Девушка с прошлым - Репина Алла (полные книги .txt) 📗
И сразу понял, что это был непоправимый шаг. Непоправимый и непростительный: милиционер напал первым. Доля секунды – и кореец уже лежал лицом в снег, с руками, заломленными за спину…
Что было дальше – помнил плохо. Теперь он ехал домой, оставив Тишко лежать в снегу, на кладбище, и пытался воссоздать в мозгу картину: что же произошло? Но все смазалось и распалось на нестыкующиеся фрагменты. Боль от удушающего захвата, потом слова Тишко о каких-то пулях, о мести со стороны кого-то по кличке “Батя”. Потом он, Ким, стряхнувший с себя секундное оцепенение, валит в снег прапорщика, но тот уже ничего не скажет, он мертв. На кладбище темно: Ким даже не видит, во что вошел нож. И откуда он взялся. Кажется, нож был в руке самого мента. Точно не сказать. Все происходит молниеносно. Кореец помнит лишь то, как бросил нож и побежал. Помнит, что потом оказался в метро, на станции “Озерки”. Что переночевал у одного из своих родственников, коих в Питере несть числа. Там ему сменили всю одежду, ни о чем не расспрашивая. С утра пошел к банку, караулить Нертова, но переговорить с бывшим помпрокурора так и не удалось…
Теперь, в поезде, он боялся заснуть: во сне к нему могут прийти те парни с пограничной заставы, что навещают его с непонятным упорством и постоянством почти каждую ночь. И тогда он за себя не ручается. Он изнурен и измучен, голова раскалывается, а печень разрывается от боли. Одно слово: тревога. Неизбывная и непреходящая. Та самая, о которой предупреждал старенький доктор.
У каждого – свой ночной кошмар. Кошмар Нертова – это нечто, не имеющее конца и завершения, такое же изнуряющее и мучительное. Это скрежещущий лифт, который никак не может остановиться на нужном этаже, а тащится и тащится куда-то вверх, по страшной и запутанной спирали… Это его собственная квартира, из однокомнатной вдруг превращающаяся в анфиладу залов, в которых толкаются и топчутся чужие, незнакомые люди, сплошные образины… Это любовь, которую никак не вывести на финишную черту…
Именно такой, наваливающийся ночной ужас и припомнился Алексею на обратном пути – из городка, где живут родители, в Питер. Масса деталей, множество фрагментов, а конца и края расследованию нет. Ковалева замечательно сказала: выясняй, ищи и разбирайся. Хорошо насоветовала: говори с отцом напрямую. Но разговор с отцом опять ровным счетом ничего не дал.
Юрий Алексеевич Нертов оказался настолько подавлен известием о смерти Лишкова, что вообще не был способен что-либо обсуждать. Алексею опять оставалось только догадываться, что же за тесная связь была между его отцом и этим несуразным муженьком Светки. Алексей отлично помнил самый первый отзыв отца о Лишкове: мужик пакостный, но нужный. Именно так сказал он об этом чиновнике, когда отчитал сына за то, что по возвращении из армии тот не к родителям поехал, а поперся прямо к своей бывшей жене. В чем заключалась нужность Лишкова, понять было трудно: он работал в городской структуре, а отец был связан только с областными и федеральными. Этот чиновник не имел никакого отношения к тому, что происходило внутри и вокруг комбината отца, он ничего не визировал и не регистрировал. Чем он был так нужен Юрию Алексеевичу? Загадка. Почему он каким-то образом вошел в долю к отцу и стал владельцем небольшого пакета акций комбината? Тоже вопрос…
Мать, к которой Алексей заехал пообедать, и та огорчилась, узнав о смерти Светкиного супруга. Впрочем, она-таки кое о чем проговорилась. Как понял Алексей, где-то с полгода тому назад Лишков мощно нагрел отца: наобещал посредничество в одном вопросе, взял за это деньги, а потом стал тянуть, филонить. Аванс получил немалый – ту сумму, за возврат которой нельзя не драться. Что это была за договоренность? На этом месте своего рассказа мать принялась темнить: мол, сама толком не знает, слышала только обрывками, Юрий Алексеевич вообще не любит, когда она вникает в его дела. Короче, отнекивалась, как могла. Но эпитафию на смерть Лишкова выдала самую неожиданную: “Он умер – и это лучшее из того, что он мог сделать”.
Интересная все-таки история вырисовывалась с этим Светкиным муженьком, тихим чиновником и долларовым миллионером. Дело любопытное, но, как принято говорить в профессиональной среде, не имеющее перспективы. Его прояснение – вопрос времени. Либо сам отец когда-нибудь сподобится да расскажет, что там была за интрига, либо объявится очередной подарок судьбы, вроде Фалеевой, и прольет свет на все обстоятельства загадочных отношений директора металлургического комбината и чиновника фонда госсобственности. Сейчас Алексею уже совершенно некогда вникать во все это – завтра заканчивается его относительно вольная жизнь в отсутствие шефа. Завтра Чеглоков прилетает из Австрии, и Нертову еще надо придумать убедительные оправдания по поводу проведения тех операций вокруг Марины и своего темнилы-отца, в которые он вовлек службу безопасности банка. Неделю шефа не было в городе, и за эту неделю – четыре покойничка. Два своих, погибших отчасти и по вине Алексея. Один сопредельный – компаньон, партнер и просто нужный человек, то бишь Лишков. Плюс этот Тишко, который к Чеглокову никакого отношения, конечно, не имеет, но все равно проходит по касательной и к его делам, поскольку дела у него с Нертовым-старшим общие. В общем, кошмар какой-то.
Вернулся в банк – вспомнил о том, что надо связаться с Кимом. Мудро насоветовала Ковалева: звякни по-простому. Но о чем его спрашивать? Алексей затормозил у телефона в понятной задумчивости. Из этого состояния его вывел внезапно и резко прозвучавший звонок.
– Алексей Юрьевич, – это был Расков, – у нас тут возникла пара вопросиков к тебе, по делу Тишко.
– Да, Леонид Павлович, слушаю.
– Не телефонный разговор. Завтра утром мог бы подъехать?
– Завтра – никак. Шеф прибывает из загранкомандировки. Может, все-таки по телефону решим? – не слишком охотно отозвался Алексей.
– Видишь ли, мы тут провели осмотр квартиры нашего.., хм, пострадавшего, – состорожничал Расков, – и нашли кое-что интересное. Какой там был номер у пропавшей снайперской винтовки – ну, той, о которой ты мне говорил? Помнишь или выветрилось?
– Еще бы не помнить, – уже с некоторым замиранием ответил Нертов. – Четыре двойки. И что же?
– А то же, что совпадает! Нашли мы эту снайперскую винтовочку…
– У Тишко? – Алексей переспросил, а сам поймал себя на том, что даже не удивился находке: будто и ожидал, что списанное на погибшего Керимбаева оружие окажется у этого бывшего прапорщика!
– В общем, ты не тяни. Подъезжай. Снимем с тебя свидетельские показания. Если, конечно, не возражаешь, – несколько вопросительно заметил подполковник. – Кроме винтовочки этой нашли и еще кое-что. Тоже хотели бы получить твою консультацию.
– Что нашли?
– Нечто, проливающее дополнительный свет на ту армейскую историю. Понял?
– Не совсем. Но еду. Прямо сейчас, – решил на ходу Алексей.
Леонид Павлович Расков, подполковник милиции, не стал предаваться патетике рассуждений о бедных органах и об оборотнях, проникающих в них как раз по причине бедности и неразборчивости первых. Он лишь констатировал без всяких эмоций: погибший милиционер Тишко был, судя по всему, связан с криминальными структурами, по этим связям теперь и двинется следствие, дабы выяснить мотивы убийства. При осмотре квартиры Тишко было обнаружено немало любопытного. Начиная с этой снайперской винтовки, показания по которой даст сейчас Нертов, и кончая многочисленными документами; работа по ним еще только предстоит. Так, уже есть основания полагать, что Тишко был причастен к махинациям с жильем, принадлежащим одиноким старикам: у него обнаружили больше двух десятков выписанных на его имя генеральных доверенностей по проведению всех сделок с такими квартирами, разбросанными в разных концах города, и даже с частными домами, расположенными в тех самых Озерках, где он и нашел свою смерть.
Разбираться в этих бумагах Тишко – не разобраться, добавил Расков. Только сегодня сделали их выемку: привезли из квартиры убитого сразу несколько коробок, просмотреть успели лишь одну. Но и в этой, кроме папки с генеральными доверенностями, нашли еще кое-что – как раз для Алексея, пояснил полковник. В том смысле, что лишь Нертов сможет разобраться, о чем идет речь в этой писанине. Алексей, еще не понимающий, что за бумаги ему придется просматривать, все равно согласился помочь Раскову: все-таки подполковник его старый учитель и наставник. Так Нертов и оказался в пустом кабинете, наедине с несколькими коробками-вещдоками. Леонид Павлович Расков был опытным человеком, но тут он допустил непонятную вольность в обращении с вещественными доказательствами.
