Игра на вылет [= Секретная операция] - Ильин Андрей (электронные книги бесплатно .txt) 📗

Спорить не буду. А что за забором и за вывеской скрывается — проверю. Непременно проверю. Сил не пожалею. Здоровья не поберегу!

И не поберег.

Ночью я вспорол себе кожу. На ноге, под мошонкой. Нет, я не пытался сам себя путем членовредительства освободить от боевого задания. Как раз наоборот, с помощью мелких телесных повреждений я собирался облегчить его исполнение.

Мне нужна была порочащая заговорщиков информация. Получить я ее мог только в прямом общении с первоисточником. Зафиксировать только с помощью микрофона. Ползать вдоль забора я охотки не имел. Ничего я там не увижу, кроме еще одного забора и каменных склепов корпусов. Мне нужна была живая речь заговорщиков. Мне нужно было их пусть не чистосердечное, но признание. Все другие способы я испробовал. Уж eсли они от покушения на Президента отмазались, то мне ничего другого не остается, как брать их за голосовые связки.

От идеи спрятать микрофон на одежде я отказался сразу. Не с дураками предстояло дело иметь. С профессионалами высшей пробы. Эти всего меня, всю одежду, обувь, ключи, ручки, монетки исщупают и на зубок испробуют. Эти одной только проверке электронными детекторами не ограничатся. Детекторы — лекарство для успокоения чайников. Далеко не каждые из них, как рекламируют изготовители, способны обнаружить микрофонный «жучок». И кстати, далеко не каждый «жучок». А уж универсальный поиск включенных, отключенных, телефонных, ретрансляционных, законсервированных, стационарных, носимых и пр. подслушек с помощью одного-единственного чемоданчика типа «дипломат» — это уж и вовсе сказки про Аладдина, сына Али-Альмару-фа и его волшебный, тоже, кстати, на все случаи жизни, кувшин. Нет, универсальных рецептов не бывает. А на каждое противоядие отыщется новый, еще более мощный яд. Настоящий разведчик больше собственным глазам, пальцам и логике доверяет, чем электронике. Впрочем, и электронике тоже.

Вот на эту их, профессиональных службистов, логику я и ставлю. На нее и надеюсь. Не станут они сверхтщательно выискивать микрофон там, где его, в согласии со здравым смыслом, быть не должно. «Жучок» ставят, куда человеческие уши протиснуть нельзя. А зачем технику параллельно собственным барабанным перепонкам втыкать? Чтобы лучше слышать? Так уши, они чувствительней любого микрофона будут. А на память спецы не жалуются. Забывчивых спецов не бывает. Забывчивый спец — это такой же нонсенс, как слепой впередсмотрящий или глухая телефонистка.

Конечно, меня проверят, как положено, до последней ниточки, из опасения, чтобы я не сбросил где-нибудь в укромном месте пару-тройку «жуков», но в теле скорее всего ковыряться не станут, потому что это тело из своих горячих объятий уже не выпустят. На то и расчет.

Вот по этой причине и приходится мне резать собственный организм остро заточенным скальпелем. И эту рану, хоть и нанесенную собственной рукой, по собственной воле, я тоже запишу в актив своим недругам. И за нее, время придет, спрошу как за телесное повреждение, полученное в ходе боевых действий. Один к трем спрошу. А хватит силенок, так и к десяти.

Обезболив место будущей операции, я надрезал кожу, зацепил, раздвинул, зафиксировал края ранки, осушил выступившую кровь. Далее предстояло самое неприятное — создание полости для микрофона. Не в пластилине создание, не в гипсе — в собственной кровоточащей и дергающейся от боли плоти. Я углубил скальпель, поддел, приподнял одну из мышц, ниже нее нащупал другую, которую оттянул с помощью пинцета. Готово. На теле образовалась нужного размера и, что важно, не прилежащая к коже дырка. Небольшая, может быть, с три спичечных головки. Обильно полив рану заживляющим раствором, я из стерильной упаковки вытащил микрофон, вдавил его в мышцы и свел края раны, залепив кожу специальной, бактерицидного действия, клейкой лентой. Я очень надеялся, что на коже не останется заметных следов. В противном случае придется повторять операцию в другом месте.

И еще я очень надеялся, что рана не воспалится. Еще в первой Учебке, где нас обучали подобным премудростям, у одного не выдержавшего должной стерильности курсанта уже через день разбарабанило руку до размеров футбольного мяча. В образовавшейся в результате этого полости можно было спрятать уже не только микрофон, но и среднего калибра миномет. В результате курсанта списали в строевую часть.

Закончил операцию я произнесением банальной фразы — нет, не «будьте здоровы», еще более банальной:

«Раз, два, три, прием, как слышно, проверка микрофона». Я же не ради здоровья операцию делал, ради совсем иных целей. Тем более что эта дырка не первая и не последняя на моем теле. Если по поводу каждой торжественные слова говорить — язык устанет.

Микрофон, ставший частью моего организма, работал исправно, хотя и «болел». Теперь мне оставалось доставить его к месту назначения. И как можно скорее.

Записывающий магнитофон, кстати, действительно внешним видом напоминающий своих бытовых собратьев я установил в по случаю купленной машине. По-настоящему купленной. Без подвоха. Здесь довериться находящимся в розыске лошадиным силам я не мог. Здесь все должно было быть чисто.

К записывающему магнитофону я приставил одного, знать не знающего, что творит, лоха.

— Хочешь заработать? — спросил я его. — Хочешь заработать целую машину? Вот эту. За три недели! Тогда будешь ездить, куда укажет вот эта стрелка. Стрелка всегда должна быть приближена вот к этой риске. Понял? Если стрелка станет сваливаться сюда — разворачивайся в противоположную сторону, если сюда — притормаживай, если замрет — останавливайся и ты. Ясно?

Стрелка была присоединена к прибору, фиксирующему удаление приемника от микрофона. Микрофона, который был вшит в меня. Чрезмерное удаление или опасное приближение находило визуальное отображение на шкале. Все проще пареной репы. Для интеллекта двоечников.

Сигнал выдавался в эфир нечасто, сверхкороткими импульсами и только в момент передвижений, для чего мне надо было только напрячь определенные, прилегающие к микрофону группы мышц. Все это очень затрудняло, а если не знать, в какой момент будет происходить передача, делало невозможным радиоперехват.

— Вот тебе ключи, вот доверенность, вот деньги на бензин и прочие непредвиденные расходы. А вот удостоверение, чтобы ты знал, на кого работаешь и что с тобой станет, если ты надумаешь удрать или по пьяному делу сболтнуть лишнего. Осознал? Проникся? Тогда действуй.

К лоху в пару я поставил напарника — глухонемого, чтобы они не могли сговориться, и примерно столь же развитого, как многоречивого, уголовника, найденного по картотеке УВД с помощью первого подвернувшегося под руку участкового лейтенанта. Пара вышла неплохая. Один насупленно молчал, держась за ручку громадных размеров ножа, другой, периодически испуганно озираясь, крутил баранку. Отлучаться от машины я им запретил категорически, повязав круговой порукой. Если давал маху один, то не получали вознаграждения оба.

Ради тренировки и проверки на дееспособность и честность своих помощников я прилепил резервный, работающий с периодичностью один сигнал в четверть часа, микрофон к случайному таксомотору и посмотрел, что из этого выйдет. Ох и поездили по городу мои новоиспеченные коллеги, ох и помотались. Но экзамен выдержали. С честью.

Пока они ездили, я, прилагая всевозможные усилия к заживлению раны, спал. Сутки напролет. Не по легенде, для себя. Только во сне я мог по-настоящему оберечь рану от нагрузок. Только во сне я мог восстановить растраченные в бесплодной борьбе силы и хоть на какое-то время забыть о своих неразрешимых проблемах. Прочие реабилитационные меры мне были недоступны. Я даже не мог позволить себе ради расслабления напиться. Так, чтобы лыка не вязать, так, чтобы ни о чем не помнить, ни о чем не думать, ничего не бояться. Очень бы не помешало. Но увы — спецы живут и умирают исключительно на трезвую голову.

Когда кончился сон — началось дело. Дело, которое ничего приятного мне не сулило.

Подъем. Приведение себя в порядок. Контроль обживших салон «жигулей», как собственный дом, помощников. Подъезд попутным транспортом, подход пешедралом к «базе отдыха».