Час тигра - Зайцев Михаил Георгиевич (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Дедушка учил меня: «Если чего-либо не удалось разбить головой – не удастся разбить и никакой другой частью тела». Правильный удар головой – самый мощный из доступных человеку. Только надо помнить о нюансах, иначе сам лишишься головы. Недопустимы таранящие удары лбом, бить надобно, выполняя головой вращательное движение, будто выполняешь команду «равняйсь». Это движение спасет бьющего от сотрясения мозга и даст возможность нанести второй удар головой, служа для него замахом.
Первый удар пришелся Герасимову в висок, второй – я нагнул голову – в подбородок. Результат – глубочайший нокаут. Герасимов сползает в зазор меж рулем и креслом, Арсений Игоревич смотрит на меня равнодушными глазами, у него ступор, психологический шок, машина стоит посередине дороги в лесу, мотор работает на холостом ходу.
– Фу-у... Славно пободались, – улыбаюсь я Арсению Игоревичу и бью его кулаком по голове, по заушному бугру. Отключаю генерала, как опытный врач-реаниматор, быстро, чтобы он не успел испугаться и почувствовать боли.
Очень хочется расслабиться, перевести дух. Устал я хвастаться, и во рту от говорильни пересохло, но отдыхать нельзя, надо спешить работать.
Работа рутинная, хлопотная – прежде всего нахожу выбитый «стечкин» и перестраховываюсь, бью Герасимова по затылку. Вырубаю мотор, вылезаю из машины, открываю шоферскую дверцу, выволакиваю богатыря из салона, волоку в лес. Доволок до ямки, заросшей крапивой, обшмонал верзилу, изъял служебное удостоверение военного человека Герасимова, одетого сегодня в гражданское. Документов я ему не оставлю, и деньги заберу, и пистолет системы «макаров» экспроприирую. Очнется – ничего у него нет, кроме головной боли и ремня на запястье и... И вывиха обеих стоп, пожалуй.
Вынимаю ремень из брюк побежденного мастера СИСУ, надежно связываю его сильные, безвольные руки за спиной. Смещаюсь к ногам. Взялся за левую стопу – рывок с поворотом, и Герасимов хрипит, хоть и в забытьи. Терпи, друг, – нельзя мне, чтоб ты, очнувшись, по лесу бегал. Рывок с поворотом другой стопы – готово. Теперь он долго будет ползти к дороге и далее по ней, пока не встретит кого-нибудь и... Да, никаких документов он предъявить не сможет, деньги я у него отобрал, однако у Герасимова останется возможность внятно попросить о помощи, но это не страшно. Ежели наткнется на доброхотов нос к носу, пусть просит. Нельзя оставлять ему шанс поорать благим матом из лесу: «Ау-у! Помогите!»
Переворачиваю Герасимова на спину, рву пуговицы у него на груди, достаю нож. Вчера уколы кончиком ножа в хитрые точки вызвали временное онемение кистей рук негодяя Артура, совсем недолгое онемение, а сегодня, надрезав чуть – самую малость – кожу над ключицами Герасимова, я превратил его надолго в немого. Часов шесть верзила Герасимов будет всецело оправдывать свою производную от фамилии кличку Герасим, воздействие на точки близ ключиц блокировало его речевой аппарат.
Я спихнул Герасима в яму, в крапиву, и побежал обратно к машине. Я бежал, переваливаясь с боку на бок, и считал: через четверть часа богатырь очнется, еще четверть часа на освобождение от пут, после поползет, до дороги ему ползком полчаса, итого час у меня в запасе, в самом хреновом раскладе, имеется. Минимум час при самом фантастическом раскладе, при таком, когда на сей отнюдь не оживленной проезжей дороге в лесу ползущему немому сразу повстречаются понятливые доброхоты с письменными принадлежностями.
Кстати, о письменных принадлежностях! Я добежал до машины и прежде всего исследовал бардачок и воскликнул мысленно: «Ура!» В бардачке нашлись и блокнот, и шариковая ручка. И еще – гип-гип ура! – там нашлась карта, нашелся атлас дорог Москвы и Подмосковья.
Отложив найденное, я взялся за сумку, за баул со смазанным трафаретом фирмы «Адидас», в котором, помимо остального, грелись две литровые водочные бутылки.
– Эй, генерал! – Я потрепал Арсения Игоревича за нос. – Эй, пора возвращаться из мира грез к грубой действительности. Пора, Арсений Игоревич, возвращаться в чувства. Эй!
Генерал замотал головой, замычал, с трудом разлепил глаз, один.
– Генерал, у тебя мобильник где?
– М-м-м... а-а...
– Чего? Чего значит «ма»? Мама тебе не поможет.
– Ма-а мне-е... мне плохо...
– А кому сейчас хорошо? Время такое. Но надо жить, генерал, надо как-то выживать. Или ты против? Или помочь тебе свести счеты с жизнью? Как твоему Герасимову, а? Его-то я только что добил и в лесу спрятал. Не послушался меня бедняга, повел себя дерзко и поплатился жизнью. Ты как? Будешь меня слушаться?
– Клоун...
– Я клоун?
– Садист...
– Я садист?! Генерал, я обижусь. И порву твой поганый рот, чтоб ты улыбался, как клоун, и чтоб больно было, как будто и правда попался в лапы к садисту. Ну-ка, генерал, утри сопли. Утри сопли, сказал! Кровь над губой присохла, вытри ее быстро!.. Хорошенечко вытри, на ладошки поплюй... Еще поплюй... Давай, давай, старайся... Вот так, молодец... Фуражку подними. Подними, сказано! Машина тормознула, и головной убор под ноги упал, непорядок... Надень фуражку, прямо сядь. Прямо, не горбись! Мобилу давай сюда, ну?!
Генерал вытащил мобильник из накладного кармана кителя. Маленький телефончик был отключен, потому и не сигналил дорогой. Ведь должны же были уже хватиться Арсения Игоревича? Или не должны?..
– Тебя, ваше благородие, на службе ждут? – Я положил мобилу на переднее сиденье, расстегнул сумку-баул.
– Я не обязан отчитываться.
– Хамишь?
– Нет, я не обязан отчитываться перед подчиненными. Меня не ждут... И не ищут... Пока...
– Врешь небось?.. Ладно, поверю. – Я извлек из недр баула водочную бутылку. – Держи. Бери, бери! Скрути пробку и пей. Быстро!
– Не буду, я...
– Ты алкоголик, я знаю. Ты, наверное, и подшивался, и кодировался, и все попусту, ничего не помогало. Ты выковыривал «торпеду», платил бабки за раскодирование, продолжал пить. В эпоху Ельцина тебе это прощали, правда? А когда Борис Николаевич, смахнув слезу под бой курантов, ушел, питие сделалось угрозой карьере, ради которой ты живешь, и ты подался к анонимным алкоголикам, да?.. Уважаю, путь, который предлагает выбранная тобой психотерапия, самый сложный. Шутка ли, оставаться алкашом и пересиливать себя ежедневно. Не задумываться о завтра, о следующем часе, страстно мечтать об алкоголе, но не пить день, не пить час, ежеминутно побеждая пагубную страсть. Однако сейчас ты выпьешь! Не по своей воле, нет! Я тебя заставлю. Я разрешу тебе проявить слабость. Я разрешаю, ну же! Открывай пробку, кому сказано?!. Пей! Залпом, до дна, всю бутылку! Пей!!!
Он выпил. Сначала морщась, потом жадно глотая. Пахучие струйки стекали с уголков губ, а он пил. Сначала со страхом, потом с вожделением.
Литр, без капель, впитавшихся в кожу подбородка, вырубил генерала надежнее всяких ударов. А главное, вырубил надолго. Вторую, закрытую бутылку я положил подле его раскисшего, наряженного в помпезную форму тела. Он очнется и сразу же найдет бутылку, сразу потянется к ней, не в силах сопротивляться разбуженной мною пагубной страсти. Алкоголик – уже не человек, а емкость для переработки спиртного. Анонимный алкоголик – емкость, заткнутая пробкой воли. Я вышиб волевую пробку и поработил генеральский организм, не было у меня иного изящного выхода иметь под рукой живого, несвязанного генерала и вдобавок не отвлекаться, усыпляя его периодически тонкими акупунктурными воздействиями, либо грубыми, оглушительными оплеухами.
Генерал захрапел, я выбрался из машины, сжимая единственной пятерней мобильник, услыхал приближающуюся трескотню мотора и поспешил спрятать культю в кармане.
По малопопулярной дорожке в лесу мчался мотоциклист-счастливчик. Появись он немного раньше, и пришлось бы укладывать парня рядом с Герасимовым, пришлось бы парнишке страдать от травм конечностей, голосовых связок и психики. Видать, не только мне сегодня везет, поди ты, день текущий такой везучий для простецких парней и прапорщиков.
Деревенский паренек, оседлавший неопределенной породы мотоцикл, притормозил беспородного стального коня, с уважением оглядел заморский генеральский членовоз, с любопытством обшарил взглядом меня и встал поперек дороги перед машиной.
