Стукач - Вихлянцев Олег Эрнестович (читать книги .TXT) 📗

– Ты порешил часового, Соленый…

– Заткнись!

– Ты убил его…

– Шевели костями. Если до вечера не попадем к «железке» – пиши пропало. Оцепят район – не уйдем. Так что закрой хлебало, Монах. Чухать надо, а не языком молоть.

– Соленый, может, в зону вернемся? Добровольно, а? Я боюсь, Соленый!

– Сявка! К стенке захотел?! Н-на!!! – Полуобернувшись на ходу, Соленый изо всех сил саданул Монаха кулаком в лицо. Тот кубарем покатился по земле, но тут же вновь поднялся на ноги и поспешил за ударившим его.

Их было двое. На плече Соленого болтался автомат Калашникова образца 1947 года с примкнутыми штыком и магазином. Монах оружия не имел. Одетые в черные лагерные робы, они остервенело продирались через тайгу, уходя все дальше и дальше от высоких заборов, колючей проволоки, караульных овчарок и окриков часовых.

Весна вовсю будоражила тайгу. И если между деревьями пока лежал снег, то на опушках уже чернели проталины, поднимая в воздух пары от запрелого мха, перегнившей за зиму листвы и народившейся только что черемши.

Ближайшую, а потому наиболее реальную опасность для каторжников сейчас представляла не относительная близость колонии, из которой им удалось бежать, а маленькая лесная гнида, насекомое, пробуждающееся при первых теплых лучах солнца, – энцефалитный клещ. Мерзость, каких на земле мало. Укус клеща неизбежно влечет за собою смерть. А умирать не хотелось. Потому оба – Соленый и Монах – высоко подняли воротники своих ватников.

Солдаты-краснопогонники – где они еще? Хотя, конечно, спохватились. Кинулись в погоню. Но их мало, а тайга большая. Караульные собаки – безмозглые твари, способные лишь ходить с вертухаями по периметру зоны и драть в клочья мясо заключенных. Работе по следу не обучены.

Есть, конечно, оперативный полк внутренних войск. Там и солдаты натасканы зеков ловить, и овчарки у них розыскные. Но полк далеко, аж под Хабаровском. Пока они сюда доберутся, пока «кольцо» по тайге выставят, много часов пройдет.

– Слышь, Соленый! – Монах не обиделся на полученную только что зуботычину. Она его даже протрезвила. – Куда идем-то, сам знаешь? «Железка» длинная. Так и до Хабаровска дошкандыбать можно.

– Дурак ты, Монах, – отвечал Соленый. – Как раз в Хабаровск нам и нельзя. Там менты. Пойдем к Известковой.

– Да ты что?! Мы ж там как на ладони будем! Вмиг повяжут!

– Не спорь со мной! – раздраженно ответил Соленый. – С Известковой на Иркутск прямая ветка. Два дня пути.

Станция Известковая – крохотное таежное поселение, от которого на север, до Чегдомына, зеки проложили железнодорожные пути. В годы Великой Отечественной войны шпалы и рельсы были разобраны и переброшены под Сталинград. В начале пятидесятых пути восстановили все те же заключенные. Позже эту железную дорогу станут называть малым БАМом. А сам Чегдомын, поселок городского типа, где испокон веков карьерным способом добывается каменный уголь, населяли бывшие и будущие обитатели исправительно-трудовых учреждений Севера, Сибири и Дальнего Востока.

Соленый – Данил Солонов – родился в Чегдомыне в 1940 году.

Отец и мать его познакомились при весьма необычных обстоятельствах. До Великой Отечественной они оба отбывали сроки в колониях, расположенных в районе Дуссе-Алиня. И надо ж такому было случиться, чтобы именно в те годы поступило распоряжение Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза: призвать комсомольцев-добровольцев на сооружение железнодорожного пути Известковая – Чегдомын.

Комсомольцев призвали. Но те оказались большими специалистами пить водку и горланить лозунги типа «Даешь пятилетку в три дня!». А также писать отчеты в Москву, что, мол, окончание строительства не за горами. В результате, когда до сдачи объекта в эксплуатацию осталось несколько месяцев, все дружно схватились за головы. Что делать?!

И тут вспомнили (не перевелись умные головы!), что рядом скучают без дела заключенные. Эка невидаль – лес валить с утра до ночи! А как настоящей работы нюхнуть, слабо?

Не слабо оказалось. Вырубили просеку. Протянули линию полевой связи. Выстроили контрольные пункты. Что ж теперь? Всего ничего! Начать и кончить. И приступили к укладке путей. А тут, как назло, каменная глыба по трассе. И не обойти ее стороной, потому как везде болота непролазные.

Остается одно – рубить тоннель. А как рубить? Комсомольцы не просыхают, да и сматываться из таежной глуши потихоньку начали: иссякла тяга к романтике. Ешкин кот, а зеки на что?!

Одним словом, чтобы ускорить процесс, по обе стороны каменной горы выстроили два лагеря – женский и мужской.

– Слушать сюда, бродяги! – хрипло орал на морозе начальник мужской колонии. – Вот горка перед вами. С этой стороны вы долбите, а с той – мамки ваши воровские. Как только дыру в горе прорубите навстречу друг дружке, так три дня дам вам посношаться до блевотины.

– Подмываться, курвы! – вещал начальник женской зоны. – Рубите гору! Вам навстречу мужики идут! Целки посрывать есть охочие?

Целок, а если выражаться нормальным человеческим языком, – девственниц, понятное дело, не было. А охочие до мужской ласки нашлись.

Денно и нощно гудела тайга. Кайла нещадно рубили каменную породу. Заключенные тоннами жрали сосновые иглы, чтоб цингу подлечить да силенок поднабраться. Дохли под обвалами и просто с голодухи. Мужики лезли в гору поверх тоннеля, желая поскорее добраться до женщин. И неизменно попадали под пули охранников.

И вот долгожданный день настал. Проходки осталось всего несколько метров. И каждый ждал от этого дня чего-то необычного, чего-то сказочного.

Но вновь загудела тайга. Топотом солдатских сапог. Полк НКВД особого назначения прибыл вовремя.

В тот самый момент, когда проходка была завершена и женщины кинулись к мужчинам, а мужчины – к женщинам, зазвучали ружейные и автоматные выстрелы. Чекисты не жалели патронов и били прицельно, отсекая зеков. Половина из них нашла смерть в тоннеле. Остальных быстро разогнали по своим баракам.