Комбат не ждет награды - Воронин Андрей Николаевич (книги без сокращений .txt) 📗
Бахрушин даже не стал выдыхать дым, он постарался его проглотить. И это ему удалось.
Он сам себе напоминал отчаявшегося алкоголика: вот он, первый глоток хорошего коньяка, а потом пойдет все, что угодно – водка, вино, пиво…
За первой затяжкой последовала вторая, но уже не такая глубокая и не такая вкусная.
На этот раз Бахрушин выпустил дым через нос, махнул рукой и разогнал голубоватое облачко. По телу разлилось блаженство. Бахрушин прекрасно понимал, что блаженство, скорее всего, вымышленное, оно есть плод его самовнушения. Но тем не менее, полковнику сделалось хорошо и спокойно.
Он откинулся на спинку вращающего кресла. Тяжелые, набрякшие от усталости веки опустились, закрыв поблекшие с возрастом голубые глаза.
– Ради таких приятных моментов и стоит жить, – сказал себе полковник, продолжая разминать в кончиках пальцев горящую сигарету.
Возможно, он и докурил бы ее до самого фильтра, находясь в состоянии эйфории, но дверь его кабинета открылась, и на пороге появился один из помощников.
– Извините, Леонид Васильевич, что вот так, не предупредив… Но дело, мне кажется, срочное.
– Ты уверен в этом?
– Потом можно от вас нагоняй получить…
– Значит, спокойствие любишь?
– Кто его не любит?
Полковнику Бахрушину страшно нравилось, когда к нему обращаются не называя звания, а вот так, по имени отчеству, по-граждански. Может быть, его беспокоило то, что он до сих пор не генерал, но это обстоятельство волновало его не сильно. Ведь он прекрасно знал себе цену и понимал, что его ценят на службе, а если что и случится, то не променяют и на трех генералов.
Со своим начальством Бахрушин уже давным-давно разговаривал, обращаясь по имени и отчеству, а иногда и запросто, называя своего непосредственного шефа всего лишь по имени и позволяя себе в его адрес всякие колкости. А иногда он разрешал себе даже и непристойности. Но делал это настолько умело и изящно, что придраться было не к чему. Даже матерные слова с его уст слетали, как ласковые прозвища.
– Ну так что у тебя, снова у кого-то задница зачесалась? – Бахрушин пристально, но по доброму взглянул на своего почти лысого помощника, хотя лет тому было еще немного.
И тут же подумал:
«Тебе бы борода пошла. Но в нашей конторе, к сожалению, носить бороды не принято».
– Вот.
– Клади на стол, черт с тобой.
Помощник подошел к своему шефу и положил перед ним четыре тонких листа бумаги.
Вверху каждого виднелся гриф «Совершенно секретно», не заметить который было невозможно.
– Что это такое? – не глядя в бумаги, не вдаваясь в содержание, спросил полковник, посмотрев на своего подчиненного.
– Там все написано, Леонид Васильевич.
Гляньте своим опытным глазом.
– А человеческим языком ты мне рассказать не можешь?
– Могу, товарищ полковник.
"Вот и началось, – подумал Бахрушин. – Значит, действительно что-то из ряда вон.
Всякую бюрократическую херню человеческим языком не перескажешь. Одни: «во исполнение», «в усиление», «в укрепление», «в организационных целях» и т.п. и т.д."
– Короче, что здесь?
– Какая-то дребедень, Леонид Васильевич.
– Я это уже понял и без тебя. Хорошего чего-нибудь ты бы мне не принес.
– А что вы имеете в виду под словом "хорошее?
– Ну, например, билеты в театр, на стриптиз… Или представление к генеральскому званию, – Да зачем оно вам, Леонид Васильевич?
И так ведь хлопот хватает.
– Что хватает, так это да. Но и генеральские льготы не помешали бы.
Сигарета, зажатая в пальцах, не казалась уже полковнику такой приятной и желанной.
Но тем не менее, он бережно подвинул пепельницу к себе, а бумаги с грифом отодвинул чуть подальше.
– Прочтите.
– Потом, – решил подразнить своего подчиненного Бахрушин.
– Думаю, это дело срочное.
– Все у нас срочное или «срачное». Ну, что мне с ними делать?
– С чем? – спросил помощник.
– С бумагами и с теми, кто их приносит.
– Не знаю. Делайте что хотите, но эти бумаги лично вам, – и он ткнул пальцем в шапку.
Полковник поморщился, зло раздавил недокуренную сигарету, вынул из пачки следующую, энергично раскурил и только после этого водрузил на нос очки в массивной оправе с толстыми линзами. Очки сразу же преобразили его до этого добродушное лицо, скрыли лукавые глаза. Уголки рта тут же опустились книзу, и он стал немного похож на бульдога.
Тем более, что голову он втянул в плечи, и сразу же его большой, гладко выбритый подбородок выпятился вперед.
– Можешь идти, – Бахрушин ударил пальцами по крышке стола.
Майор кивнул и покинул кабинет своего шефа.
– Так, посмотрим, что же здесь такое срочное, секретное и лично мне? Ага, материалы проверки, начатой по моей инициативе. Приятно, когда с тобой хотят посоветоваться. Недвижимость и деньги…
Но уже по прочтении первой страницы полковник почувствовал неприятный холодок, словно бы кто-то открыл одновременно окно и дверь и по его кабинету потянуло ледяным сквозняком. Он даже поджал ноги, а руками вцепился в край стола, скрежетнув при этом зубами.
– Ну и бл….во! – единственное, что сразу пришло в голову по прочтению последней страницы.
Это слово абсолютно точно и исчерпывающе передавало то, что сейчас творилось на душе у полковника Главного разведывательного управления Генерального штаба вооруженных сил России.
«Ну и подонки! Ну и мерзавцы!» эти слова он не произнес вслух, а подумал.
А затем испуганно оглянулся, не стоит ли кто у него за спиной. А рука сама собой прикрыла текст на первом листе документа.
А под широкой ладонью с короткими пальцами было действительно такое, от чего могла взять оторопь даже человека привыкшего к невеселому всероссийскому бардаку последних лет.
Полковник приподнял ладонь. Его движение было похоже на то, каким пользуется картежник, когда смотрит на карты, или когда берет карту из прикупа или поднимает ту, которую к его рукам бросает крупье. На этой мысли Бахрушин сам себя и поймал. Он был заядлым преферансистом, а иногда ради развлечения и чисто психологических экспериментов любил развлечься в очко с такими же полковниками и генералами ГРУ как и он сам. В преферанс большинство полковников и генералов играть не умело. И как правило, всегда выигрывал, абсолютно четко чувствуя психологию своих сослуживцев-начальников – соперников.
– Перебор, – пробормотал Бахрушин, – настоящий перебор. Никак не меньше двадцати пяти.
По цифрам, которые фигурировали в бумагах, по тем кратким пояснениям, которые относились к каждой колонке цифр, было понятно, что это не липа и что дело действительно очень серьезное.
Тот отдел, которым он руководил последние пять лет, занимался очень важным и чрезвычайно сложным делом, относящимся к торговле оружием. Полковнику были известны почти все сделки, которыми занималось Росвооружение, а также Минобороны, как сами, так и через посредников. Но то, что он увидел сейчас, не хотело укладываться в его привыкшей ко многому голове.
«Вот это да! Ну и цифры! Если это правда, то тогда скандал. И не дай бог эти цифры, эти фамилии узнают за стенами нашего учреждения».
Хотя напрямую все описанное в этих бумагах ни к Бахрушину, ни к Главному развед-управлению отношения не имело.
Полковник выбрался из кресла. Его низкорослое тело, как мяч, заскакало по кабинету.
Он держал голову наклоненной вперед так, словно хотел разогнаться и пробить лбом стену или кого-то боднуть. Такая уж привычка имелась у Бахрушина, когда он злился и не знал, что предпринять.
"В общем, это дело как бы не наше. Могу забыть и ничего не делать. Но если эти бумаги всплывут повторно, то меня спросят: «А где же был ты, Леонид Васильевич? Куда ты, старый хрен, смотрел? Ведь ты на этом собаку съел, а тут пропустил такое!»
А с другой стороны Бахрушин понимал, что может быть, для дела было бы и лучше, если бы эти бумаги всплыли в какой-нибудь газетенке или на телевидении, а еще лучше в Госдуме. Скандал был бы огромный, и многие генералы лишились бы служебных машин и даже, может быть, звезд на погонах. Но передавать их по назначению – в военную прокуратуру или в Министерство обороны, бессмысленно. Вор вора ловить не станет Пока еще Бахрушин не владел всей информацией. А он имел привычку принимать решение лишь тщательно ознакомившись с делом во всех его подробностях, тщательно прикинув, что к чему и какие могут быть последствия.
