Возвращение к истокам - Пендлтон Дон (бесплатная регистрация книга txt) 📗
Те, кто уцелели, в ужасе метались по полуразрушенным этажам и, не придя еще в себя со сна, с отчаянной решимостью выпрыгивали вниз из окон — и немедля попадали в смертоносные объятия огня.
Мак поддал еще жару, пальнув по ним из своей М-79, а сам тем временем, по кругу обходя лужайку, неуклонно приближался к цели — низкому бунгало в южной части территории.
«Броневик» выплюнул в сторону усадьбы новую ракету, которая, будто нарочно, угодила в охранников, сбившихся в кучу на подступах к бунгало. В ответ гулко заухали обрезы, с разных сторон длинными очередями ударили пулеметы.
Кажется, какая-то шальная пуля все же зацепила Палача, но сейчас, в смрадном огненном бедламе, он не придал этому значения. Если он по-прежнему живой и может двигаться — на остальное наплевать!
Вперед, вперед!
Несколько раз он пустил в ход свою винтовку, и она пропела огненную колыбельную ублюдкам, призывая их забыться вечным сном. Что и говорить, эта штуковина еще ни разу не сфальшивила — и слова, и мелодия ее всегда оказывались к месту, им внимали все, хотели или нет.
Болан чувствовал, как у него по шее течет кровь. Левая рука внезапно сделалась тяжелой и непослушной, хотя боли он почти не ощущал. Четыре кандидата на спасение душ, дико выпучив глаза и потрясая обрезами, возникли, будто ниоткуда, у него на дороге и тотчас пожалели о собственном неблагоразумии — четыре последовательных выстрела размозжили им головы, отпустив разом все грехи, и боевики, как один, опрокинулись навзничь на землю.
Теперь Болан почувствовал вкус крови на губах и странную, баюкающую теплоту в груди.
Тогда он вновь обратился к «броневику» и нанес третий удар — по хлипкой постройке, оставшейся у него за спиной. Этот залп довершил начатое двумя предыдущими — огонь разлетелся по всей территории, цепко прихватывая крыши соседних построек. Теперь пожар угрожал уже и крайнему к югу, самому дальнему бунгало. Надо было спешить.
Когда он, наконец, достиг цели, занялась боковая стена. Ударом ноги Болан высадил дверь и ворвался в помещение. Несчастную итальянскую домохозяйку, верную жену его лучшего друга, он заметил сразу. Она сидела в углу, сжавшись в комочек, и с ужасом глядела на него. В ее глазах он прочитал готовность к неминуемой и страшной смерти. Отшвырнув оружие, Болан молча подхватил Ангелину, перебросил ее безвольное обнаженное тело через свое омертвевшее левое плечо и огромными скачками устремился прочь из бунгало. В правой руке его громыхал могучий «отомаг» и расчищал ему путь.
А стая дикарей, словно почуяв запах крови и нарастающую уязвимость жертвы, сгрудилась в одном месте и пыталась достать Палача, добить его. Они не понимали, что в отличие от них он не испытывает страха перед огнем, что вообще он не испытывает страха — за себя, по крайней мере. А та, за которую он мог бы опасаться, лишь удваивала его силы. Нет, сейчас он был непобедим.
Четвертая — пошла!
Огонь охватил все, и Болан выскользнул из пламени с бесценной ношей, чтобы, возвратить ее из мира дикости в мир нежный нецивилизованный. Во всяком случае он этого хотел.
Он отнес женщину в машину, в свое тихое, надежное пристанище, и, произнеся напоследок что-то ласковое и ободряющее, тотчас же вернулся к полыхающему дому.
Возле развороченной стены он вдруг наткнулся на счастливчика, каким-то чудом уцелевшего и пытавшегося выползти из огненного ада.
Да и то сказать — уцелевшего, какое там!..
Парень был похож на ребенка, который забрался в огонь посмотреть, каков он изнутри. Лицо и все тело его были покрыты страшными ожогами, но он дышал, все понимал и судорожно дергался из стороны в сторону, взывая к Богу, чтобы тот ему помог. Давным-давно отвергнутый им Бог... А кто еще мог милость оказать? Ведь рядом не осталось никого...
Тут он заметил Болана. В глазах затрепетали искорки надежды.
— Болан, подари мне жизнь! Прошу... — чуть слышно прошептал он почерневшими губами.
Глаза Болана сузились при виде жалкого, беспомощного существа, и он поднял «отомаг», чтобы уменьшить муки обреченного. Голоса он не узнал, да и не мог при всем желании, а вот манеру выговаривать слова он очень хорошо запомнил. Даже слишком.
Что делать, умирать никто не хочет. И когда нет шансов жить, надежда разгорается с особой силой.
Болан ответил ледяным тоном, в котором сквозила плохо скрываемая ярость:
— Я знаю, Симон, ты всегда любил жизнь. Так скажи же, почему с мольбой о ней ты обратился ко мне в Питтсфилде. Ответь, и я тебе подарю ее, парень.
Измученные глаза медленно скользнули по развороченной стене дома — к тому месту, где еще недавно позади запертой двери располагался «тронный зал». И Болан увидел: в дыму, среди языков пламени стояла странная кровать — эдакое хитроумное медицинское приспособление со множеством никелированных трубок, свисающих ремней, микроподъемных механизмов... По краям болтались наручники, от жара подвижный матрас вздыбился, и на вершине его, без всяких признаков жизни, покоилось чье-то убогое тело, вернее, половина того, что когда-то называлось человеком.
И внезапно в голове Болана не осталось ни единого вопроса. Все, точка!
Он вложил пулю точно между горящих, умоляющих глаз, уронил снайперский значок на грудь «неисправимого романтика» и зашагал прочь.
Да, с вопросами покончено. Сразу — и навсегда.
Он все-таки нашел «Иисуса» — если только эти библейские имена имели в данной ситуации какое-либо значение.
Человеком, стоявшим на вершине пирамиды, — так сказать, Царем Царей — был Оджи Маринелло.
Так и сдох, будто собака, на не нужной никому территории.
Никому не нужной, кроме него самого.
Эпилог
Встречаясь взглядом с Боланом, Энджи всякий раз смущенно опускала глаза. И дело не в том, что когда-то, теперь уже в далеком прошлом, когда он впервые появился в Питтсфилде, она всадила в него пулю. Это он простил ей, и она знала. Дело в другом. Она была чертовски красива, и случилось так, что Болан смог лицезреть ее, что называется, во всем блеске ее очарования. С одной стороны, это наполняло Энджи потаенной, свойственной любой женщине гордостью, а с другой — конечно же, слегка смущало. Не ее вина, что эти выродки, прежде чем бросить в голую клетку ее саму раздели догола. И все же, и все же...
Разлив по чашечкам кофе, она наклонилась, быстро поцеловала Лео в нос и, извинившись, вернулась на кухню.
— Тебе чертовски повезло, Лео, — пробормотал Болан.
— Повезло! Не то слово! — самодовольно ухмыльнулся новый член Совета. — А вот про тебя, сержант, я могу сказать точно: твой ангел-хранитель не дремлет — ни дня, ни минуты! — Он протянул руку и осторожно коснулся повязки на шее и плече Палача. — Могло все кончиться плачевно. Еще один сантиметр, приятель, — и ни один из нас не вышел бы оттуда. Как плечо?
— Заживет, — отмахнулся Болан. — У тебя как дела? Ты уверен, что ваш союз с Эритрея прочен?
— Убежден. У нас с ним прекрасные отношения. Я никогда еще не чувствовал себя столь уверенно. А сейчас мне он даже и не нужен. У него свои игры — вот он и подарил меня Совету.
Болан кисло улыбнулся:
— Жаль. А я как раз решил отдать его.
— Это в каком же смысле?
— Я пообещал Гарольду найти козла отпущения, фальшивку. Холодное мясо. Но у меня не осталось ничего, что можно было бы послать ему, так что придется отправить теплое мясо.
— Дэвида? — Глаза Лео расширились.
Болан согласно закивал:
— Только его одного. Он заработал это. Послушай, Лео, Симон был человеком в десять раз дороже, чем Эритрея. Но он хоть честно умер — рядом с боссом. Он до конца боролся за эту идиотскую идею, которую себе втемяшил в голову старик. Да и не только одному себе.
— Я до сих пор не понимаю, как все было организовано. Ты говорил, будто Дэвид и впрямь намеревался...
— Это только мои предположения, Лео, а правду мы уже вряд ли когда-нибудь узнаем. Ведь мафия — хорошо организованная кучка психов, а разве можно до конца уяснить логику сумасшедших? Но факт остается фактом — после событий в Джерси Дэвид Эритрея занимал место Оджи Маринелло. Две последние недели Оджи был здесь, в Питтсфилде, так сказать, сидел на пороге твоего дома.
