Рука Москвы - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
«Я уже второй раз обращаю внимание на работы молодого эстонского художника Томаса Ребане. Его картина „Композиция номер семь“, любезно предоставленная фрау С. из Гамбурга, имеет подзаголовок „Любовь“. Не знаю, почему он дал этот подзаголовок. Не знаю, картина ли это вообще. Это не похоже ни на что. Я стоял перед ней час. И я понял, что ничего не понимаю в искусстве…»
Возвращаясь домой, первое время живешь одновременно как бы в двух местах — дома и там, откуда вернулся.
Я смотрел со своего крыльца на голубые маковки Спас-Заулка и видел шпиль Домского собора, целого, не изуродованного взрывом, и слышал первые такты «Пассакальи» Баха, такие низкие, что они воспринимались не как музыка, а как дрожание самой земли.
Я смотрел на тихую воду Чесны и видел свинцовый блеск Финского залива и крупных белых чаек, перелетающих с одного огромного серого валуна на другой. Я слышал, как они жалобно кричат: «Придурок! Я тебя люблю, придурок!»
А деревянные кресты нашего деревенского кладбища заставляли меня вспомнить другое кладбище, торжественное Метсакальмисту. Я вспоминал седую еврейскую женщину, которая на другой день после торжественных похорон Альфонса Ребане попросила меня проводить ее на Метсакальмисту. Она долго стояла перед могильным камнем с высеченной на ней надписью «KOLONEL ALFONS REBANE», потом положила к нему четыре белых гвоздики и сказала:
— «Любимый мой, мир сошел с ума. Любимый мой, в мире есть только наша любовь. Любимый мой, я пишу тебе из Освенцима…» В какое прекрасное время мы живем! В какое прекрасное время!..
— Константин Дмитриевич, так что же это было? — спросил я генерала Голубкова примерно через месяц после нашего возвращения из Эстонии. Он приехал ко мне в Затопино порыбачить, но вода в Чесне была еще мутная после весенних паводков, клевало плохо, и мы пошли погулять по проселку, который вел от Затопина к Выселкам, на окраине которых стояла наша церквушка Спас-Заулок. День был ветреный, хмурый. Поэтому, возможно, у генерала Голубкова было мрачное настроение.
— А что было? Ничего не было, — ответил он.
— Что же мы делали в Эстонии?
— Ничего не делали. Вы зарабатывали бабки. А я отдыхал от российской действительности. И когда я говорю «ничего», это и значит, твою мать, ничего.
— Откуда появилось в гробу изделие «ФЗУД-8-ВР»?
— Ниоткуда. Нет такого изделия и никогда не было. Не выпускала его российская «оборонка». И ни на какие склады оно не поступало. Ты газеты читаешь?
— Читаю.
— Какие?
— Как какие? Сегодняшние.
— Ну и зря, — сказал генерал Голубков. — Читать нужно прошлогодние газеты. Когда я читаю сегодняшние газеты, я выхожу полным дураком. Которые пишут, те умные. Они умные, а я дурак. Это противно. А вот когда читаешь прошлогодние газеты, все наоборот. Тут я умный. А те умники круглые дураки. И чем умней они были, тем большими дураками выходят. Поэтому читать нужно прошлогодние газеты. Да, твою мать, прошлогодние. Или завтрашние.
— Что будет в завтрашних газетах?
— А ты не понял?
— Нет.
— Совсем не то, что предсказывают в сегодняшних.
Мы остановились возле Спас-Заулка. На трех куполах, навечно впитавших в себя голубизну цветущего льна, золотились кресты. Службы не было, но молодой священник отец Андрей пустил нас в пустую темную церковь и протянул мне горсть тонких свечей.
— Дайте и мне, — попросил генерал Голубков.
Он взял свечи и начал ставить их и зажигать перед ликами всех святых подряд. Он был старше меня на одну войну. На Афган. У него было за кого ставить поминальные свечи. У меня тоже было. Но сначала я поставил и зажег две свечи — перед ликом Пресвятой Богородицы. За Настену. И за Ольгу, за счастливое разрешение ее от бремени.
Потом еще одну — за последнего Гамлета уходящего века. Для него не было вопроса «Быть или не быть?» Он жил как живется, всей своей жизнью славил созданный Им мир, радовался ему, как и должен истинный лютеранин радоваться Божьему творению. Он верил, что Господь будет к нему милосердным.
Будь же к нему милосердным, Господи.
Еще пять свечей, благодарственных, я поставил перед Георгием Победоносцем, покровителем воинов. За Боцмана. За Дока. За Муху. За Артиста. И за себя.
А все остальные — за упокой души наших друзей, жизнями своими заплативших за наше право называть ту проклятую чеченскую войну нашей войной.
И в церкви стало светло.
В завтрашних газетах было:
Репортажи о варварских бомбардировках авиацией НАТО мирных югославских городов.
Информационное сообщение об учениях «Запад-99», которые были проведены строго по плану, в середине июля, а не в марте, слухи о чем распускали некоторые зарубежные СМИ, злонамеренно намекая на якобы существовавшие намерения России провести крупномасштабную военно-политическую акцию в Прибалтике. В ходе этих учений был успешно осуществлен условный ракетно-ядерный удар неизвестно по какой цели.
Премьер-министр Примаков красиво развернулся над Атлантикой и возвратился в Москву в знак протеста против агрессии НАТО в Косово, чем и вызвал небывалый взлет своего президентского рейтинга.
А потом прогремели взрывы жилых домов в Буйнакске, Волгодонске и в Москве. Потом ваххабиты вторглись в Дагестан и началась антитеррористическая операция, которую безответственные журналисты сразу назвали Второй чеченской войной.
Российская история вернулась в привычное русло.
В какое прекрасное время мы живем!
В какое прекрасное время!
Суки.
