Крестовый перевал - Зверев Сергей Иванович (лучшие книги онлайн TXT) 📗
— Поезжай, — говорю ему спокойным уравновешенным тоном. — Я никому не скажу о твоем звонке. Но при одном условии: ты должен держать меня в курсе событий. Сам понимаешь — все-таки не экскурсия. И не турпоход.
— Хорошо, Паша. Договорились. И… у меня к тебе просьба.
— Валяй.
— Не звони мне на этот номер, ладно? Я при случае сам тебе позвоню…
Мама в курсе пропажи младшего Ткача. Она, безусловно, переживает и каждый раз расспрашивает о новостях на данную тему. За завтраком я рассказываю о несчастье с Дарьей Семеновной, благоразумно умалчивая обо всем остальном: о ночной стрельбе, о ранении Серафимы, о Юркином звонке. Затем поспешно собираюсь, прихватывая вещи двух лежащих по разным больницам женщин. Мама кладет свежие фрукты и аккуратно свернутый белый халат.
Выхожу на улицу. Под утро тучи растаяли, ветер стих, выглянуло бледное солнце. От лившего целые сутки дождя остались огромные лужи и пропитанный влагой воздух…
Завернув за угол, достаю телефон и набираю номер диспетчера «Скорой помощи». Прикинувшись взволнованным женихом, расспрашиваю о молодой женщине, пострадавшей прошлой ночью на пересечении Шелковичной и Астраханской.
— Доставлена в 1-ю Советскую больницу, — сочувственно отвечает девушка. — Зайдите в приемное отделение — там вам все про нее расскажут. Если состояние позволяет — разрешат навестить…
Спасибо, милая. Дай бог тебе непьющего мужа и детей-отличников.
Решаю начать с кардиологии 2-й Советской больницы — это всего в двух шагах от нашего дома на Белоглинской. Иду по тропинке через двор, дабы срезать путь и побыстрее увидеть Дарью Семеновну. Однако вскоре ловлю себя на странной мысли: чаще думаю не о Дарье Семеновне и даже не о Серафиме, а о Юркиной поездке на Кавказ. Хоть у меня и не возникло возражений против рисковой затеи, но почему-то сейчас она мне нравится все меньше и меньше…
М-да. Посещение сих заведений никогда не добавляло мне оптимизма и любви к отечественной медицине. Конвейер — он и есть конвейер: одних занесли, других вынесли.
Дарья Семеновна все еще в реанимации. Я отловил в светлом коридоре симпатичную практикантку в зеленой пижаме и таком же зеленом колпаке, прислонил ее к стенке, навис над хрупким тельцем и, зловеще улыбнувшись, стал расспрашивать о здоровье любимой тети. Через минуту допроса с пристрастием она подводит меня к стеклянной стене, за которой в ровную линию выстроились специальные кровати и дружно мигают лампочки с мониторами.
Пожилая женщина сразу меня узнает, улыбается, машет рукой. И… промокает салфеткой слезы.
«Черт! — ругаюсь про себя. — Наверное, не стоило появляться и напоминать ей о трагедии с Юркой».
— Передай ей фрукты, — сую девчонке пакет.
— Здесь хорошо кормят, — возражает она.
— Тогда сама съешь. Они свежие…
До 1-й Советской больницы иду пешком.
Настроение фиговое, несмотря на утренний звонок «покойника». Почему-то его намерение рвануть на Кавказ все сильнее и сильнее давит на мою психику. Причин этого давления я пока понять не в силах. Видимо, немного волнуюсь перед встречей с Серафимой…
Отыскав на территории больничного городка квадратный домишко с квадратной же вывеской «Приемное отделение», захожу в подобие холла. Справа за столом сидит бабка с повадками сторожа-администратора. С этой номер, рассчитанный на сопереживание, не прокатит. И допрашивать ее бесполезно — бой-баба с голосом римского гладиатора сама кого хочешь допросит.
Называю фамилию Серафимы, представляюсь родственником. Бабка деловито копается в журнале и с недовольным видом информирует:
— Лежит в послеоперационной палате хирургического отделения.
Ага, значит, уже сделали операцию. Интересуюсь состоянием и получаю ответ из социализма:
— А я почем знаю?!
Так и огрел бы грымзу журналом по крашеной башке.
— К ней пропустят?
— Пропустят. Если купишь у дежурной бахилы и наденешь халат…
«Бесценная» работница… Такие должны дежурить в подвале морга и общаться исключительно с тамошним лежачим контингентом.
Ищу хирургическое отделение, покупаю бахилы и, вырядившись идиотом, топаю на второй этаж. Тихо постучав, толкаю дверь. В небольшой палате по обе стороны от окна стоят две кровати. Одна аккуратно заправлена, на другой лежит Серафима. Рядом возвышается штатив с пузырьком, от которого к ее руке прозрачной змейкой вьется трубка.
Проскальзываю в палату.
Увидев меня, девушка растягивает губы в подобие улыбки и шепчет:
— Привет.
Лицо бледное, шикарные волосы разбросаны в красивом беспорядке по тощей подушке.
Приблизившись, целую ее в щеку.
— Как ты?
— Нормально. Медсестра сказала, что ночью меня прооперировали, вытащили пулю. А я все проспала под наркозом — ничего не помню.
Присев рядом на стул, нахожу ее прохладную ладонь.
— Прости меня, Серафима.
— За что?
— За все это… — Обвожу взглядом больничные хоромы.
— Перестань. В чем ты виноват? — Легонько сжимает она мои пальцы. — У тети Даши был?
— Да. Около часа назад.
— Как она?
— Уже лучше. Виделись через стеклянную стенку реанимации. Выглядит хорошо. Даже ручкой помахала.
— Ну, и слава богу. А ко мне следователь с утра приходил. Представляешь?
Ого! Похвальная оперативность! Чего не скажешь о случае с Юркиной компанией. Вслух оценивать сие событие не решаюсь. Серафиму считаю не только красивой, но и сообразительной женщиной, поэтому жду продолжения.
— Врач долго меня терзать не разрешил, и следователь — угрюмый такой мужчинка с въедливым взглядом — задавал вопросы минут десять, — шепчет она и крепче сжимает мою руку. — Я не сказала о тебе ни слова.
— Что же ты ответила ему?
— Шла домой, внезапно услышала сзади рев двигателя и хлопки. Почувствовала удар в спину — в область правой лопатки и… И больше ничего не помню.
До чего же она мне нравится! Красива, умна и с неповторимой искоркой в больших выразительных глазах.
— Да. Для того чтобы расплести узлы этой истории, лучше держаться подальше от милиции и следователей. Спасибо, Серафима.
— Не за что. Просто мне показалось, что следователи окончательно испортят твой отпуск. Павел, а что произошло после выстрелов? Я ведь на самом деле ничего не помню.
Пододвинув стул ближе, в двух словах пересказываю финал вчерашних гонок со стрельбой.
— Ты опознал их? — вновь поражает она своей прозорливостью.
— Того, что управлял мотоциклом, я раньше не видел. Второй оказался тем кавказцем, на которого я наткнулся в твоем дворе. Но это не главное.
— А что главное? — доверчиво смотрит она.
Я машинально ощупываю карманы — мне опять чертовски хочется курить. Дымить в палате я, разумеется, не собираюсь. Просто тяну время и гадаю: посвящать Серафиму в тонкости непростой и длинной истории или поберечь ее нервы?
И все же решив быть до конца честным, рассказал о первой встрече с кавказцем в окрестностях Грозного, о второй в Кантышево. И, наконец, о нескольких странных фразах, произнесенных им вчера за минуту до смерти.
— «Не ищи Ткача — младшего брата пропавшего капитана. Он мертв. Не ходи в ущелье. Мой отец рассказал о великой тайне. Теперь мы вас всех уничтожим…» — словно автоответчик повторила Серафима. — И вправду загадочно. Кто будет искать погибшего Юрия? Зачем?…
— Это еще не все новости.
Она опять глядит на меня доверчивым взором, ждет.
— Юрка жив. Он звонил мне утром. А в Москве у здания театра, видимо, произошла какая-то ошибка при опознании тел.
Ее глаза округляются. Сначала от величайшего изумления, потом от радости. Мне приходится поднести указательный палец к губам.
Серафима улыбается и часто кивает.
— Говорить об этом пока не стоит. Даже тете Даше, — предупреждаю я ее.
— Да-да, понимаю — там все очень непросто. А что же он будет делать? Если он появится — его сразу арестуют.
