Группа особого назначения - Нестеров Михаил Петрович (книги онлайн полностью txt) 📗
Допустим, в Виктора стреляли свои – тогда сержант свидетель. Но есть причина скрывать этот факт – например, его просто запугали. Но не станут агенты «Щита» запугивать, положили бы Зубкова рядом с Виктором. Однако того не убили, ранили, профи так не поступают, обычно производится контрольный выстрел в голову. Можно предположить, что Зубков как-то связан с «Группой «Щит», однако об этом потом. Что-то недоделанное, непрофессиональное чудилось Прокопцу в истории с ранением Виктора. Сержант Зубков мог поставить все на свои места.
Вот сейчас помощник следователя приблизительно представлял себе картину происшедшего. Уже не сомневаясь, что в Виктора стрелял именно сержант, молодой следователь пытался найти причину его агрессивности. А причину стоило искать в недомолвках самого сержанта. Что он там говорил о своей подруге? «Возвращался от одной знакомой». Не в ней ли кроется ответ на вопрос? Может быть, но зацепиться больше не за что.
Теперь о Саньке. Его не убивают на месте как свидетеля, а увозят с собой, он о чем-то должен знать. Вполне вероятно, что этими же сведениями обладает и Зубков.
Нет, не зря Прокопец задал сержанту вопрос о том, не было ли у человека, которого он задержал, в руках «дипломата»? Нет, так вопрос не стоял, Прокопец спросил иначе: «У него ничего не было в руках?» И получил ответ: «Черный «дипломат». Такой же, как у него, у Зубкова. Снова недомолвка? И хочется, и колется? Возможно. Теперь становится очевидным, что у Виктора был «дипломат»; опять же цепляясь за недомолвки сержанта, можно предположить, что «дипломат» сейчас у него. Он и пришел все рассказать, но не решился; был взволнован, постоянно отирал пот со лба, оглядывался на дверь.
Значит, стрелял все-таки он. Из табельного оружия, которое в этот вечер не сдал на хранение. Что, знал о том, что в определенном месте встретит Виктора? Неплохой вопрос. Хотя сюда больше напрашивается вывод, что все произошло все-таки случайно. Тогда почему, поднимая данные по контрольным отстрелам, пришел отрицательный ответ? Опять же возможно, что в этом случае работники милиции проявили халатность. Как бы то ни было, необходимо повторно сделать запрос и только после окончательного ответа вызвать на допрос уже в качестве обвиняемого самого Зубкова.
Тут еще был вариант, несколько изощренный, не в пользу самого сержанта: он намеренно не сдал оружие на хранение, воспользовавшись другим пистолетом. Смысл? Смысл тут был двоякий: запутать себя и следствие. Потом прийти к следователю и запутать все еще больше.
Скоро на место предполагаемого преступления приедет оперативная группа. Времени прошло не так уж и много, не составит большого труда найти в снегу еще две пули. Потом, собственно, начнется откровенный разговор с Зубковым. Еще немного поразмыслив, следователь решил, что до этого ему необходимо узнать адрес подруги Зубкова и поговорить с ней. Живет она где-то поблизости.
Предстоящий разговор с сержантом должен быть проведен на высшем профессиональном уровне. Адрес подруги можно узнать только у самого Зубкова. Если вызвать и спросить его об этом, он начнет давать правдивые показания. Но не этого ли в конечном счете добивался следователь? Да, но не таким путем. Спросить про подругу придется, но только по телефону, прервав разговор в нужном месте.
Зубков оказался дома. Прокопец представился:
– Вячеслав Иванович, мне от вас нужна дополнительная информация. Мелочь, но начальство придирается. Вы показали, что встретили опознанного вами человека, возвращаясь от знакомой, – вот тут пробел. Старший следователь велел мне составить к протоколу справку с указанием адреса вашей знакомой. Позже – через день-два, когда вам будет удобно, зайдете, чтобы подписать документ. Итак, где она живет?
– Может, мне самому прийти? Я могу прямо сейчас.
«Ну нет, друг, теперь ты придешь только тогда, когда я попрошу тебя об этом».
– Дело в том, что я с минуты на минуту уезжаю – командировка, вернусь только завтра к вечеру. А следователь торопит. Так что продиктуйте адресок.
Может, Зубков и подумал, что молодой следователь переиграл его вчистую, не давая никаких шансов, но адрес все же дал. Мог и не давать, а положить трубку и лично явиться в прокуратуру, прихватив с собой «дипломат» с деньгами.
Аксенов только успел поздороваться с лечащим врачом и опуститься на стул. Марат Ягдташев недвусмысленно посмотрел на часы и застегнул «молнию» спортивной сумки.
– Извините, я ухожу. Не составите мне компанию?
– Ненавязчиво, надо заметить, вы предлагаете мне убраться из вашего кабинета.
Марат рассмеялся.
– Я не это имел в виду. У меня сейчас занятия по групповой психотерапии. Несколько пациентов ждут. Занятия совпали с моим дежурством, так что я буквально разрываюсь на части. Еще раз прошу простить меня.
Аксенов великодушно извинил врача.
– Первый раз слышу о групповой психотерапии.
– Метод довольно старый, более точный вариант названия – психокоррекционные группы, или группы опыта. – Марат закрыл дверь кабинета, и они пошли по коридору. – Я уже давно переквалифицировался на психолога-практика. У меня есть информированность, эрудиция в этих вопросах, а сейчас появилась возможность приобрести профессиональный практический опыт. А у вас – немного побыть в роли наблюдателя.
– Именно немного, – намекнул следователь. – Как вы, наверное, догадываетесь, человек я весьма занятой. Но на ходу разговаривать неудобно, так что вольно или невольно, но придется понаблюдать. – Вот именно сейчас, приноравливаясь к быстрому шагу Марата, Аксенов вспомнил про свои лишние килограммы. Ради любопытства спросил: – На чем основывается ваш метод?
– На психологическом воздействии, – охотно отозвался врач. – Многое в моей работе определяется моим же потенциалом, моей собственной зоной развития.
Следователь удрученно выделил два слова, произнесенные Маратом, – «групповая» и «зона» – и поневоле связал их вместе. Потом между ними вставлял другие слова, начинающиеся с «психо», рисуя в голове совершенно необузданные картины способов психологического воздействия. И спросил у Марата:
– Каков диагноз ваших подопечных? Как у Авдонина? Я так и не запомнил, как называется его болезнь.
– В моей группе есть действительно больные, но в основном группы чисто профилактического направления. Хотя их участников нельзя назвать здоровыми с психической точки зрения: те же невротики. Я провожу сеансы в группе с социально-бытовым помешательством. У нас пациенты доказывают свою состоятельность, нормальность, если хотите. После успешного выполнения того или иного задания они чувствуют свою значимость, им становится легче. Они принимают от меня определенное задание, кто-то из них учится, подражая соседу. И все это цель, заданная извне, образующая их собственные цели. В конце занятия я выставляю им оценки. Большинство моих пациентов – люди из низшего социального слоя; чтобы выжить материально, они ставили себя в «центр собственных жизненных планов». И как следствие – общественные ломки, проявившиеся в индивидуальных кризисах. Социальные проблемы оборачиваются психическими нарушениями: чувство неполноценности, ненужности, неспособности, вины, страха, всевозможные конфликты и неврозы. Нам налево и вниз.
«Как по бумажке читает», – с уважением подумал о Марате Аксенов. Он терял время, но его успокоило то, что они направляются ближе к выходу из клиники.
– При таких нарушениях, – продолжил Марат, – идет постоянная борьба в поисках рецепта жизненного успеха. Параллельно этому присутствует мщение.
– Кому?
– Всем, обществу, отдельным личностям. Потом резкий срыв. Скоро в нашей стране каждого второго можно будет считать шизофреником.
– Я так полагаю, что вы не исключаете направленной политики массового психологического воздействия, – изрек Аксенов, предчувствуя избитое определение типа «зомбирование». Но, видимо, Марат не употреблял таких терминов.
– Да нет, – ответил он. – Воздействие уже давно переросло в практику. От слов к делу.
