Спасатель. Серые волки - Воронин Андрей Николаевич (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Тянуть дальше не имело смысла и было довольно рискованно. Склонившись над полулежащим в постели человеком, Кошевой двумя пальцами дотронулся до его шеи под челюстью, нащупывая пульс. Пульса не было, да и кожа несостоявшейся жертвы холодила кончики пальцев даже сквозь латекс перчатки.
Первое впечатление оказалось верным: пациент палаты номер триста семь был мертв, как кочерга, уже за несколько минут до того, как посланный по его душу убийца переступил порог.
– Вот черт, – с досадой сказал Кошевой.
Такой казус с ним приключился впервые, и теперь, по совести говоря, он не знал, как быть с гонораром. С одной стороны, он проделал немалую работу, а с другой – как ни крути, клиента прибрал всетаки не он, а костлявая старуха с косой.
В это мгновение у него за спиной негромко чмокнула дверная защелка и женский голос неуверенно произнес:
– Простите, а…
Думать было некогда, да и не о чем. Кошевой резко обернулся и выстрелил навскидку, не целясь. Он никогда не промахивался, не промахнулся и теперь: пуля ударила незваную гостью в лоб точно над переносицей, и она, даже не успев испугаться, упала на пол около двери, составив компанию двум мертвым ментам – то есть, простите, копам.
К удивлению и досаде Кошевого, это оказалась не медсестра, не врач и не пациентка из соседней палаты, а посетительница – та самая понравившаяся ему со спины дамочка, что минуту назад вошла в дверь триста второй палаты. Она действительно была красива, хотя сочащаяся кровью пулевая пробоина во лбу и слепой немигающий взгляд ее немного портили.
– Вот черт, – повторил Кошевой, бросил на пол у кровати слабо дымящийся пистолет и, перешагнув через убитую женщину, вышел из палаты.
5
– Слушайте, – недовольно кривя маленький бабий рот, брюзгливо произнес заместитель генерального прокурора Винников, – сколько можно? У меня от этого места уже оскомина!
Они спускались к озеру по длинной пологой лестнице, ступенями которой служили расколотые вдоль и уложенные плоской стороной кверху дубовые колоды. Над спуском, превращая его в сумрачный наклонный коридор, смыкались густые кроны, и освещенное ярким солнцем озеро впереди напоминало картину в затейливой полуовальной раме.
– Надоело мотаться взадвперед, – продолжал брюзжать Винников. – Мне что, повашему, больше делать нечего?
– Как был Уксус, так Уксусом и остался, – доверительно сообщил депутат Государственной думы Беглов идущему рядом генералполковнику Макарову. – Вечно чемнибудь недоволен – не одним, так другим… А где прикажешь обсуждать подобные темы? – слегка повысив голос, обратился он к Винникову. – В кабаке? У тебя в кабинете? Может, по телефону, чтобы не тратить попусту твое драгоценное время?
При этом он подумал, что в данном случае недовольство Уксуса абсолютно беспочвенным не назовешь – в нем имелосьтаки рациональное зерно, хотя отыскать его было непросто. С этим загородным имением его превосходительства генералполковника Кота в самом деле чтото было не так. Вернее, чтото не так было с ними самими. Иначе почему, имея роскошные, гарантированно защищенные от всех видов прослушки городские квартиры и огромные загородные дома, они раз за разом собирались вместе именно здесь, в этой мрачной берлоге, над воротами которой красовалась дурацкая вывеска «Волчье Логово»? Уж не изза нее ли, в самомто деле?
– Мне ктонибудь, наконец, объяснит, что там произошло? – величественно вопросил его превосходительство.
Такое с ним время от времени случалось, и чем дальше, тем чаще: увлекшись своей начальственной ролью, он забывал из нее выйти даже в компании старых друзей и продолжал корчить из себя невесть каких размеров шишку до тех пор, пока ктонибудь, потеряв терпение, не давал ему пинка – в фигуральном смысле, а бывало, что и в прямом.
– Это вопрос не ко мне, а к представителю компетентных органов, – сдержав зуд в правой ноге, сообщил Беглов. – Я, честно говоря, и сам до конца не понял, что к чему.
– Не понял он, – проворчал Владимир Николаевич Винников. – А должен бы понимать! Человечекто твой!
– Он такой же мой, как и твой, – возразил Илья Григорьевич. – Вольная птица, наемный стрелок. Да и в любом случае перетирать подробности с исполнителями – это уже давно не мой уровень. Мне сообщили, что дело сделано, но исполнитель отказался от второй половины гонорара, удовлетворившись авансом: у него, видите ли, возникли какието там этические соображения. А какие – мне не докладывали.
– Это я тебе сейчас доложу, – пообещал Винников. – Этика у него… Твоему исполнителю, если хочешь знать, за такую работу надо руки вырвать и обратным концом в ж… вставить. И этические соображения туда же засунуть, да поглубже. Этот профессионал устроил в клинике настоящую бойню – завалил сначала больничного охранника, потом двух постовых ментов, а на десерт еще и случайную свидетельницу. А Француз, между прочим, отдал концы самостоятельно, минут за десять – пятнадцать до его прихода. Вот поэтому, как я понимаю, этот вольный стрелок и отказался от второй половины гонорара. Наглости не хватило взять деньги за работу, которую не делал, – вот и все его этические соображения.
– То есть как «самостоятельно»? – тупо переспросил генерал Макаров.
– У него была опухоль мозга, – напомнил Винников. – Неоперабельная. А от этого, как правило, рано или поздно помирают.
– Вот дает Француз! – чуть ли не с восхищением произнес Беглов. – И тут перехитрил! Опять вывернулся, сука оксфордская!
– Всю жизнь у него все не как у людей, – проворчал генерал Макаров. – Жил не полюдски и помер с фигой в кармане, фармазон. А на исполнителя ты зря бочки катишь, – обратился он персонально к Винникову. – Другой на его месте засадил бы пулю покойничку в лоб и спокойно прикарманил денежки. А этот, глядика, честный! Таких уважать надо, а ты – руки вырвать, в ж… вставить…
– Ты ему по своей профсоюзной линии передай, – пропустив реплику генерала мимо ушей, сказал Беглову Винников, – чтоб больше так не шутил. Представляешь, он ствол прямо около кровати бросил. Как будто это Француз, не вставая с постели, двух ментов и бабу расстрелял, а потом копыта отбросил.
– Ну, и чем ты опять недоволен? – удивился Илья Григорьевич. – Помутнение рассудка на почве сильных головных болей и под воздействием наркотических лекарственных препаратов, неудачная попытка к бегству… Нормальная рабочая версия. Удобная.
– Вот только труп охранника на посту видеонаблюдения на первом этаже в нее никак не вписывается. Пулю ему в череп вкатили из того же ствола. Получается, что Француз завалил троих в палате, спустился на первый этаж, грохнул охранника, вырубил камеры, свистнул из компьютера жесткий диск с записями, вернулся в постель и помер. А перед этим еще успел кудато запрятать этот самый жесткий диск.
– Да, это не версия, – со вздохом согласился Беглов, – это бред сивой кобылы. А жаль. Красиво могло срастись, да и твоим охламонам на руку: дело закрыто ввиду смерти подозреваемого… А какнибудь отсечь этот пост видеонаблюдения нельзя?
– Что отсечь – труп с огнестрелом? Ты в своем уме?
– Да, – признал депутат, – чтото я сегодня… Настроение какоето нерабочее. Да оно и понятно. Чего напрягаться, если дело сделано? Версии пускай твои подчиненные строят, им за это из бюджета деньги платят, и немалые. А нам не грех и попраздновать. Так ли, этак ли, а проблема решена: Француз заткнулся и больше никому ничего не скажет. Никогда.
– Даже не верится, – поддакнул его превосходительство. – Просто гора с плеч!
На последней ступеньке лестницы, уже поставив одну ногу на усеянный старыми желудями и сухими прошлогодними листьями песок, Владимир Николаевич Винников остановился и обернулся назад, словно проверяя, не крадется ли за ними некто, увешанный записывающей аппаратурой, с микрофоном направленного действия в руке. Подозрительность давно вошла в плоть и кровь заместителя генерального прокурора, став основой его естества. Заверениям Василия Андреевича Макарова в полной безопасности этого места и гарантированной конфиденциальности ведущихся здесь переговоров он не верил ни на грош. В кармане его легкой спортивной курточки, как всегда, лежал включенный на запись цифровой диктофон, чувствительный микрофон которого прятался под воротником: Винников привычно копил компромат на друзей и деловых партнеров и не менее привычно допускал, что они в данный момент заняты тем же.
