Монастырь - Ширянов Баян (читать книги онлайн регистрации txt) 📗
И вдруг все резко кончилось. Макар куда-то ускакал, оставив Николая одного на его новом месте, среди целой сотни незнакомых мужиков. Куль понимал, что рано или поздно перезнакомится со всеми, и этот отряд перестанет быть для него сливающейся в одну синтетическую рожу толпой, но тогда у Кулина вдруг начался резкий приступ одиночества. Состояния практически невозможного в тюрьме. Николай вдруг почувствовал себя дважды заключенным: и в эту колонию, и в коробку собственного черепа, откуда он взирает на окружающее не в силах ни выбраться наружу, ни толком поговорить с кем-нибудь.
И поэтому он был даже рад тому, что около табуретки, на которой он сидел, кто-то остановился.
– Это ты что ли Кулин?
Николай поднял голову и увидел паренька едва вышедшего из пацанского возраста. Юный зек смотрел на Николая с нескрываемым пренебрежением.
– Ну, я. – Куль с усилием стер с лица улыбку и придал тому суровость.
– Не нукай, не запрягал!
– Не тыкай, я с тобой по телкам не ходил. – Спокойно парировал Николай.
– Да такой всех баб в округе одной мордой распугает.
– Какая ни есть, а моя. А ты, пацан, видать и пизды-то живой не видел. Бабы они не на морду смотрят, а в штаны! – Поучительно сказал Кулин, прикидывая, что первый раунд остался за ним. – Давай, говори, чего надо.
– По бабам я…
– Чего надо? – прервал Куль пацана. Тот слегка стушевался, а потом, вспомнив цель и причину наезда, с издевкой в голосе начал:
– Нехорошо кентов кидать…
– Нехорошо. – Подтвердил Николай, вздыхая про себя. В такие словесные игрушки он баловался еще в школе. Сейчас этот нахал выдаст какое-то имя, заявит, что Кулин его серьезно обманул, потом всеми правдами и неправдами будет выцарапывать признание вины, а уж если пытаемый признается…
Можно, конечно, было долго и тупо играть по правилам, но Куль хотел пресечь подобные наезды с самого начала, и поэтому сам пошел в атаку:
– Ну-ка, ну-ка, я тебя не мог где-то видеть? Ты, случаем Вовку Рыжего не знал? А то прикалывал он мне, что ходил под ним такой, из малолеток, ходил, правильным был, а потом взял да и подставил Вовку. А потом сюда закрылся. – Частил Николай скороговоркой. – А Вовка мне за него одну феню приколол, дескать, на жопе у него родинка есть. Вот я и думаю, не ты ли тот пацанчик?
Оказалось, что этот разговор слушали, по крайней мере, с десяток зеков. Как только Николай закончил, все они дружно заржали. Парень, хотевший наехать, покраснел, и зло сплюнув: «Не я» – пошел прочь, чем вызвал еще один приступ смеха.
Тут же к Кулину подвалили мужики. Знакомиться. Соседи по шконке угостили его куревом, потом он долго трепался с ними о том, как сейчас на воле, как живется в лагере и, совершенно обязательная тема всех бесед такого рода, о том, какие же сволочи эти бабы.
Вскоре отряд сходил на ужин. Бурый определил Николая за стол. Место оказалось не с краю, но и не самое престижное. Соседом этапника оказался чистенький старичок, который и отнес после ужина пустой бачок и шленки.
Больше на Кулина в этот день никто не наезжал. Он видел на горизонте Муху, но тот держался на расстоянии, не желая даже подходить к Николаю.
Прошла вечерняя проверка. Николай встал приблизительно в центре строя, потеснив при этом тех, кто стоял там до него, но явных возражений не последовало.
А утром был первый рабочий день.
Как новичок, Кулин пошел в первой смене. Сразу после завтрака, бригада построилась, Бурый шепнул нарядчику промки число, тот уже гораздо громче повторил его стоявшему рядом прапорщику. Тот скомандовал:
– Пошли! Первая пятерка, вторая, третья…
Николай оказался в четвертой и не видел, как заканчивается процедура завода на работу. Следуя движению бригады, Куль попал в раздевалку. Там зеки ему подобрали какое-то немыслимо промасленное тряпье, державшееся на проволочках и честном слове, сапоги, протертые в голенищах, но с целой, хотя и гладкой подошвой и, в таком дурацком виде, Кулин попал в свой цех.
Последовал еще один акт представления. На сей раз уже нарядчику цеха. Тот, скрипя давно не виденной Николаем перьевой ручкой, которую приходилось поминутно макать в чернильницу, записал все данные, и устало, это с утра-то, махнул рукой:
– К мастеру.
Мастер оказался вольным. Он выдал Кулину синюю робу и новехонькие сапоги. Теперь, после получения спецодежды, прояснилась тайна происхождения синих роб, в которых щеголяло большинство арестантов.
Следующие часа полтора были посвящены наблюдением за производственным процессом. Николай бродил между столами, смотрел, как из груды разномастных деталей возникает тяжелый навесной замок.
А потом началась каторга. Изнеженному полугодовым лежанием на нарах Кулину, пришлось таскать на себе все те детали, которыми он любовался до этого.
Механизация была на высшем уровне. Заготовки лежали в металлических ящиках. Их следовало подцеплять длинным крюком и волочь за собой от одного рабочего места к другому. За некоторыми деталями приходилось бегать, в сопровождении знающего человека, в другие бригады. А ящики с уже готовыми и упакованными замками надо было на руках опускать в подвал, где находился склад.
К обеду Николай просто упарился и срубал все, восхищаясь вкусом немудреной жратвы и удивляясь, почему так она быстро кончается. А уж после обеда он просто вымотался до предела.
Пошатываясь, Куль переоделся в этапную робу, взял под мышку новую одежду с завернутыми в нее сапогами, присел дожидаться съема и моментально заснул. Спать ему, правда, дали всего минут десять, после чего он продолжил это занятие в комнате ПВР уже в жилой секции отряда.
Следующий день почти ничем не отличался от первого, если не считать того, что одежки новому работяге не выдавали, и ишачить пришлось с самого утра. Так и прошла та, первая неделя. А в первое воскресенье, когда зеков повели в клуб смотреть кино, Николай просто уперся лбом в спинку стоящего впереди него кресла, и так проспал весь сеанс.
Казалось, нее будет конца усталости, голоду, недосыпу. Но постепенно все нормализовалось. Еды стало хватать, сна тоже, а усталость и вовсе куда-то пропала. Правда, из транспортного рабочего, как официально называлась первая кулинская работа, его перевели в сверловщики, и дергать несколько тысяч раз ручку станка тоже оказалось занятием не из легких и не слишком разнообразных, но зато оплата такого труда была раза в два выше.
