Молитва для ракетчика - Козлов Константин (читать книги без сокращений .txt) 📗

— Он согласен.

Прапорщик встал, отряхнулся, демонстративно закинул автомат за спину и побрел к самолету. Бен внимательно разглядывал приближающегося к нему человека. Его он никогда прежде не видел. У незнакомца было чуть смуглое сердитое лицо. Покрывшиеся инеем усы воинственно топорщились. На голове русского была шапка-ушанка с кокардой, на которой отчетливо виднелась красная звезда (новую Карбан не цеплял из принципа. Раз вещевая служба не выдала, на свои покупать не буду. Ни копейки из семейного фонда на военные расходы). Одет приближающийся человек был в пятнистую форму, за спиной у него болтался русский АКМ [61], хорошо известный всему человечеству по американским боевикам, на погонах виднелись две звездочки. Бен помнил, что у русских звезды носят только офицеры.

— Сдаюсь господину офицеру, — сказал Бен, — протянул свое оружие к нему рукояткой вперед.

— Так я тебя сразу и понял! — сообщил ему Карбан, отобрал оружие и спросил: — Ты тут один?

Бен устало покачал головой и знаками дал понять, что ничего не понимает.

— Понятно, поговорили, значит, — подвел итог беседе прапорщик, — мужики, идите сюда!

Когда Давыдов подошел к самолету, его взору предстал испуганный и больной человек, настрадавшийся от мороза и боли. Вид его был настолько жалок, что Анатолий с трудом заставил себя относиться к нему как к пленному. Иногда казалось, что норвежец едва-едва не теряет сознание. «Хотя никто тебя, голубчик, сюда не звал!» — подумал майор сердито. На кадрах хроники военной поры немцы, сдавшиеся под Сталинградом, тоже выглядели иначе, чем летом 1941 года. Пленник был один, четверых его товарищей нашли рядом с самолетом, все четверо были мертвы, их тела мороз превратил в одеревеневшие статуи.

— Микко, спросите у него, что с остальными? И что это с ними случилось?

Егерь переводил, пленник объяснял, и мало-помалу картина прояснялась. Анатолий внимательно слушал, лишь изредка задавая вопросы.

— Что-то я не очень понял насчет отравления, — уточнил майор.

— Я и сам не шибко понимаю, — сказал егерь, — отсутствие практики сказывается. Сейчас спрошу еще раз.

Егерь и пленник обменялись несколькими фразами.

Пока шел допрос, остальные русские разбили лагерь, поставили палатки, развели костер, напоили норвежца чаем с водкой. Его осмотрел врач и сделал перевязку. Бену было плохо, раненой руки он почти не чувствовал. Все казалось далеким и потерявшим значение, его о чем-то спрашивали, он отвечал как мог. Мысли путались в голове, чтобы говорить связно, приходилось собирать всю волю в кулак. Похоже, переводчик его не очень понимал, так как очень часто переспрашивал, хотя Бен старался использовать самые простые слова. Он говорил с русским, как говорят с маленькими детьми. Очень хотелось спать, а русский все задавал свои вопросы. Сейчас он спрашивал о том, кто отравил его товарищей. Бен в который раз начал повторять свой рассказ о русских, нашедших их после вынужденной посадки.

— Утверждает, что до нас тут уже были русские, которые отравили его товарищей, они сначала их арестовали, а потом еще один русский освободил двоих, а всех этих повязал. Странно все это, — задумчиво сказал Микко, — он это уже во второй раз рассказывает, но все излагает в той же последовательности.

— Брешет, как Троцкий! Во-первых, это ж кем надо быть, чтобы в одиночку повязать столько народу, заметьте, вооруженного. Хотя это еще ладно. А во-вторых, ну на хрена их кому-то травить? Быть может, они сами замерзли? — предположил Анатолий.

— Вроде не врет, — сообщил подошедший к костру Волков, — я на лица этих жмуриков посмотрел, похоже, их действительно отравили. Уж очень жуткие гримасы. Если бы они замерзли, то просто уснули бы, и все. Да и не с чего им было замерзать. Ни у кого ни царапинки. Их же перед вылетом наверняка врач осматривал, молодые здоровые мужики. Были.

— Может, русские из его рассказа — это те, что одного из своих неделю назад грохнули? — предположил Микко, — тогда все сходится. Они пришли за оружием, а наткнулись на сбитый самолет. Не пойму только, зачем им было этих интуристов травить.

— Спросите у него еще раз, — попросил майор. Микко перевел вопрос. На этот раз русский переводчик задал вопрос по-другому и Йенсен, не задумываясь, ответил:

— Может, потому, что не могли забрать всех с собой?

Когда Хютенен закончил переводить то, что сказал пленный, Анатолий аж подскочил:

— Что значит — не могли всех забрать с собой? Они что, кого-то увезли? Зачем? Что это наш варяжский гость несет?

Егерь снова стал спрашивать, а пленник отвечать. Старик помолчал, а потом сформулировал информацию:

— Значит, так, кроме них, норвежцев, в экипаже было двое американцев, они были вроде как бы главными. Так вот, русские их увезли с собой на снегоходах.

— Куда и зачем?

— Говорит, в сторону границы. После того как его друзей отравили, он прикинулся, что лежит без сознания. Американка говорила со своим товарищем, что…

— У них что, тетка была старшей?

Микко перевел, пленник кивнул.

— Так вот, она сказала, — продолжил рассказ Хютенен, — что русские согласились перебросить их через границу, и просила его не сопротивляться, это все. Потом русские придали лагерю вид, как будто их здесь не было. Членам экипажа даже личное оружие по карманам рассовали.

— А с чего это русские вздумали везти американцев к границе?

Микко перетолмачил вопрос, но пленник только покачал головой.

— Не знает.

— Куда хоть они поехали? Это он сказать может? Where have they gone? Понимаешь?

Пленный закивал и показал здоровой рукой на север.

— Ну, этак к границе не доедешь, — рассмеялся Карбан, — граница там! — Он махнул рукой в направлении озера. Бен отрицательно замотал головой, и упрямо показал прежнее направление.

— Ладно, обрадуем начальство, — сказал Анатолий, — а то они уже, наверное, извелись. После моего последнего доклада времени прошло много. Ничего, в следующий раз будут быстрее решения принимать.

Как только станция прогрелась, из телефонов донеслось:

— …Любой ценой! Разрешаем открыть огонь на поражение! Повторяю: на поражение!

Анатолий нажал тангенту [62]:

— Повторите, чего любой ценой?

— «Иволга-шесть», «Иволга-шесть», я «Охота-десять», как слышите, что у вас происходит? Разрешаем стрелять!

— Раньше нужно было разрешать, — нагло заявил Давыдов, — И так справились.

— С вами будет говорить сосед.

— Кто будет говорить? — не понял Анатолий.

— Слушай, майор! — голос говорившего былвластен и сух.

— Как насчет радиодисциплины? — осведомился Давыдов и процитировал лозунг, который производители военной техники связи любят цеплять на переднюю панель своих изделий. — Противник подслушивает!

— Пусть подслушивает, другой связи у нас нет, а дело государственной важности. Я из тех, кто всех вас за такие вещи, как дисциплина в эфире и соблюдение секретов, гоняет. Издержки беру на себя, валяй открытым текстом. Ты нашел «Орион»?

— Может это и «Орион», — пожал плечами Давыдов, — большой белый, норвежские опознавательные знаки, четыре двигателя…

— Хвост? Какой у него хвост?

— А, понял, — сообразил Анатолий, — сзади фюзеляжа длинное продолжение вроде антенны.

— Это он. Что с экипажем?

Давыдов принялся докладывать все, что им удалось установить. Собеседник слушал внимательно, ни разу не перебил. Теперь до Анатолия дошло, что «соседом» корреспондент называл представителя соседнего ведомства — фээсбэшника. Давыдов сообщил и о своих сомнениях в достоверности полученной от пленника информации. «Сосед» передал:

— Это легко проверить. Ты знаешь, что такое стример [63]?

— Это в компьютере, что ли? Знаю.

— Точно, их на борту должно быть аж два. Пойди посмотри оба, проверь — есть ли в них кассеты?