Из любви к искусству - Воронин Андрей Николаевич (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Толпа перед крыльцом стала понемногу рассасываться, потом начали по одному и парами подходить учителя, с ходу занимая оборону, хотя и они сгорали от любопытства.
Ольга Дмитриевна остро позавидовала коллегам: лично она никакого любопытства не испытывала.
Потом во дворе, протискиваясь через редеющую толпу школяров, появился канареечно-желтый «жигуленок» директора, и Ольга Дмитриевна, вздохнув, покинула свой наблюдательный пост. Нужно было спускаться вниз и открывать дверь, а для этого, как ни крути, придется снова пройти мимо раздевалки и торчащего из-за деревянной панели коричневого офицерского ботинка.
Идя по пустому гулкому коридору к лестнице, она заметила то, чего не увидела впопыхах, когда бежала к кабинету. Дверь школьного музея была распахнута настежь, косяк в районе замка разворочен (наверняка той самой фомкой, которой убили сторожа), на полу валялись острые щепки, неприятно белевшие на фоне темной половой краски. На внутренней стороне двери Валдаева разглядела знакомый рисунок: черную пентаграмму, заключенную в окружность. В музей она заглядывать не стала: на сегодня зрелищ ей было предостаточно.
Милиция прибыла через двадцать минут, почти сразу же после «скорой помощи». К этому времени во дворе почти не осталось учеников. Вокруг крыльца кучковались недоумевающие педагоги, реакция которых на происшествие мало чем отличалась от реакции их подопечных: удивление, любопытство, легкое беспокойство и, конечно же, тщательно скрываемая радость по поводу отмены занятий. Тарахтящий сине-белый «уазик» в сопровождении микроавтобуса с экспертами въехал во двор и остановился в сторонке, угодив передним колесом прямо в клумбу с георгинами. Мордатый сержант со сдвинутой на живот расстегнутой кобурой прочно утвердился у дверей, широко раздвинул ноги в высоких ботинках и стал со скучающим видом смотреть поверх голов. Оперативники и эксперты в сопровождении еще двоих сержантов вошли вовнутрь, и дверь за ними закрылась.
Через пару минут дверь снова распахнулась, и на крыльцо вышла бригада «скорой помощи» в полном составе. Не отвечая на расспросы любопытных учителей и нескольких неизвестно когда и как успевших затесаться в толпу старушек из соседних домов, они протолкались к своей машине, но не уехали, а расположились на перекур с таким видом, словно вознамерились простоять здесь до самого вечера. Через некоторое время к ним начали по одному прибиваться учителя-мужчины: подходили, просили прикурить и приступали к осторожным расспросам. Впрочем, все, чего им удалось добиться, сводилось к одной-единственной фразе, которую лениво обронил толстый неряшливый санитар. «Не наш клиент», – равнодушно сказал этот брат милосердия и, отвернувшись, длинно сплюнул в клумбу.
Потом на крыльцо вышел невзрачный человек в штатском и негромко осведомился, здесь ли учитель истории Михаил Александрович Перельман. Учитель Перельман оказался здесь. Это был молодой человек не старше тридцати лет с довольно приятной и даже где-то мужественной внешностью, которую немного портили сильные очки в толстой роговой оправе. Он с отсутствующим видом стоял в сторонке, полускрытый ветвями плакучей ивы, и курил вонючую отечественную сигарету, гадливо морщась при каждой затяжке, словно его силой заставляли глотать отраву. Его бледное лицо сегодня казалось сильноосунувшимся, а мысли явно витали где-то далеко отсюда. Когда его окликнули, он заметно вздрогнул и после секундного колебания двинулся к крыльцу.
– Я Перельман, – сказал он человеку в штатском.
– Майор Круглов, – представился тот. – У меня есть к вам несколько вопросов. Давайте пройдем в здание.
Учитель недоумевающе пожал плечами и молча вошел в предупредительно открытую майором дверь.
– Замели Перельмашу, – нервно пошутил физрук Антонов. – Славная муниципальная милиция города Москвы раскрыла сионистский заговор…
Никто не засмеялся. Какая-то старуха, бренча сеткой с пустыми молочными бутылками, азартно приставала ко всем подряд, пытаясь выяснить, «кудой подклали бонбу» и «сколь ему таперича дадут». От старухи раздраженно отмахивались и спрашивали, как ей не стыдно. Бойкая старуха отвечала на это, что стыдиться ей нечего, потому как она никому бомб не подкладывала и вообще не террористка какая-нибудь и не жидомасонка, а коренная москвичка и сроду копейки чужой не взяла.., а еще учителя называются! Встревоженные учителя не стали ввязываться в склоку, и старуха разочарованно удалилась, дребезжа своей авоськой и бормоча что-то про творог, кефир и жидомасонов.
В вестибюле вовсю кипела работа. За решетчатой перегородкой раздевалки раздавались приглушенные деловитые голоса, шаркали по цементному полу подошвы и раз за разом полыхала голубая молния фотовспышки. В углу двое озабоченных экспертов колдовали над испачканным кровью выключателем. Посреди вестибюля стоял высокий молодой человек в короткой кожаной куртке и с озабоченным видом вертел перед глазами испачканную кровью фомку, разглядывая ее со всех сторон так внимательно, словно искал на ней сделанную мелким шрифтом надпись. Еще один молодой человек в штатском о чем-то расспрашивал завуча Валдаеву. Та отвечала ему высоким срывающимся голосом и, похоже, находилась на грани истерики, что было совершенно неудивительно. Директор школы был здесь же: с заботливым и обеспокоенным видом поддерживал Валдаеву под локоток и время от времени вставлял в разговор реплики, давая пояснения, в которых, судя по всему, никто не нуждался.
Перельман покосился на эту группу с явным неодобрением, но бликующие стекла очков мешали майору Круглову разобрать выражение его глаз.
– Слушаю вас, майор, – отводя взгляд от Валдаевой и поворачиваясь к Круглову, произнес Перельман. – Только учтите, я ничего не видел. Я, если хотите знать, даже понятия не имею, что здесь произошло. То есть я вижу, что сторожа нашего, судя по всему, убили.., ведь его убили, не так ли?
– Так, – спокойно сказал майор. – Да вы не волнуйтесь так, ради бога. Вас же никто ни в чем не обвиняет. Просто мне нужна ваша помощь. Ведь это вы возглавляете работу школьного музея?
– Ну уж, работу… – неопределенно буркнул Перельман. – Какая уж там работа… Дети, знаете ли, легко загораются, но так же легко и гаснут, так что вместо работы получается пшик… Так, иногда удается пополнить экспозицию, но не более того. Знаете, как я это делаю? Пообещаю этим лоботрясам четверку в четверти, они и тащат из дому, что под руку подвернется. Один умник приволок отцовский газовый пистолет: вот, говорит, возьмите, а то какой же музей без оружия?
– Н-да, – сказал Круглов. – А настоящего оружия в вашей экспозиции нет?
– А как же! – гордо заявил Перельман, и майор едва заметно напрягся. – Конечно есть! Штык от трехлинейки есть – правда, ржавый и с обломанным концом. Потом, ППШ – тоже ржавый, без затвора, ребята его на школьном дворе нашли, когда теплотрассу ремонтировали. Десяток гильз разного калибра – от пистолетной до снарядной, две каски – наша и немецкая… Вот, пожалуй, и все.
– Пожалуй или все?
– Да все, все! Что я, по-вашему, своего хозяйства не знаю?
– Хорошо, – сказал майор, и по его лицу было видно, что он действительно доволен. – Это хорошо, Михаил Александрович. А то был я, знаете ли, в одном школьном музее… Захожу, а там на стенде парабеллум – даже без стекла, не говоря уже о сигнализации. Я проверил, оказалось – исправный, хоть сейчас на огневой рубеж. И никто, что характерно, не может толком объяснить, откуда он там взялся… Н-да… Ну а ценное что-нибудь в вашем музее имеется? Такое, что можно было бы без труда и с выгодой для себя превратить в деньги?
– Ну-у, – протянул Перельман, – эк вы куда хватили! У нас же все-таки не Лувр и не Эрмитаж, а школьный музей! Хотя, – он многозначительно поднял кверху указательный палец, – один из старейших в Москве. Если бы не это обстоятельство, давно бы бросил к черту такое безнадежное дело. Кому сейчас интересна история? Тем более преподанная в виде пыльных макетов и сломанных прялок… Простите, майор, но я никак не пойму, к чему вы клоните. При чем тут музей?
