Рискнуть и победить (Убить демократа) - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
— Кэпу пришлось быть агрессивным, потому что ты его к этому вынудил. Если бы ты не украл Мазура, ничего бы и не было.
— Кроме того, что Мазура нашли бы дней через десять на какой-нибудь отмели в Балтике, — мирно заметил я. — А если бы вы столь эффектно не появились, в бойлерной лежал бы не Кэп, а я. Ты по-прежнему считаешь Кэпа добропорядочным гражданином, с которым государство может сотрудничать в деле восстановления дееспособности порта города К.?
— Ни хера ты не врубаешься, — заявил Егоров. — Ни хера. Понял? А лезешь, твою мать!
— Санек, это просто потому, что мы плохо понимаем друг друга, — терпеливо объяснил я. — Перед нами поставлены разные задачи. Я играю какую-то роль в вашей игре, а ты с Профессором ведешь эту игру. Решай сам. Но учти, я не привык быть подсадной уткой. И я тебе скажу, почему вы проиграете.
— Не очень понимаю, о чем ты говоришь, но скажи, — согласился Егоров.
— За вами — огромное государство, десятки спецслужб, разных важных и неважных учреждений. Государство, в общем. А это значит, что ни один человек не принимает самостоятельного и окончательного решения. Даже президент. У него штат советников, кабинет министров и все такое прочее. Что дает шанс одиночке выиграть у государства? Да только то, что он свободен и принимает решения сам. И мгновенно, по мере обстоятельств. В длительной игре, связанной с многолетними расследованиями, поисками доказательств, государство может выиграть у одиночки.
В быстрой игре — нет. А у нас сейчас, как я понимаю, очень быстрая игра. Передай это Профессору, если увидишь его.
— Не знаю, увижу ли я его, — ответил Егоров. Я удовлетворенно покивал.
— У людей есть способность лезть к другим со своими советами. Но я заметил, что советы эти так и остаются пустым сотрясением воздуха, очень редко кто им следует. Из твоего ответа я понял, что ты серьезно задумался над моим советом. И это вызывает во мне чувство глубокого удовлетворения. Только не звони. Решишь доложить — явись и доложи лично. Человек как-то по-иному воспринимает неприятности, когда другой человек говорит ему о них не по телефону, а глаза в глаза. В Чечне, например, я пользовался этим без зазрения совести. Когда у нас срывалась какая-нибудь операция, я приходил к нашему полковнику и все ему докладывал. После чего он говорил: «Пошел ты…» Ну, в общем, догадываешься, в какое место он меня посылал. И на этом для нас все заканчивалось. Какие уж доводы он приводил высшему начальству, не знаю. Однажды ему даже вкатили выговорешник, но он его пережил.
— И часто у вас срывались операции? — поинтересовался Егоров.
— Два раза.
— Где ты был сегодня с двух часов дня до пяти часов вечера?
— Катался по пригородам. И беседовал с Мазуром. Игорь Борисович, председатель местного отделения «Яблока». Очень интересный человек. Не знаком? Рекомендую. Он ввел меня в курс местной политической жизни и рассказал о своей программе.
Хорошая у них, оказывается, программа. Умная и дальновидная. На будущих выборах я буду голосовать за «Яблоко». И тебе советую.
— Что ты делал после семнадцати часов?
— Ремонтировал «пассат» в «Евросервисе». Поцарапал случайно бочину. И сменил стекло, было с трещиной, она начала расходиться. Но это я в счет не поставлю, мои дела.
— Что ты делал от семнадцати до семнадцати двадцати?
— Да ничего. Высадил Мазура, он уже опаздывал на передачу, к нему даже подбежал Чемоданов. Посидел немного в машине и поехал искать сервис.
— Зачем ты сидел в машине?
— Санек! Если ты был за рулем почти три часа, нужно же просто немного посидеть и отдохнуть! И подумать о том, что тебе рассказал умный человек. Не так, что ли? В семнадцать двадцать началась передача «Голосуй сердцем». Сейчас вот смотрел ее в повторе. Правда, эти козлы помешали сосредоточиться… Без двух или трех минут пять я подвез Мазура к телестудии. Это тебе подтвердят и сам Мазур, и Чемоданов, и охранник на вахте. Из твоих настойчивых расспросов я заключаю, что между семнадцатью и семнадцатью двадцатью что-то случилось. И в причастности к этому происшествию ты подозреваешь меня. Нам будет, возможно, легче разговаривать, если ты скажешь, что случилось и в чем ты меня подозреваешь.
Вошел Гена Козлов, доложил:
— Все в порядке. Объекты на месте.
— Можешь нормальными словами, — кивнул Егоров.
— В бойлерной. Там до понедельника никого не будет. Ключи у нас.
— Сколько они выдержат?
— Да пару дней запросто, — заверил Козлов. — Ну, похудеют немного. Так это им только на пользу. Что будем с ними делать?
— Пока не знаю, — подумав, ответил Егоров. — Свободен.
— Слушаюсь, — ответил Козлов и вышел.
— У тебя нет двух дней, Санек. Знаешь, какой вопрос начальство любит больше всего не свете? «Почему не доложили немедленно?» И тут оправдывайся не оправдывайся, все без толку. Обязаны были доложить немедленно. При этом у меня такое впечатление, что даже не слишком важно, что случилось. Любому происшествию, любой неудаче можно найти оправдание. А вот когда тебя спрашивают:
«Почему не доложили немедленно?» — тут стой столбом и молчи. Потому что нечего сказать. Поэтому выбор у тебя небольшой: или докладывать немедленно, или вообще не докладывать. Ну, возникли шероховатости в проведении операции. Ну, мы их, это самое, устранили. Мне, конечно, трудно давать тебе конкретные советы, потому что я не в ситуации, но я от всей души рад поделиться с тобой крохами мудрости, накопленными за жизнь. Что и делаю. Лично для меня, конечно, был бы камень с души, если бы Кэп попал в какую-нибудь автомобильную или любую катастрофу. Но окончательное решение принимать тебе. И отвечать за него, Санек. Сколько я себя помню, народ у нас никогда не отвечал за свои поступки. За простого человека отвечал начальник. А за начальника — другой начальник. А за другого начальника — вообще никто. И только сейчас мы начинаем понимать, что за каждый свой шаг отвечаем мы сами. Полной мерой. Сделал ошибку — плати. По-моему, это самый трудный опыт, который мы приобретаем. Тебе так не кажется?
Я вообще-то не большой любитель болтовни. Но тут трепался, как полковник Митюков на вводной лекции по научному коммунизму. Во-первых, мне нужно было приглушить подозрения, которые шевелились в душе Егорова. (Хорошая интуиция, твою мать, ничего не скажу!) А главное, пожалуй, — хоть немного разрядиться, снять напряжение этого дня. Я, может быть, наделал за сегодня кучу ошибок. Но то, что день был напряженным — этого никто не сможет отрицать. Поэтому я и молол что ни попадет на язык, отмечая между делом, как хмурится Егоров. Я-то свои дела сделал, пусть это были и ошибки, а ему нужно было принимать решения. И важные, так скажем. Да и в самом-то деле — служить в Москве в каком-нибудь элитном разведуправлении (а они, по-моему, все элитные) или тянуть лямку командира морского дивизиона где-нибудь на Камчатке — есть разница? А речь шла именно об этом. Егоров мог хмуриться на мои слова, но он не мог не понимать, что я совершенно прав.
Я не сомневался, что Кэп и все его холуи сразу же станут трупами, как только узнают, кто такой на самом деле Профессор. На это я, честно говоря, и рассчитывал. На кой хрен, спрашивается, мне такой серьезный источник угрозы? Тем более что убрать его можно чужими руками.
Но медлительность, которую проявлял Егоров, меня озадачивала. В чем-то я ошибся.
В чем? Может быть, Кэпу отводилась какая-то особая роль в комбинации? Но в операциях разведки крайне редко использовались криминальные элементы, практически никогда не использовались.
Внимание на это обратил еще генерал-лейтенант Нестеров в своем спецкурсе. Он объяснил это так. В криминальном элементе, как и в проститутке, разрушены все основы нравственности. Это означает, что он в любой момент может быть перекуплен, перевербован и начнет работать против вас, когда вы об этом даже подозревать не будете. Он был убежден и внушал нам, что самое эффективное свойство человеческой психики, пригодное для вербовки надежного сотрудника, это даже не деньги, а честолюбие. Каждому человеку кажется, что жизнь ему чего-то недодала. Он охотно идет на секретное сотрудничество со спецслужбами именно потому, что обретает внутреннее превосходство над другими, пусть и неявное, тайное, но все равно — он выше других, значимее. Если это качество подкрепляется идейной убежденностью (как у знаменитой лондонской «пятерки» или у того же Кима Филби) или патриотизмом — цены такому сотруднику нет. К сожалению, слово «патриотизм» генерал-лейтенант Нестеров в своих лекциях был вынужден брать почти в кавычки, потому что в то время уже никто, в том числе и он сам, не знал, что это такое.
