Последний контракт - Нестеров Михаил Петрович (читать книги онлайн полностью без регистрации txt) 📗
Сергей не думал, что к нему пошлют пижонов. Они имеют представление, кого им поручили убрать. И они начнут свою работу без лишних слов и жестов, едва появится возможность для выстрела. Чуть приоткрылась дверь – и готово.
Матиас играл с ним в открытую, прекрасно понимая, что на данном этапе его оппонент не может рассчитывать на помощь: Сергей ответил на звонок, значит, его не отозвали – и это ошибка его кураторов; либо он действует на свой страх и риск. Других вариантов не существовало.
Но Матиас не знал одной вещи, которая притягивала к нему Марковцева и не могла отпугнуть ни при каких обстоятельствах: это давнее знакомство Сергея и Николая Румянцева. О чем Матиас не догадывался. Это козырь Марковцева и огромный сюрприз для банкира. Который думал, может быть, по-простому: если Сергей не выйдет из дому сразу же после телефонного звонка, не сделает ноги – значит, он либо дурак, либо пьяный. И в любом случае – мертвый. На общих основаниях, как любил говаривать банкир.
Может быть, ему уже сейчас докладывают: свет в квартире горит по-прежнему, никто из квартиры не выходил. И Матиас недоуменно шевелит бровями. И отдает очередное распоряжение: «Ждите, ждите его, он сейчас выйдет, не дурак же он на самом деле!»
Пять, десять минут. Тишина. Боевики замечают тень, отброшенную на занавеску. Невероятно: он ждет. Ждет, когда к нему вломится смерть. Или он ничего не знает о смерти священника и принял слова Матиаса за чистую монету? Или надеется на крепость стен своего временного жилища?
Как хочешь, так и думай, начал нервничать Баланчин. Он убрал свой телефон в карман куртки. Выходить на связь с боссом не стоит. Распоряжение остается в силе, что бы ни планировал Марковцев.
– Может, он не один? – предположил Удалов.
Виталий пожал плечами: «Какая разница».
Он подошел к машине Семенова и стукнул в окно.
– Витя, мы пошли. Дождетесь нас, и вы свободны.
Для Семенова работа почти закончена. Он в последний раз бросил взгляд на окна квартиры объекта, неопределенно качнул головой и закурил сигарету. Через пять-десять минут он объедет дом, мигнет дальним светом, давая знак товарищам во второй машине: «Поехали».
Квартира Марковцева была на втором этаже. Когда боевики подошли к двери и Баланчин, изготовив оружие, позвонил, сверху раздались чьи-то неторопливые шаги. Виталий выругался. Сунул руку с пистолетом в широкий карман куртки и шикнул на товарища:
– Убери свою «дуру»!
Удалов убрал – буквально за пазуху. «Магнум» годился в двух случаях: прострелить навылет пару человек и ранить третьего и натурально для устрашения. Впрочем, существовал еще один вариант: предупредительный выстрел. В Питере его бы приняли за пушечный и стали сверять часы.
Накладка, сморщился Баланчин. Его лицо исказилось, когда случилась вторая:
– Открыто, – раздалось из квартиры.
Черт, надо заходить: какой-то человек уже ступил на марш третьего этажа.
Баланчин снова обнажил «макаров». Резко толкнул дверь и на секунду спрятался за косяком. Выглянул в прихожую. Свет горел в зале и на кухне, и в прихожей было достаточно светло. Виталий вошел в квартиру первым, за ним скользнул Удалов, держа «магнум» двумя руками. Сейчас «орел пустыни» мог оказаться как нельзя кстати. Нереально огромный, он вызывал в груди трепет. Имея в руках такое оружие, команду «на пол!» можно отдавать шепотом.
Удалов закрыл ногой дверь в тот момент, когда кто-то из жильцов поравнялся с квартирой Марковцева. Он неслышно прошел широкую площадку, а напряженному Баланчину показалось, он затаился за дверью и Марковцев все же имел подстраховку. «Семенов, зараза, убью!» – выругался Виталий. Но вот шествие незнакомца продолжилось, и Виталия чуть отпустило. Даже на миг показалось, что дело сделано, пора поворачивать лыжи.
Он снова подал знак товарищу: «Давай, вперед!» Типа устрашай. Непредвиденная накладка плюс квалификация человека, по чью душу они пришли, только сейчас дали о себе знать. Голосом: «Открыто».
Небольшая прихожая походила на материализованное определение свободы: заканчивалась там, где начинался коридор, ведущий на кухню и в зал. Там заканчивалась и жизнь Романа Удалова. Но он пока не видел «вальтера», направленного на него. Может, кожей ощущал ствол в руках товарища, работающего на подстраховке. Роман – номер второй по жизни и в паре с Баланчиным, что устраивало его во время реальных заданий – пусть у тебя не желтая майка лидера, но всю ответственность и риск делили пополам. И только после шли мысленные разборки, жгла изжога неудовлетворения, рождалось жесткое, но незаконченное условие: «В следующий раз…» И никогда не возникало законного продолжения: «Следующего раза не будет».
В прихожей висела куртка, стояли ботинки. Открытые дверцы антресоли украшены вырезками из старых журналов. Особо выделялось фото Марины Нееловой. Актриса смотрела на одну стену, а взгляд Марковцева был прикован к затылку Романа Удалова. Едва Роман пересек невидимую границу между жизнью и смертью, а голова его товарища попала в поле зрения Сергея, сверху прозвучал выстрел.
Ноги Романа еще не успели подогнуться, а глушитель «вальтера» уперся в затылок Баланчину.
– Брось пистолет! – негромко приказал Марк.
Он скользнул с антресолей, ударяя Виталия рукояткой «вальтера». Удар несильный, но в следующий миг Сергей оказался верхом на противнике, свалив его на пол.
Не так он представлял эту ночь, хотя в одном был прав: глаз ему не сомкнуть. Еще до звонка Матиаса он пил, не закусывая, и курил. Ходил по комнате, часто бросая взгляд на «вальтер» с глушителем. Он положил пятнадцатизарядный пистолет на середину стола; со стороны казалось, он давал понять, что надежда только на оружие. Да, но только в конкретной ситуации, начало которой лежало за порогом этой квартиры, за звонком в дверь или срочным вызовом по телефону. Вот тогда он дорого продаст себя.
Он думал о Николае Румянцеве, о том, что к нему неприменимо это позорное слово «сдал». Однако Сергей оперировал именно им, что больше подходило к этой тупиковой ситуации. Сдал или нет? Его труп говорил и да, и нет. Но главная подлость заключалась в том, что молчание Николая означало «да». Ему задают вопросы, он молчит, значит, что-то скрывает, и Адамскому больших доказательств не требуется. Только Герман зациклился на одном, тогда как молчание священника подразумевало совсем другое.
