Обреченные - Нетесова Эльмира Анатольевна (книга читать онлайн бесплатно без регистрации txt, fb2) 📗

Немцы лишь головами качали, слушая Комара. Но войдя в его дом, хвалили порядок, трудолюбие семьи. Ее уменье управляться с хозяйством. Им нравилось, как вкусно готовит Агриппина, как помогают ей дети. И каждый раз дарили семье то новую корову, то ящик шоколада, то рулон шерсти, а то и мотоцикл завели во двор. В подарок. За то, что солдатам рейха голодать не дают.

Советы никогда ничего не давали и не дарили Комарам. А потому каждый подарок новой власти воспринимался в семье как большая радость. Много отрезов, вкусной еды получали Комары от немцев. И, привыкнув, считали, что так будет всегда. Они даже не интересовались, как идут дела на фронте, считая, что война закончена. Ведь дальше своего села никто из семьи не выезжал, и с деревенскими не общались.

Они и не знали, что где-то идут жестокие бои, что гибнут люди— за Россию. Что отступление наших войск остановлено. И в тылу днем и ночью работают люди на оборону— для Победы.

Скажи такое Комару — он убил бы в упор любого, кто осмелился такое произнести. Он не поверил бы даже родному брату.

Иван Иванович считал, что немцы пришли сюда навсегда, навечно.

Когда же попривыкнув, прижившись, он заметил, что немцы спешно собираются — глазам не поверил. Решил узнать у них, что случилось. И вот тут впервые услышал о наступлении советских войск и отступлении немцев.

Эго было так неожиданно, что Комар от потрясения получил нервный удар. Он потерял на время дар речи. Он тогда впервые в жизни плакал навзрыд. Дома его не могли успокоить долго. А когда пришел в себя — в село вошли советские войска, а немцы были далеко от его деревни.

Комару некуда было уйти, негде спрятаться. Его взяли на следующий день. И вечером на нервной почве у него отказали ноги. Потом и рассудок помутился.

Вызвали эксперта. Тот осмотрел Ивана Ивановича, сказав, что близок его конец, что психика его вконец сломана и он сегодня не может отвечать за вчерашнее, отказался лечить, сославшись на бесполезность.

И все же Комара увезли в тюрьму.

В камере-одиночке он провел несколько месяцев. Там понемногу пришел в себя. Приступы бешенства, буйства сократились. Он стал осознавать, где он и за что попал в тюрьму, что грозит ему. И хотя ничего хорошего для себя не ждал, нечеловеческими усилиями воли заставил себя встать на ноги и учиться ходить заново.

Вскоре его увезли на суд в свое село.

Комар знал: спасенья и пощады ждать не приходится. И молился Богу, прося прощенья за то, что взымая за свое пережитое, нарушил заповедь. В чем раскаивается, но только перед Создателем… Он ни о чем не просил для себя. Об одном молил, чтоб не отняли власти жизни у его сыновей и жены.

…В зале суда тогда набилось столько

народу, что

Уж как только не обзывали его сельчане на том суде. Самыми грязными, самыми обидными словами. Забывая, что получают все это за собственные зверства, за свое глумленье над семьями. Ему припомнили все. Свидетели выступали один за другим, и не просили, а требовали для него расстрел…

Его и приговорили к исключительной мере наказания. Едва дошло такое до сознания, прямо в зале суда приступ начался. Долгий, страшный.

На этом адвокат сыграл. Обжаловал. И заменили «вышку» сроком. Пять лет в зоне мучился. А потом — надоело врачу лечить его. Устал от Комара. И списал по нетрудоспособности. Администрация, даже не заглянув в уголовное дело, в ссылку его перебросила. Выпустить на волю сразу не решилась. И Комар сообщил жене, она тут же к нему приехала с детьми, прибыла в Усолье на целых десять лет.

Агриппина рассказывала мужу, как жилось в деревне ей с мальчишками.

Всякого натерпелась. Унижения и оскорбления со всех сторон сыпались. Пришлось перебраться в деревню к родителям. Там хоть душу им терзать не стали. Было кому вступиться за них. Отец и старшие братья не дали в обиду. Мальчишки в школу пошли. Учились неплохо. И она на коровнике в доярках была. Думала, сгинул ее Иван Иванович, убили его изверги. И все молилась. Не зная, поминать ли за упокой, или просить о здравии? А тут — письмо из зоны. Его Андрей прямо на скотник принес. Читал, руки от волненья дрожали. Живой!..

То первое письмо из деревни Комаров принесла Агриппине почтальонка. Не потому, что не разделяла мнение сельчан — работа заставила доставить письмо адресату.

Получив за добросовестность буханку домашнего хлеба, вовсе расчувствовалась, взялась отправить ответ Комару. И вскоре баба снова получила письмо от мужа. С ним ей разлуку легче было одолеть.

Родня никогда не осуждала и не ругала Комара. Она также ненавидела Советы, но молча. Зная, куда приведут откровенные высказывания.

— Из-за нас даже браты горя натерпелись. Микишку с трактористов скинули по недостойности. За то, что он нас в доме приютил — немецких прихвостней и лизожопов, так в собрании ихнем порешили. И прогнали его из механизаторов на свинарник. А Савелия — из бухгалтеров. За это же! Но он без работы не остался. В город на хорошее место устроился. Ездил всякий день. Но нашлась на его голову беда. Взяли его за родство с нами. Теперь он в Архангельске… Уже второй год, — всхлипнула Агриппина и продолжила;

— Он нас не упрекал. Наоборот, говорил, чтобы жили, ждали тебя в их доме. И тебе поклон просил передавать. Младший — Сенечка — из техникума вернулся, в котором на агронома учился.

Прогнали его. Бедный, на чердаке с неделю хворал. Еле одыбался. И теперь об науке думать закинул.

Иван Иванович слушал жену, сыновей. Молчал. Лишь в сердце кипела злоба. Нет, надо сдержаться. Надо выжить…

Бревно к бревну ложились, как по линейке. Какой по счету дом строили Комары? Даже здесь, в Усолье, первый дом поселковая шпана спалила. А легко ли новый поднять? Где столько сил набраться? Да и много ли той жизни осталось? Хоть бы остаток прокоптить спокойно, под своей крышей, в собственных стенах.

Ведь, по сути говоря, жить по-настоящему так и не пришлось. То с ними счеты сводили, то он мстил. То снова его за шиворот брали, изолировали даже от своей семьи. И все обиды, горести, голод и холод, болезни и боль. Где это тепло от ближних? Что такое — понимание и помощь? Кто его хоть раз поддержал и успокоил? За что всю жизнь прожил не любимцем, как другие, а подкидышем? Словно под холодным боком у судьбы родился.

В зоне (вот уж смех!) душегубы из-под моста, которые за копейку всю свою жизнь людей убивали, не считались негодяями. Начальство даже боялось их. И не заставляло работать, кормило. А его и там все пинали. Рядом с ним есть, спать и вкалывать считалось, унижением. Его из столовой все выкидывали пинком. И работяги, и фартовые, и политические, и даже обиженники.

Иван Иванович сплюнул, вспомнив. В своей деревне он даже не

слышал о

— А ты, за что влип? С чего тебя наши хмыри из барака под сраку выкинули? Иль ты из насильников?

— Ты что? — отодвинулся Комар и рассказал о себе.

— Так вот за что тебя! Ну и падла же ты, паскудная! Шлюха продажная! Ты еще тут дышать хочешь? Вали отсюда! Пусть я обиженник, пусть моя жопа пробита, но у тебя, гнида вонючая, душа хуже моей сраки. Ты ее под немца подставил! Пшел вон, мандавошка облезлая! — завизжал и вытолкал Комара за дверь.

— Скотина грязная! Я мстил за свое. За отнятое! А твои кенты убивали за что? Они ж из той банды, которая и меня ограбила! Видать, на всех вас не хватило кулаков! Вот и пошли вы: одни — открыто днем разбойничать, другие — по ночам. А суть в вас одна — воровская! Разве у меня не убили отца и братьев?

— Захлопни пасть! Не то ожмурю заразу, прямо в параше, чтоб хлябало не разевал! Нас — фартовых, не равняй с собой, лярва! Мы воруем у государства! Не у таких, как ты! Нам политика до сраки! Усеки о том! Но с немцем, как ты, мы не флиртовали! Не закладывали своих! Даже мусоров не засветили! Потому что немец мел всех подчистую. Без разбору. В нашей земле, как в своей хазе дышать хотел. Ему, вишь ты, наша Россия по кайфу! А мы, как говно! От того и шли фартовые войну. Они жмурили немца, чтоб не лез, сучье семя, в наши хазы, чтоб не делал жмуров из всех. Мы воевали с немцем, не такими, как ты, лысый козел! Сколько фартовых кентов в той заварухе полегло! Счету нет! А ты тут яйцами тухлыми метешь, мстителем рисуешься, пропадлина! Небось, без немцев сам не мог разделаться с фраерами! Кишка тонка! Вот тогда б тебе никто в зенки не срал бы! А коль фискалил немцу, да малых ребят ни про что жмурил — шкуру с тебя живого содрать надо! И не ной тут, как муха в голодной жопе! Жалеть такого мудака — нет дурных. Хиляй отсюда, пока мослы из жопы не выдернул! — прикрикнул бугор из барака фартовых и с силой захлопнул дверь за Комаром.