Убить в себе жалость - Нестеров Михаил Петрович (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
Адвокату, чтобы встретиться с клиентом в СИЗО, приходится ждать часами, даже следователи испытывают трудности, чтобы вызвать на допрос того или иного заключенного, а Курлычкин не испытал даже дискомфорта, провожаемый лично начальником тюрьмы.
— Открой два-четыре, — распорядился начальник, используя терминологию заключенных.
Контролер открыл двадцать четвертую камеру. Он был предупрежден заранее и посмотрел на Курлычкина с неподдельным интересом.
Стас шагнул мимо него в камеру. Навстречу поднялся черноглазый паренек лет восемнадцати. На его губах играла самодовольная улыбка. Еще шесть человек были уже на ногах, когда продольный громыхал ключами, открывая дверь.
Отец и сын сдержанно поздоровались.
Прежде чем присесть на кровать, Курлычкин-старший огляделся. Он не только сидел в этой тюрьме, но и в этой камере. Когда в 1995 году главу ОПГ арестовали, под давлением "сверху" освободили под подписку о невыезде. Но не сразу, а только через год. Он тут же уехал за границу, а когда через десять месяцев дело закрыли, вернулся.
Почти та же история повторялась с его сыном. Вроде бы ничего серьезного, но на пути встала строптивая судья.
Теперь для освобождения сына все действия были четко расписаны. Вначале, конечно же, освобождение из-под стражи. Адвокат — вроде бы толковый мужик, работающий на бригаду не один год и не сделавший еще ни одной ошибки — прокололся на совсем уж пустячном деле, как освобождение из-под стражи под подписку о невыезде. Наказывать его вроде бы и не за что, тем более по большому счету тут не его вина. Курлычкин до сих пор не мог забыть дородное лицо Ширяевой, на котором лежала неизгладимая печать сурового блюстителя закона. Если бы он до суда взглянул в это лицо, то настоял, чтобы Ширяеву убрали из процесса.
Теперь ее убрали, считай, навсегда: профессионально, не совсем обычным способом, что Курлычкину очень понравилось. Потому как судья понесла справедливое наказание. У него в бригаде есть головастый парень, который не признает прямолинейных силовых актов. Он испросил неделю на то, чтобы как следует подготовиться, и ровно через семь дней доложил о результатах своего маленького действа, в котором присутствовало все, вплоть до совпадения некоторых особенностей. Курлычкин даже удивился, когда узнал, что у судьи есть сын — ровесник его сына. Это ли не возмездие!
5
"Жигули" девяносто девятой модели трое суток кряду стояли в начале двора, где жила Ширяева. В салоне всегда находились два человека — Владимир Тетерин и Иван Мигунов. Как только начиналась программа "Спокойной ночи, малыши!", они уезжали.
Для Тетерина эти дни были праздничным концертом, причем бесплатным. Он в голос ржал, наблюдая за полным пареньком лет семнадцати, который в основном возился в песочнице или на пару с кем-нибудь из детей крутил скакалку, через которую поочередно прыгали девчонки.
На второй день наблюдения Тетерин принес собой видеокамеру и снимал Илью Ширяева через лобовое стекло. Он-то думал, что выплакал все слезы еще в детстве, но они катились из глаз бандита, когда он во все горло хохотал, толкая напарника локтем:
— Гляди, Иван! Кулич лепит!
И едва не сполз с сиденья, когда больной паренек сам попытался прыгать через скакалку.
Илья тяжело подпрыгивал на месте, напряженно глядя себе под ноги, и был настолько сосредоточен, что на лбу проступили крупные капли пота. Широко расставленные руки во время прыжков то поднимались, то опускались. Он очень хотел научиться прыгать так, как делают это его младшие друзья, но нарушенная координация движений не позволяла ему сделать простое, на первый взгляд, упражнение.
После того как скакалка раз двадцать ударила его по ногам, по щекам паренька покатились слезы. Девочка лет восьми подбежала к нему: "Давай еще, Илья, у тебя получится. Ну, давай!"
Дети командовали ему: "Раз, два, три". А он не попадал в такт, и прикосновения веревки к ногам были для него очень болезненными.
Он хотел убежать домой, но дети удержали его: "Последний раз, ладно?"
Казалось, от напряжения лопнут его узкие глаза.
"Раз, два…"
Его ноги запутались в веревке. Он неуклюже переступал, пытаясь освободиться. Кто-то снова помог ему, и он в ожидании очередной команды приподнял круглые плечи.
"Раз, два, три…"
Его живот колыхался под клетчатой рубашкой навыпуск, он согнул ноги, приседая, думая, что так ему будет удобнее и он наконец-то сможет удачно прыгнуть.
Дети болели за него. Девочка с длинными светлыми волосами от напряжения приложила к груди руки и затаила дыхание: "Давай, Илья… У тебя получится".
Стоптанные ботинки тяжело били в асфальт: раз, два, три. Лицо блестело от выступившего пота и слез. Старухи на скамейке непроизвольно встали, с балкона раздался мужской голос:
— Давай, Илья!
На него смотрел весь двор.
Веревка продолжала бить по ногам и для несчастного парня казалась стальной лентой с острыми краями.
Губы его приоткрылись, показывая толстый неповоротливый язык, больное сердце стучало в груди, отдаваясь в голове.
"Раз, два, три…"
— Четыре… Пять…
На глаза девочки проступили слезы: Илья прыгал, а скакалка послушно избегала его ног, чиркая по асфальту.
— Шесть… Семь…
Он прыгнул семь раз и упал. Он плакал от счастья. Его стриженой головы касались детские руки.
— Молодец!..
— Ты смог, Илья!
— Здорово!..
— Ну, умора! — Тетерин продолжал снимать. — Сегодня телкам дам посмотреть на этого "дауна".
Мигунов промолчал. Его интересовало совсем другое. Он не пропустил ничего; заинтересованным взглядом проводил "дауна" до подъезда, приметив, что и в этот раз его провожала светловолосая девочка. И он не ошибся, когда, подняв глаза, увидел и ее, и Илью на балконе квартиры судьи Ширяевой.
Вскоре он узнал, что девочку зовут Светой, фамилия — Михайлова, а живет она двумя этажами выше Ширяевых и дружит с безобидным пареньком, нередко появляясь в его квартире.
Тетерин скептически отнесся к поведению приятеля, который что-то выписывал в блокнот, — грохнуть этого "дауна" или его мамашу проблем не составит. Однако знал, что Мигунов не пойдет на прямолинейное убийство, как и не будет участвовать в нем: для этого у него есть особые люди. Всего два человека, которых, кроме Мигунова, в бригаде никто не знал.
В конце четвертого дня Тетерин, в то время когда Иван бегал за гаражи, прочел его последнюю запись: "Снова позвала его натереть морковь — за четыре дня шестой раз".
— Зачем тебе это дерьмо? — Тетерин ткнул в блокнот, когда Мигунов появился в машине.
— Есть неплохая идея, — задумчиво ответил напарник. — Вчера одна бабка крикнула этому "дауну": "Илья, не слышишь, мать зовет". То ли он любит это занятие, то ли Ширяева сама не справляется. Хотя вряд ли. Но главное — многие об этом знают.
— Зря она трет морковь. Ей, незамужней, нужна целая. Что ты задумал?
— Вечером расскажу. Сначала нужно посоветоваться со Стасом.
Никто, кроме Мигунова и Курлычкина, не догадывался, что жизнь Ильи Ширяева круто изменилась. Было два варианта: либо он попадет в учреждение типа казанской психушки "номер икс" для шизофреников и прочих, совершивших убийства, либо закончит ее в собственной квартире. Курлычкина устраивали оба варианта. О психбольнице с интенсивным лечением он был прекрасно осведомлен — редко оттуда кто-то выходит. Как раз на днях кто-то рассказал ему о забавном парне, который угодил в психушку практически ни за что. Знакомая шизофреника порезалась, а крови нет. Он решил, что перед ним киборг. Ему всегда было интересно, как устроены биороботы. "Сначала я отрезал ей голову…"
Если план Мигунова сработает, думал Курлычкин, то скорее всего "дауна" убьют прямо в квартире.
