Штрафбат. Миссия невыполнима - Кротков Антон Павлович (читаемые книги читать .TXT) 📗
Трое мужчин, ступая как можно тише, приблизились к двери номера, в котором проживал Борис. Хан сделал знак приготовиться.
– Они там, – шепнул немец Борису на ухо и добавил: – На нас не рассчитывай. Ты должен пришить их сам.
Старые знакомые посмотрели друг другу в глаза, и Борис недоумённо подумал: «Сейчас он чего доброго скажет, что по здешнему обычаю полагается, чтобы, убив Хенка, я вырезал ножом его сырую печень и съел её».
Напоследок немец вручил Нефёдову два запасных «рожка» к автомату и бесшумно отошёл в сторону. Его помощник встал за спиной хозяина.
У Бориса засосало под ложечкой. Он чувствовал сильное волнение, адреналин бурлил в крови. Поэтому прежде всего надо было постараться успокоиться. Нефёдову казалось, что люди за дверью могут услышать его учащённое дыхание. Немного уверенности ему придавал бронежилет, который Хан нацепил на него ещё на улице.
Немец с помощником с напряжённым интересом следили за разворачивающимся гладиаторским представлением. Борис осторожно вставил ключ в замок и несколько раз его повернул. Дверь приоткрылась без малейшего скрипа. Внутри ничего не было видно. Борис ещё раз бросил взгляд на своих соблюдающих нейтралитет спутников. Хан кивнул ему, мол, всё делаешь правильно.
Неожиданно темноту номера вспороли две вспышки пистолетных выстрелов. Мощный удар опрокинул Нефёдова на пол. Тело буквально парализовала острая «чёрная» боль, перехватило дыхание. Борис увидел бросившийся к нему из глубины номера мужской силуэт. Ему показалось, что это Хенк. «Сейчас он добьёт меня в голову!» – пронеслось в голове Нефёдова, и он нажал на спусковой крючок. Автомат в его руках грозно прогремел короткой очередью. Зазвенели падающие на пол гильзы. Силуэт исчез.
Борис поднялся, и, забыв про наставления Хана, бросился в номер, спеша поскорее завершить дело. По дороге он споткнулся о чьё-то лежащее на полу тело. Начал вставать. Но тут со спины на него набросился ещё один враг. По-звериному рыча Нефёдову на ухо, он принялся его душить. Каким-то чудом Борис сумел вырваться из рук озверевшего от страха и ярости киллера и выбрался обратно в коридор.
Несколько минут Борис не мог вдохнуть в себя воздух. Страшно болела грудь. Нефёдов сидел, скрючившись и прислонившись спиной к стене, не в силах разогнуться. Когда боль немного отпустила, Борис расстегнул жилёт, потом рубашку и увидел большую гематому на груди. На бронежилете тоже имелась вмятина. Если бы не эта защита, его тело сейчас бы сотрясали предсмертные судороги на окровавленном полу.
К Борису бесшумно приблизился Хан. Присев рядом на карточки, тихо спросил, кивнув в сторону открытой двери:
– Все готовы?
– Кажется, один ещё жив, – едва выдавил из себя Нефёдов. Ему было трудно говорить из-за тупой боли в груди. Немец придирчиво осмотрел товарища и вновь жёстко произнёс:
– Тебе придётся собраться. Ты должен его дожать. Он – твоя проблема… Таковы правила игры.
Но перед тем как отойти, Хан, всё же сжалившись над Нефёдовым, вручил ему гранату и дал совет, как проще прикончить оставшегося киллера.
– Вырви у гранаты кольцо и вкати её в комнату. Только не забудь вначале вставить в автомат полный магазин…
Борис приготовился так и поступить. Но пока возился с оружием и собирался с силами, из номера вдруг донёсся слабый хрипящий голос, который мог принадлежать только тяжелораненому человеку:
– Прошу вас, не убивайте меня! Я знаю, – вы здесь. Я хочу сдаться.
Нефёдову не следовало вступать в разговор с противником. Убивать врага намного легче, если воспринимаешь его как нечто абстрактное, а не как конкретную личность с её болью, страхами, мыслями о семье. А прикончить киллера было необходимо, ибо на этой войне пленных не брали.
– Я хочу сдаться полиции! – молил Бориса голос из чёрного провала. Нефёдов заколебался. Тогда к нему быстрой походкой приблизился Хан, взял гранату и небрежно швырнул через порог…
Полиция появилась на месте боя, лишь когда всё было кончено. Охрана гостиницы, а также другие постояльцы тоже не вмешивались, будто были предупреждены о том, что это не партизанский налёт, а внутренние разборки местных противоборствующих кланов.
Помещение номера было забрызгано кровью, на стенах зияли многочисленные дыры от пуль и осколков. Хан с помощником обыскивали убитых. Хенка среди них не оказалось. Борис испытал разочарование – пока Глот жив, война не закончена. Южноафриканец будет делать всё, чтобы помешать ему добраться до сына и вернуться с ним домой…
Между тем немец вытащил из кармана одного из убитых свернутую трубочкой пачку долларовых банкнот. Пересчитал и многозначительно показал Борису.
– Смотри! За твою жизнь он заплатил не местными «фантиками», а твёрдой валютой. Хенк оценил твою голову в сумму, эквивалентную трёхмесячному жалованью местного министра. Наш друг весьма щедр! За такие деньги здешние голодранцы мать родную не пожалеют, не то что бледнолицего чужака. Верно я говорю, Флако?
Хан обратился к своему чернокожему телохранителю. Тот застенчиво улыбнулся Борису, но согласно кивнул.
Потом, по пути к машине Макс пояснил, почему не мог лично разобраться с засевшими в номере Нефёдова головорезами:
– Если я убью Хенка, все решат, что я расчищаю себе дорогу к власти. Тебе же ничего бы не грозило, если бы тебе удалось пришить эту южноафриканскую собаку. Ведь он сам залез в твой номер со своими головорезами. Жаль, конечно, что не получилось. Впрочем, Глот слишком хитёр, чтобы самому загнать себя в ловушку.
Глава 19
Последующие шесть дней Борис Нефёдов с группой из шести проверенных лётчиков выполнял особо важное задание главного штаба. По данным агентурной разведки, несколько командиров крупных повстанческих группировок на секретной встрече договорились о совместных действиях против правительственных сил. Теперь они накапливали силы для решающего броска на Морганбург. Впервые за всё время гражданской войны вожаки самых сильных противоборствующих кланов создавали единый войсковой кулак. Ненависть к режиму Арройи пересилила личные амбиции каждого из них. Похоже, многолетняя гражданская война входила в свою завершающую стадию.
Необходимо было срочно выяснить, где происходит скрытое сосредоточение ударной группировки противника и откуда на столицу покатится смертоносная волна. Это дело было поручено лучшим лётчикам легиона.
Была срочно сформирована особая разведывательная авиагруппа, которая оснащалась самым современным оборудованием, получаемым от американцев. Группе были преданы самые лучшие самолёты, на которые были спешно установлены фотоаппараты с 300-мм линзой. Такие камеры как нельзя лучше подходили для плановой и перспективной съёмки с малых высот.
Борис назвал свою новую команду Truffle Snuffers – «Специалисты по вынюхиванию трюфелей». Как особым образом надрессированные свиньи, вынюхивающие дорогие деликатесные грибы, они искали партизанские базы. Боевым знаком группы стала летучая мышь. Это был лучший символ для ночных разведчиков и охотников, ибо эти зверьки с помощью своего эхолокатора видят жертву и хищника за десятки километров в полной темноте. Так и пилоты спецкоманды с помощью специальных подвесных контейнеров с тепловизионной аппаратурой и лазерными целеуказателями выслеживали противника ночью под покровом джунглей. Ночная разведка над партизанскими тропами требовала полётов на малой высоте и использования фотовспышки, что было крайне опасным занятием. Когда самолёт с работающими в приглушенном режиме двигателями проносился над самыми верхушками деревьев, его пилот ещё мог надеяться сохранить инкогнито. Но стоило пространству внизу озариться мощной вспышкой, как запечатлённые на плёнку против своего желания лесные солдаты без всякого приказа начинали палить из всех стволов по крылатому фотографу. При выполнении фотосъёмки группа потеряла два самолёта.
Затем Борис и его люди получили приказ начать ночные удары по противнику, чтобы замедлить его приготовления к наступлению. Небольшая эскадрилья тем не менее быстро стала для партизан ночным кошмаром. Все самолёты получили мощное дополнительное вооружение. Внезапно появляясь над скрытым в густой чаще вражеским лагерем, экипажи штурмовиков сбрасывали на парашютах осветительные ракеты и врубали мощные поисковые прожекторы. Для только что чувствовавших себя в относительной безопасности солдат врага начинался сущий кошмар. Пронзительный свет слепил им глаза, вокруг свистели пули и рвались бомбы и снаряды. Под устрашающий рёв сирен воздушные канонерки буквально выкашивали джунгли из своих пушечно-пулемётных батарей. Последним аккордом драмы обычно становился массированный залп ракет и сброс напалмовых контейнеров. Эти рейды оказались столь результативными, что Хан предложил Нефёдову переименовать своё подразделение в Banshee (баншьи). Так в кельтской мифологии называют плакальщиц, вопли которых предвещают смерть всем, кто их услышит…
