Слабое звено (Ключевая фигура) - Нестеров Михаил Петрович (читать книги .txt) 📗
– Сергей, ты отпустил много заложников, скажи, где медики из инфекционного отделения? Они живы?
– Да. Но отпустить их сейчас не могу. Через десять минут после взлета самолета я передам вам, где они находятся.
Еще немного, решил Кричанов. Рано заканчивать тему про медиков, Марковцев может заподозрить неладное.
– Сергей, у женщины, ее зовут Людмила, двое маленьких детей. Ты отпустил всех женщин, придержись этого правила.
– Только после взлета, – настоял Марковцев.
Итак, выяснилось, для кого предназначался третий парашют. Стала очевидной причина, которая не позволяла Марку отпустить медиков. «Они видели», – передала Бурмистрова слова Марковцева. Видели предмет, похожий на парашют. Отсюда и скверное оружие в руках Билана Чагитова, вручили ему то, что оказалось или лишним, или не совсем надежным, что ли, – так, для устрашения.
И еще один вывод сделал Кричанов, возвращаясь в штаб: из-за небрежности своего товарища Марк лишился помощника, оставленного караулить медиков. Какими функциями он был наделен ранее? Если для встречи в месте выброски, то он успевал туда, бросив за полтора-два часа свои временные обязанности караульного.
Деталь за деталью план Марковцева вырисовывался довольно четко. Что ж, он действовал грамотно, посылая, как на три буквы, группу «Альфа» в аэропорт Салоники. Своим мнимым пунктом назначения Марк выбрал именно этот греческий город.
Расположившись за столом и отрабатывая, как и положено, обе реальные версии, Кричанов подвел итог своей встречи с Марковцевым.
– Планы террористов нам известны. Мы возьмем их в любом случае – здесь ли, при выброске, или в аэропорту назначения. Там они наверняка захотят сдаться властям, другого выбора у них нет. В обоих случаях мы избежим жертв.
Кричанов не стал говорить о том, что до некоторой степени позиция Марковцева устраивала власти. Если Сергей действительно решил поквитаться с Султаном, так можно и «записать»: самосуд – пусть даже путем захвата самолета – можно преподнести общественности в положительном свете.
Можно «записать» и по-другому: при попытке освобождения террориста (порядковый номер такой-то) тот и стал жертвой четких действий спецслужб России. То есть, иными словами, приговор был приведен в исполнение, не противореча действующему в стране мораторию на смертную казнь.
Найдутся, конечно, десятки правозащитников, которые усмотрят в подобном акте специально проработанную акцию спецслужб. Но это уже другая проблема.
Глава 11
Последнее условие
Этот день стал для Султана Амирова необычным с утра. Заключенный часто просыпался до того, как в камере появлялись контролеры и замыкали на стене откидные нары. Сегодня его разбудил лязгнувший металлическим языком замок. Султан спал так крепко, будто набирался сил перед трудной работой или дальней дорогой. В связи с этим взыграл аппетит, завтрак заключенный съел без остатка. И вдруг подумал о киселе, русском напитке, клюквенном, кисловатом, дразняще тягучем, холодном и с небольшими комочками.
Султан хотел было погрузиться с головой в чтение, но перед глазами, как и несколько предыдущих дней, стояли строки из записки и выжидающее выражение лица «продольного».
Несомненно, оба они – и узник и охранник – изучали друг друга последние дни, искали перемен в поведении, настроении – большего трудно себе представить. И оба терялись в догадках. Но один из них точно знал, что вскоре окажется на свободе, другому такая мысль казалась абсурдной и лишь раз прошла краем его сознания.
Когда в очередной раз щелкнул дверной замок, Султан уверенно сказал себе: «Пришли за мной». Внезапно участившийся пульс, слабость, окутавшая заключенного, стали неопровержимым доказательством скорой встречи со свободой.
– На выход… Стой… Лицом к стене… Руки за спину…
Эти фразы по очереди могли сказать четыре контролера – ровно столько их находилось рядом с камерой Амирова. Никогда еще с таким почетом не выводили его из камеры. «Потому что это в последний раз».
Султан уперся головой в желтую крашеную стену и улыбнулся. Он являл собой полную противоположность охранникам с их тревожными лицами.
Во дворе тюрьмы Амирова поджидала группа спецназа – черная униформа, черные маски. И на душе у них так же черно, замалевано краской цвета обуглившихся руин, обгоревших трупов. Это символ, знамение, знак, который выбрал для себя в борьбе не за свободу, а за обладание ею Султан Амиров. Просто получить свободу – одно дело, другое – обладать ею, иметь ее. И не одну, а несколько, как жен по мусульманскому обычаю.
Знакомая процедура – плотный мешок на голову, жесткое прикосновение руки спецназовца на затылке, и Султан уже в салоне мощного джипа с непроницаемыми стеклами. Эскорт из пяти машин, выехав из Лефортова, взял направление на аэропорт.
Все, что читала Саша или слушала на лекциях о так называемом «амстердамском синдроме», когда заложники вставали на сторону террористов, а потом переписывались и нередко посещали их в местах заключения, нашло подтверждение в реальной жизни: не только она, но и другие пассажиры симпатизировали террористам.
И опять все ждали очередной развязки. Одна произошла тогда, когда Марк застрелил своего сообщника. Сейчас пришла пора окончательной развязки.
Марковцев в это время беседовал с пилотами. Его вопросы казались скучноватыми, вся беседа походила на ни к чему не обязывающий опрос, стенограмму: «Помните своих казанских коллег, бежавших на самолете из афганского плена?» – «Да, они под видом профилактики самолета запустили двигатели и…» – «Летели на малой высоте, да?» – «Точно. Порядка пятидесяти-семидесяти метров». – «На огромном, заметьте, пассажирском самолете».
У первого пилота есть сотовый телефон. Летчик часто ходит в туалет и передает в штаб все, что происходит на борту. Наверняка передаст и этот лишенный смысла разговор с Марковцевым.
Сергей не слепой, все замечает. Он вынул из специального телефона маяк, но закрывает глаза на «шпионско-подрывную» деятельность первого пилота. Может, и это входит в его планы?
Султана Амирова доставили в аэропорт Новоград в начале одиннадцатого вечера. Конвой, состоящий из бойцов спецназа Министерства юстиции, прибывших вместе с заключенным, проводил Амирова в подоспевший автобус. Через пять минут террорист сидел в отдельной комнате и щурился от яркого света.
Султан дождался своего часа, теперь очередь за минутой, за секундой и мигом. Пьянящих моментов до окончательной свободы множество. Они простучат по ступенькам трапа, зазвенят сброшенными на пол салона наручниками, взлетят вместе с самолетом в небо… Он позволит себе растянуть время, чтобы получше рассмотреть лицо человека, принесшему ему свободу.
А сейчас он, словно тренируясь, глядел на бойцов спецназа. Смерть в воображении Султана, с одной стороны, – ничто, за ней порой стоит освобождение от грехов, освобождение от самой жизни. С другой, и это главное, – переживания людей, которые думают о смерти своих близких, смерти, которая одних уносит, а другим наносит незаживающую душевную рану. Смерть – это безотходный продукт, поскольку ею питаются все, начиная с гробовщиков и заканчивая этими спецами в черной униформе.
Они ведь не лица свои прячут, а скрывают под масками эмоции. И чувства бойцов спецназа, всех, кого гнетет явное поражение, питали Султана. Ему ни к чему скрывать победоносного выражения на своем лице, и он швырял его в прорези масок.
Взять хотя бы крайнего бойца. Глаза у него так же сощурены, но как разнятся два этих прищура – его и Султана. Молодой парень, лет, наверное, двадцати с небольшим. Он мог бы прослыть на всю страну героем, если бы, не сдержавшись, дал очередь из автомата. Никто бы его не осудил, даже если бы в отместку из самолета безжизненными кулями вывалились несколько заложников. Никто. Так что сдерживает его? Может, гордость, героизм испортят его в дальнейшем? Сейчас он – безымянный солдат, а после геройского поступка станет известной личностью, поменяются его взгляды, за свою доблесть он потребует иного отношения к себе, большего внимания. Он будет гнить изнутри.
