Ниязбек - Латынина Юлия Леонидовна (мир книг txt) 📗
– Ты что здесь делаешь? – спросил Панков.
Аскеров кивнул головой куда-то вверх, где за небольшим кладбищем уползала к небу обросшая колючками тропинка.
– Там мой племянник, – ответил Джаватхан.
– А почему ты не там?
– Друзей жду.
Панков пожал плечами и двинулся вверх по тропинке. Пискунов и Джаватхан пошли за ним.
Подниматься оказалось неожиданно трудно. Здесь, в горах, было прохладней, чем у моря, но все равно столбик термометра вряд ли стоял ниже двадцати семи градусов. От прошедшего вчера дождя между горами висел туман, и влажная жара, казалось, прилипала к лицу и подмышкам. Панков быстро вспотел и снял пиджак, а потом остановился и стал стаскивать с себя галстук Он тяжело дышал, лицо его покраснело, а гора впереди была все такой же высокой.
Панков оглянулся вниз и увидел, что следом за ним идет его охрана и люди Джаватхана, а еще дальше поднимается народ. Почти все мужчины, которых он видел на площади, втягивались цепочкой на тропку, и Панков сверху заметил, как у крайнего дома остановилась еще одна «нива». Из нее вышли трое, переговорили с местными и тоже заспешили вверх по тропе.
Минут через двадцать Панкову стало по-настоящему плохо. Пот лил с него градом, очки запотели, сердце стучало, как метроном, и в довершение всего полпреду дико захотелось пить. В мозгу внезапно мелькнуло соблазнительное видение: особняк на Рублевке, кружевная веранда, вишенка в бокале с мартини и девушки в развевающихся платьях… Если бы он полетел в Москву, он был бы сейчас там. А не на этой ужасной горе черт знает где, не то в Аварии, не то уже в Грузии.
Панков задыхался от недостатка кислорода. Со стороны он, наверное, представлял комичное зрелище: красный, расхристанный, потный. По горам не ходят в штанах от Армани. Даже охранники рядом дышали учащенно и трудно. Джаватхан и его люди незаметно обогнали русских и теперь задавали темп.
Они миновали гребень, тропа пошла вниз между каменных осыпей, раздалась вширь, и Панков остановился, вынул из брюк кусок потной рубашки и стал протирать очки. Джаватхан достал откуда-то фляжку и протянул ему.
Через пять минут тропинка свернула вправо, и Панков увидел почти плоскую площадку между двумя вершинами. За площадкой тропинка раздваивалась, и около этой развилки сидели десяток людей в камуфляже и тревожно глядели на спускающуюся к ним толпу.
Один из местных стариков подошел к Панкову и заговорил, показывая наверх и вправо. Он говорил по-русски так плохо, что Джаватхан стал переводить. По словам старика, БТРы Арзо приехали в деревню вчера около шести вечера. Солдаты ушли в горы, а еще через три часа на той вершине, что справа от солдат, – вершина эта была прикрыта низким редким леском – началась стрельба. Утром старик погнал туда овец и увидел трупы, которые снимали на камеру. Солдаты спецгруппы – чеченцы и русские – были еще там и велели пастуху похоронить трупы. Спустя два часа он вернулся с несколькими односельчанами, и один из них, по имени Расул, узнал в одном из покойников своего троюродного племянника, учившегося в Торби-калинском университете и похищенного еще месяц назад. Сельчане подняли крик. После этого солдаты забеспокоились, согнали их с высоты и больше никого туда не пускали.
Панков как раз подходил к солдатам, когда вверху послышалось ровное стрекотание, и полпред увидел опускающийся на площадку вертолет. Из вертолета спрыгнул человек в камуфляже и быстро-быстро побежал к солдатам.
Он добежал до них раньше, чем толпа, и по его команде солдаты сомкнулись, а человек проорал командирским басом:
– Стоять! Всем стоять!
Панков отодвинул Джаватхана и выступил вперед. Челка прилипла к его лбу, и он разевал рот, как карп на прилавке. Он оглянулся на секунду и увидел, что толпа людей, бывшая за ним, растекается по площадке и обходит небольшую группу солдат с флангов.
– Ты кто такой? – спросил Панков человека перед строем.
– Майор Стрелецкий, группа спецназа «Юг»!
– Я Владислав Панков. Пропусти этих людей.
Майор то бледнел, то краснел. Потом резко махнул рукой и рысцой припустил к вертолету – докладывать.
Рощица, где шел бой, не давала ни тени, ни прохлады. По каменистой земле карабкались вверх коленчатые деревья, и кора их была обметана лишайниками, как лихорадками. Федералы не теряли времени даром: трупов нигде не было видно.
Чуть в стороне от рощицы из земли вылезал белый слоистый камень, и у его бока вздымался курган из камней поменьше. Было ясно, что эти камни кто-то перетаскал с соседней осыпи, и поскольку это делалось в спешке, а дни были жаркие и мокрые, Панкову почудилось, что из-под камней несет сладковатым тяжелым запахом.
– Откопайте трупы, – велел Владислав.
Люди принялись разбирать завал, а Панков сел на стланец, выпирающий из горы каменной опухолью, и стал смотреть вниз. Они были так высоко, что солнце висело почти вровень с горою. Из-под чахлого деревца, едва дающего тень, Панкову была видна отара овец на соседнем склоне, восхитительно темном и тенистом, и далеко внизу – петляющая сквозь село дорога. По дороге медленно ползли два БТРа. По тропинке от села поднимался народ – еще и еще. Они шли, как муравьи на мокрый сахар.
Панков показал Джаватхану на БТРы, и тот кивнул. Владиславу очень хотелось попросить, чтобы в село приехал кто-нибудь еще, Хизри, или Магомедсалих, или сам Ниязбек, но он понимал, что это бесполезно. Сотовой связи не было ни у кого, ближайшая передающая мачта находилась в добрых полуста километрах. Спутниковая связь была у Панкова в машине, но машина стояла почти на дне ущелья, и скалы отрезали ее от спутника.
У Панкова было шесть охранников, и еще трое были с Джаватханом. И еще десятка два человек, пришедших из села, имели при себе берданки или автоматы. Теоретически это было никуда не годное соотношение против двух БТРов и вертолета огневой поддержки, и Панков попытался подавить в себе иррациональный страх. Это было глупо – предполагать, что российская армия будет сражаться против начальника Контртеррористического штаба. «Тебя просто слишком пугает Арзо, – подумал Панков, – но он больше не сепаратист, и ты не у него в подвале».
И все-таки полпред президента по Кавказскому федеральному округу чувствовал странный комфорт при мысли, что сидевший рядом с ним человек резал горло российским солдатам, потому что берег патроны.
Первый труп раскопали через двадцать минут.
Джаватхан коротко кивнул Панкову, поднялся и повел его за собой.
Человек в камуфляже лежал ничком возле острых серых колючек. Почему-то он был босой. Один из людей Джаватхана проговорил что-то вполголоса.
– Что? – спросил Панков. Джаватхан присел на корточки и показал:
– Затылок, он убит выстрелом в затылок.
Потом он перевернул труп, распахнул камуфляжную куртку, надетую прямо на загорелую грудь, и оттянул резинку штанов, показывая серые несвежие трусы и белое тело под ними.
Панков резко втянул воздух сквозь зубы и пошатнулся.
Человек был убит из огнестрельного оружия, в этом не было никакого сомнения: пуля, вошедшая в затылок, так разворотила лицо, что трудно было понять, стар этот человек или молод. Но далеко не все повреждения на трупе были от пули. Человек был чудовищно худ, его мускулы обвисли, и резинка трусов разделяла его тело на белый пах и бронзовый от загара верх. Панков вдруг вспомнил, что у «лесных братьев» кожа всегда белая: вечно в камуфляже, вечно в лесу, вечно настороже. Этот человек был худ, так, как может быть худ узник Освенцима или заключенный, которого морили голодом, но он загорел за лето, и еще на нем были трусы, а ваххабиты ходили без трусов. По левому плечу шли здоровенные, с пятак, ожоги, и Панков вдруг почему-то понял, что это – не сигарета. Ожоги были слишком большие. Это – сигара.
Джаватхан задрал покойнику слишком широкую штанину, и Панков, содрогнувшись, увидел гнилое месиво на месте коленных чашечек. Их пробили или прострелили – не день и не два назад, и было понятно, что ни один человек, у которого переломаны коленные чашечки, даже если он не загнется от болевого шока, не в состоянии после этого бегать по горам.
