курский вокзал и кладу десять или двадцать ампул в коробке из-под конфет в ячейку камеры хранения и тут же звоню Фасону. Он мне подтверждает, что деньги получены. Я называю ему номер ячейки, вокзал и код. Он передает информацию клиенту, и тот уходит.
Когда в первый раз Фасон принес деньги и дал нам по тысяче рублей, мы обалдели. Таких денег никто из нас не видел. Тогда «Жигули» на черном рынке двадцать тысяч стоили. Дело пошло. Но коробка имела дно. Я был кладовщиком, Фасон реализатором, а Кузя деньги получал, но ничего не делал. Вася Кузьмов имел голову на плечах и знал, что в один прекрасный день его обойдут и он останется у обочины. Кузя пошел на риск. Я до сих пор не могу понять, как этот безвольный толстячок решился на такой отчаянный шаг. Своим поступком он вышел в лидеры. Когда в коробке оставалось десять ампул, Вася принес пачку бланков, очень похожих на больничные листы. Гербовая бумага, номера, серии, но цвет не голубой, а розовый с желтым. И надпись на них другая: «Заказ-заявка на отпуск психотропных средств и лабораторных ядов и химикалий». Кузя выкрал из брюк отца ключи и залез в его домашний сейф. Не хватало гербовой печати, которая ставилась под запросом, а подпись отца Кузя подделывал виртуозно, что касается подписи руководителя предприятия, то тут имелись сложности. Особого выбора у нас не было. Институт скорой помощи имени Склифосовского. Наша вотчина.
Итак, нашей задачей под номером один стало проникновение в кабинет главврача. Печать хранилась небрежно, в столе, а не в сейфе. Слишком часто ею приходилось пользоваться. Начали мы с того, что выкрали у дежурной по административному корпусу ключи от кабинета главврача. В ночное дежурство, когда на этаже хозяйственных руководителей сидит, а точнее, спит один дежурный, нетрудно снять с доски ключи и сделать отпечатки на пластилине. Для страховки мы подмешали в термос с чаем снотворное.
Ключи сделал мой однокашник на заводе, где он работал слесарем.
Один ключ от приемной, второй от кабинета. Мы работали азартно, рискованно, и нам везло. Страшно везло. Мы ничего не боялись. В очередное дежурство Фасон поднялся на директорский этаж и попросил у дежурного разрешения позвонить по телефону. Его знала вся больница. Мать его с детства таскала за собой на работу. Парень рос без отца. Короче, Фасон ухитрился зарядить чай снотворным, как сделал это неделей раньше. Через час путь был открыт. Кузя остался на стреме, а мы прошли в кабинет. Ключи сработали нормально. Стол оказался запертым, и нам пришлось приподнимать верхнюю крышку. Все шло как по маслу.
На двадцати бланках — это все, что у нас было, — мы поставили гербовые печати. По ходу дела сперли какую-то накладную с закорючкой главврача, чтобы иметь образец его подписи. Закончив дело, мы тихо ушли. Это была игра.
Азартная, интересная и очень простая и легкая. Даже когда настал самый ответственный момент, мы не терялись и даже не нервничали. Склад медпрепаратов находился в подвале одного из фармацевтических заводов. Документ был составлен по всей форме. Кузя имел возможность взглянуть на оригиналы, и ошибка исключалась.
Получать товар доверили мне. Я оставался мальчиком на побегушках, и ничего с этим не сделаешь. Каждый имел свою степень риска. Фасон ждал меня у ворот на мотоцикле, а я направился в самое пекло. Но и тут все прошло гладко.
На получение препаратов стояла очередь. Отпускали быстро. Документы никаких сомнений не вызывали, но, кроме морфия, нам пришлось вписать и ряд других лекарств, чтобы не вызывать лишних подозрений и вопросов. Я получил пять коробок и ушел. Лишнее мы выкинули на свалку, а сто ампул морфия пошло в дело.
Сто ампул на одну заявку, а у нас было еще девятнадцать листков, оформленных по полной форме.
Бизнес набирал обороты. Фасон купил себе машину. Мы догадывались, что себе он оставляет больше, чем получаем мы, но нам и своей доли хватало.
Главное произошло спустя восемь месяцев. То, что должно было произойти. Вся эта мушкетерщина должна была привести к своему апогею — и привела.
Звонок Фасона меня удивил. Впервые он просил принести товар ему на дом. Я даже вопроса задать не успел, как он положил трубку. У нас не принято суетиться, перезванивать, мельтешить. Задание получено — выполняй. Я взял товар и пошел к нему. Мы жили в десяти минутах ходьбы друг от друга.
Часов в девять вечера я вышел из дома. На улице стояла морозная погода, и прохожие встречались редко. Вдруг из подворотни выныривает Кузя и отводит меня в сторону. «Послушай, Серый, Фасон просил меня передать тебе эту штуку». Он достал из кармана наган, держа его за ствол, и протянул мне. «Зачем ему?» — испугался я. «Так надо. Клиент попался строптивый, возможно, его пугнуть придется. Не дрейфь, он не стреляет. По телефону Фасон ничего сказать не мог тебе. Я был у него, и он шепнул на ухо, чтобы через тебя прислать ему пушку».
Я тогда даже не спросил, откуда у него взялся ствол и почему я про оружие ничего не знал. Мне даже не показалось странным, что Фасон велел прийти через полчаса, и не раньше. Я взял револьвер и убрал его в пальто, чтобы не выронить.
«Иди же, Серый, торопись. Фасон один на один с тем типом. Наркоманы — народ непредсказуемый». — «А ты чего же?» — «Да ты что? Целой кодлой ходить будем? Всех клиентов перепугаем. Тебя одного хватит. Ты по делу пришел, товар принес».
Когда я пришел к Фасону, на звонок никто не ответил. Из квартиры доносилась музыка. Фасон включил магнитофон на всю катушку. Звонков он попросту не слышал. Я толкнул дверь, и она открылась. Зашел. В комнате никого. Я убавил звук и прошел в кухню, там поворот такой в узком коридорчике. Фасон лежал на полу за углом с дыркой в затылке, а весь паркет был залит кровью. Шок парализовал меня. Трупов я насмотрелся, но видеть мертвым друга то же самое, что увидеть себя в гробу Тихори не заставили себя ждать. Накрыли меня тут же. Сидящим на корточках возле покойника. Ворвались в квартиру, словно тут целая банда на малине гуляла.
Во время следствия я узнал, что брали меня обычные ребята из местного отделения, которые патрулировали на «газоне» по переулкам. К ним подошел какой-то парень, лица которого они не запомнили, и сказал, что слышал выстрелы из окон шестого этажа в доме, где жил Фасон. Патруль оказался прытким, но был бы я убийцей, то уложил бы их еще в дверях поодиночке. Слишком много шума и неуклюжести. Нахрапом брали. На коробку с наркотиками никто не обратил внимания, но ствол с моими отпечатками нашли тут же.
Экспертиза показала, что Женя Симаков, а по-нашему Фасон, убит из оружия, которое найдено в моем кармане. В барабане оставалась пробитая гильза и гарь в стволе. Пуля, извлеченная из головы, соответствовала пуле, выпущенной на баллистической экспертизе. Кузьмов даже в роли свидетеля не выступал. У него алиби имелось. Он в этот вечер находился в гостях у подружки в Подлипках. Мой крестный отец, следователь Ефимов, советовал мне не выкручиваться и никого в дело не втягивать, чтобы групповуху не пришили, а тихо и мирно признать свою вину. Тут отпираться некуда, все очевидно, и любые уловки только отягчат мою вину, а чистосердечное… ну и так далее, типичный шаблон из лапши. Правда, капитан Ефимов дал мне обещание, что наркотики в деле гулять не будут. Надо сказать, он сдержал слово. Коробка с морфием на суде не всплывала, а я жал на то, что убийство произошло из-за неосторожности. Короче говоря, впаяли мне восьмерик. Вот к чему приводит трусость. Мать я пожалел. Она тут же слегла. Но как я мог признать себя убийцей своего друга и жить с этим всю жизнь, до сих пор понять не могу. Испуг, глупость, неосторожность? Черт его знает! За восемь лет много успел понять, но что-то осталось за пределами моего разума. Спустя полгода мать умерла. Тогда я решил рвануть «на скок», но взяли меня быстро.
