Жиган и бывший мент - Зверев Сергей Иванович (библиотека книг TXT) 📗
Например, так: против силы нет другого аргумента, кроме еще большей силы. В более простом варианте этот принцип давно существует и в менталитете тех, против кого они сейчас борются. «Против лома нет приема, – говорят у них, – второго лома…»
Теперь они с Панфиловым этот «лом» отыскали, – убийство. Самый сильный аргумент для любого человека, – это угроза его жизни.
Дома Макеев сразу отправился в душ, а Панфилов решил не откладывать дело в долгий ящик и подготовил диктофонную пленку для пересылки Белоцерковскому. Он не стал упражняться в остроумии, а написал просто и предельно ясно: «Мы свое слово держим… Ждем вас сегодня вечером в Сокольниках на пересечении Митьковского полукольца со вторым Лучевым просеком…»
Об убийстве Зверева Глеб Абрамович узнал за час до получения кассеты с записью его предсмертного письма. Он был просто взбешен. Какие-то ублюдки посмели бросить вызов самому ГБ!
Как ни иронично относился Глеб Абрамович к своему образу, нарисованному журналистами, но он прекрасно понимал, что имеет вес не только в глазах российских обывателей, но и у людей серьезных пользуется уважением.
Что же случилось со Зверевым? Задание, которое он от Белоцерковского получил, сложным не назовешь – ликвидировать вдову Генриха Львовича Воловика, женщину скандальную и вздорную. Что могло случиться со столь опытным во всякого рода вооруженных разборках человеком, как Юрий Зверев? Он сообщает в этом своем идиотском письме, что его захватили какие-то, как он выразился, «очень серьезные люди»…
Как будто сам Глеб Абрамович Белоцерковский недостаточно серьезен! Ему какие-то придурки будут толковать о своей серьезности!.. Да он их!.. Да пусть только попробуют еще высунуться и предпринять что-нибудь против Белоцерковского! Он их в порошок сотрет!
Да… Но проблема в том, что ему совершенно неизвестно, что это за люди и кого они представляют? Может быть, это провокация со стороны его давнего противника, мэра Москвы Дружкова?
Хотя… За каким ему дьяволом нужно было бы ссориться со столь влиятельным человеком, как Белоцерковский? Совершенно незачем.
Нет, это какие-то «левые» ребята, ни на одну из известных Белоцерковскому политических сил они, конечно, не работают. В российском политическом пространстве вряд ли найдется человек, который рискнет обострять отношения с самим Глебом Абрамовичем. У этих же тон удивительно смелый, точнее сказать, даже наглый!
Наверное, их все же следует проучить. Может быть, и не стоит такому уважающему себя человеку, как Глеб Абрамович, связываться со всякой шушерой, но их надо вернуть в рамки приличия.
Убивать его непосредственных помощников – это уже переходит всяческие разумные границы! Он устроит им сегодня вечером встречу в Сокольниках! Они сегодня получат у него кассету! Будут в следующий раз думать, к кому обращаются со своими угрозами.
Глеб Абрамович нажал кнопку вызова своего помощника, и тот появился ровно через три секунды в его просторном кабинете.
– Срочно разыщите мне исполнительного директора.
Заметив некоторую растерянность на его лице, Глеб Абрамович нервно зашагал по кабинету, на ходу выбрасывая из себя отрывистые фразы.
– Срочно! Пусть бросает все дела! И не надо ничего говорить! Я сам все знаю! Если он сорвет переговоры с австралийцами, назначенные на сегодня, мы потеряем всего лишь выгодный контракт на продажу нефти – найдет, кому продать, не проблема!.. А вот если он не появится здесь у меня через пятнадцать минут, то проблемы у него будут! Он потеряет работу! Вы все поняли?!
Помощник кивнул и мгновенно исчез из кабинета. Он знал, что выполнять поручения Глеба Абрамовича надо не теряя времени, он слов на ветер не бросает, обещал уволить, уволит…
Ровно через пятнадцать минут исполнительный директор московской банковской ассоциации «Профит» Эрнст Федорович Козлов получил от председателя ассоциации Глеба Абрамовича Белоцерковского конфиденциальное поручение, выполнять которое отправился буквально сразу же, поскольку день уже заканчивался, а дело было достаточно сложное и требовало осмотрительности.
Позвонив в «Цербер» и приказав выслать в Сокольники пятерых вооруженных охранников для обеспечения его личной безопасности, Эрнст Федорович поручил специалисту-пиротехнику подготовить и доставить туда же, в Сокольники, «прощальное письмо», как он выразился. Впрочем, специалист из «Цербера» его отлично понял, поскольку выполнять подобные поручения ему приходилось.
Еще через полчаса Козлов встретился с пиротехником, забрал у него запечатанный конверт из плотной бумаги и отправился в Сокольники, где его уже поджидали пятеро крепких ребят в мягких кожаных куртках. Проведя краткий, но внушительный инструктаж, заключающийся прежде всего в требовании стрелять в любого, кто будет угрожать его жизни, Эрнст Федорович приказал охранникам рассредоточиться в районе пересечения Митьковского полукольца со Вторым Лучевым просеком и брать под наблюдение каждого, кто попытается вступить с ним в контакт.
Сам же он направился на указанный в записке перекресток и, выбрав лавочку на самом видном месте, уселся на ней, демонстративно держа письмо в руках перед собой.
Он нервно поглядывал на часы, вертелся и оглядывался, всем своим видом демонстрируя, что ждет кого-то, с кем у него назначена встреча. Но прошло не меньше получаса, а никто к нему так и не подошел. Эрнст Федорович устал нервничать и немного скис.
Ему пришло в голову, что люди, требовавшие присутствия в Сокольниках Белоцерковского, ждали именно его самого, а не одного из его подчиненных. Ему придется просидеть здесь не один час, а все может так и закончиться, – ничем. К нему просто никто не подойдет.
Белоцерковский категорически потребовал, чтобы в Сокольники поехал он вместо него – Козлов, естественно, подчинился воле ГБ, как привык подчиняться ей всегда. Но, выходя из его кабинета, Козлов не предполагал, что задание может оказаться не столько опасным, как думал Белоцерковский, но и утомительно безрезультатным.
Ребята-охранники тоже изнывали от скуки, не понимая даже, что они делают в пятницу вечером в этих чахлых кустах? Какой-то идиотский уик-энд им устроили, даже не объяснив ничего толком. Какой смысл охранять Козла, когда к нему никто не подходит? Идиотизм какой-то!
Козлов просидел полтора часа, напряженно всматриваясь в редких прохожих и разглядывая осточертевший ему за это время пейзаж.
Мимо него прошли четверо мужчин разного возраста, причем ни один из них даже не посмотрел в его сторону, проехали два подростка на роликах и проковыляла старуха с огромным полиэтиленовым пакетом.
Одна ручка у набитого овощами пакета порвалась, и старуха поддерживала его снизу рукой, чуть не падая от тяжести. Походка от этого у нее была стремительной и не совсем старушечьей.
Когда она поравнялась с лавочкой, на которой сидел Козлов, у пакета порвалась вторая ручка и пакет упал на асфальт, из него высыпались недозрелые сморщенные помидоры и рассыпались под ногами старухи. Она заохала и принялась, кряхтя и ворчливо матерясь, собирать их обратно, хотя ясно было, что нести пакет с обеими рваными ручками она уже не сможет.
Нагибалась она с заметным усилием, подбирала одну помидорину и, почти не разгибаясь, несла ее к пакету. Затем, кряхтя, отправлялась за следующей.
Козлов довольно долго за ней наблюдал, пока ему не надоело смотреть на ее мучения. Он встал с лавки, подошел к старухе и, глядя снисходительно на ее сгорбленную спину, проворчал:
– А ну-ка, мать, дай я соберу…
– Кассету принес? – произнесла вдруг старуха грубым голосом и посмотрела на Козлова снизу вверх твердым мужским взглядом.
У старухи оказалось гладко выбритое мужское лицо и крупные мускулистые руки, одной из которых она тут же выхватила письмо из рук Козлова и, не обращая внимания на рассыпавшиеся по асфальту помидоры, подхватила свою полупустую теперь сумку и продолжила свой путь, удаляясь от Козлова, значительно быстрее, чем приближалась.
Козлов несколько секунд стоял, раскрыв рот, с помидором в руке, а потом, опомнившись от неожиданной встречи, бросился в другую сторону.