Формула боя - Нестеров Михаил Петрович (читать полную версию книги .txt) 📗
Рябов писал, а на лице снова застыла гримаса, перекосившая его лицо во время звонка Никишина. Писарев наплюет на этот рапорт. Тем не менее Рябов в интриге, предложенной Антоном, выигрывал еще несколько ходов. Один из них – короткая записка Писарева, директива, на которой отсутствовало число. Не хватало и подписи, однако это было не так уж и важно. Важно, что такая бумажка, которую отстукал на машинке адъютант-выкидыш, существовала. Это плюс Рябову и минус Писареву. Ради этого можно было терпеть временные – теперь временные – неприятности, внезапный разлад с Ириной… Вместе с командой Берегового он доведет это дело до конца. Но прежде полковник Кравец.
Капитан Сальников встретил его в приемной глумливой улыбкой, которую и не пытался скрыть.
– Доложи Александру Игнатьевичу, – потребовал Рябов. Видя, что тот не торопится, рявкнул: – Давай быстрее! Видишь, мне некогда!
Ровно через три часа после первого звонка Рябов опять снимал трубку.
– Я принял ваше предложение, – заявил он Антону. – Шеф настаивает на своем мнении.
– Хорошо. Чтобы я поверил, отпустите моих самарских друзей. Их трое, включая девушку. Фамилии, думаю, называть не стоит.
Рябов думал недолго. По сути дела, они были ему не нужны. Он согласился.
– Ждите звонка от Берегового. Удачи, – пожелал Антон.
Заручившись какой-никакой поддержкой Берегового и в значительной мере успокоившись в отношении Рябова, Антон, однако, был уверен, что, пока ничего не произошло, оба они будут бездействовать; что касается Рябова, тот будет бездействовать официально. А вот когда грянет, их помощь окажется незаменимой; здесь Антон и Франц Николаевич Гурин не ошиблись, продумав и разыграв как по нотам комбинацию с Береговым, а после – с Рябовым.
Пока еще ничего не произошло, но могло грянуть, если вспомнить Сергея Образцова и Светлану, – и тут Антон чувствовал свою вину, но ничего сделать не мог. Чтобы не оступиться в очередной раз, который наверняка будет роковым, необходимо было действовать.
Рябов положил трубку. После первого звонка Никишина он мысленно представил себя входящим в кабинет Кравца. Тот из Самары, где он оставил опытных следователей, вылетел в город Лугу Ленинградской области, обозначенный в его списке как место бывшего военно-химического полигона. Всего список насчитывал семь точек, в основном это были склады при спецчастях ВДВ. По сравнению с миниатюрными бомбами, похищенными в Самарской области, на тех складах хранились бомбы авиационные – огромные, начиненные модификацией газов серии «Новичок». Отравляющего вещества сильнее этого еще никто не придумал.
Итак, Рябов, мысленно войдя в кабинет, быстро прокрутил вступительную и большую часть основного разговора. Ему показалось, что говорил он убедительно. Подполковник во время беседы даже не старался накинуть на себя шкуру предателя, изменника или какого-то клятвопреступника. Он просто не желает барахтаться в дерьме. И он выиграл. Прикрыв глаза, Рябов видел немного мужицкое лицо Кравца уже изменившимся.
Кравец не был дураком. Наверняка он на ходу просчитал варианты. Итак, что же он мне ответит… «Лично я, – скажет он, – не в таком дерьме, как вы полагаете, и останусь при своих картах, выиграет ли Береговой или Писарев. Вот именно при своих, скажу я. А здесь светит нечто большее. К тому же ваше отношение к этому делу будет чисто пассивным. Вам нужно только молча ждать продолжения. Я бы не обратился к вам, если бы вы не располагали материалами этого дела…»
Рябов хотел продолжить мысль, но Кравец неожиданно для подполковника перебил его: «Я все прекрасно понял».
Когда Рябов уйдет, Кравец (продолжал представлять себе подполковник) несколько минут в задумчивости походит по кабинету. Он наверняка считает Рябова дураком. «Итак, – думает Кравец, – если этот дурак имеет что-то против меня либо выполняет задание самого Писарева, необходимо перестраховаться. Лучше синица в руках, чем журавль на горизонте. Лучше я подстрахуюсь и останусь при своих». И снимает трубку телефона.
«Мне нужно поговорить с вами по неотложному делу».
«Хорошо», – раздастся в трубке голос Писарева.
Вот и все, подумал Рябов. Перед глазами встало решительное лицо генерал-майора Писарева. Тоже мужицкое – грубое, с жесткой щеткой волос на голове; при взгляде на Писарева складывалось впечатление, что его даже не «высекли из камня», а грубо обстучали со всех сторон разделочной доской.
«А почему, собственно, мне не рассказать обо всем самому Писареву, – усмехнулся Рябов. – Результат будет тот же, только путь короче. Чего я психую? Почему решил, что вообще нужно что-то кому-то говорить? Кравец в курсе всех дел, он – «начальник созданной по факту преступления комиссии». Ну и бог с ним».
Рябов отогнал от себя мужиковатые физиономии. С одним из начальников он как-то играл в карты. Кравец, когда проигрывал, небрежно произносил: «Это вышло чисто случайно»; а когда выигрывал: «Иначе и быть не могло».
«Итак, что – погорячился? Нервы? Нет, первое не подходит – это не горячка, это какой-то синдром, спровоцированный звонком Антона. А может, мне самому не стоит влезать в это? Или лучше перестраховаться, как сделал это Кравец в воображении подполковника. Сотрудничая с Береговым, он вообще-то мог оставаться нейтральным: дело в том, что он был не нужен ни вашим, ни нашим». Придя к такому заключению, Рябов нахмурился – все же терял значимость в собственных глазах, но мгновением позже понял, что это самое лучшее место в жизни. Там, на самом верху, если дело, конечно, выгорит, о нем вспомнят только однажды.
Время шло, а Рябов все еще предавался размышлениям. В частности, он подумал о боязни. Вообще он боится начальства как такового? Наверное, бояться следовало, однако сейчас были совсем другие времена, начальство меняется с невероятной быстротой. Чего толку его бояться, когда оно не сегодня-завтра окажется в опале или в том же дерьме. Вот он, Рябов, тоже начальник, хотя бы для Гены Кожевникова, и что? Да то же самое. А сам Гена боится Рябова? Ничуть! Подполковник вчера еще видел нахально смеющиеся глаза капитана: я, мол, анекдот вспомнил… Осмелели все до наглости, на каждом уровне. А какой совсем недавно аппарат был! Каждый боялся каждого – и это происходило до самой кончины трех букв: КГБ. МБ уже несерьезно; ФСК сама по себе была созвучна с чем-то фискально-фекальным; буква Б в аббревиатуре ФСБ бухает непримиримой тупостью.
Нет, Рябов никогда не наберет номера Писарева и не скажет: «Мне нужно поговорить с вами по неотложному делу». Хотя одним только звонком он мог усугубить и без того шаткое положение Писарева. Но вот Никишин. Антон. Как он мог быть уверен в нем, в Рябове, когда звонил? Подумав еще немного, подполковник понял причину этой уверенности. Главным фактором было само предложение. Оно явилось неким стопором, который не давал Рябову сделать шаг в ту или иную сторону. Подразумевалось, что он считается с Антоном и с теми людьми, с которыми тот был связан. Несомненно, что к таким решениям парня подталкивали обстоятельства, он ходил по лезвию ножа. Он решал сразу несколько задач, играл серьезно, по-взрослому. В какой-то мере Антон надеялся на Рябова и тем самым просил у него помощи. Если бы подполковник мог сейчас заглянуть в глаза Антону, он бы увидел в них то, что заметила Юлька, стоя у дверей квартиры Дмитрия Романова: «Помогите мне!!!»
Рябов произнес вслух:
– Ничто человеческое мне не чуждо, – и выпил рюмку коньяку.
Стас Бальжак жил в первом корпусе дома № 53 на Остоженке. Ему было 29 лет, и всю свою сознательную жизнь он трудился. Последние два года он вообще не отдыхал, работая по 12–14 часов в сутки в двух точках. Основным местом Стас считал небольшой ресторан с прекрасной кухней на Большой Черемушкинской, где он работал официантом. Клиентами этого ресторана были люди состоятельные, любившие хорошо поесть, настоящую атмосферу ресторана и в то же время уединение. Небольшая сеть ресторанов под названием «Генерал Деникин» была создана под определенного клиента, желающего посидеть или в общем зале, или в небольшой уютной кабинке с полупрозрачными шторами.
