Редкая птица - Катериничев Петр Владимирович (книги без сокращений .txt) 📗
– Ну-ну, пре-по-да-ва-тель, Они-то уверены, что ты – подсадка. Причем профессионал.
– А-а-а… – тяну неопределенно. И думаю, каково на моем месте было бы оказаться действительно историку, какому-нибудь специалисту по поливной керамике или иконописи тринадцатого века. Не, по-моему, я все сделал правильно. – А девицы? – меняю тему. – Это ж ходячий триппер в юбке, прямая угроза отдыхающим трудящимся!
– Разберемся. – Кузьмич вытаскивает из стола мои документы и подаст мне. – А что до трудящихся, то постоянную бабу надо иметь. И – никакого триппера.
– Одну? – невинно интересуюсь я.
– Выметайся, доцент.
– Старший преподаватель.
– Ну-ну.
Уже подхожу к двери.
– Ты это…
– Да?
– Зачем приехал-то?
– Отдохнуть.
– Вот и отдыхай.
– Ага.
Глава 6
Выхожу из управы, вдыхаю ароматы южного сентябрьского утра и размышляю, с чего бы начать вот это самое: отдых. Вчерашняя попытка отдохнуть накрылась медным тазом – зато повеселились. Особливо присутствовавшие отдыхающие. По мне «бархатосезонникам» для тонуса не хватает как раз острых ощущений. Вино, девки, азартные игры – все это они имеют круглый год. Даже наживание денег со временем теряет аромат новизны. Два вида спорта не приедаются: борьба за жизнь и борьба за власть. Для многих это одно и то же. И даже если сама персона не участвует в игре – азарт болельщика доставляет удовольствия куда большее, чем рулетка.
Рядом тормозит дымчатый «трехсотый» «мере», открывается дверца:
– Э-эй!
За рулем сидит мое давешнее ночное видение. Девушка из ресторана.
Разумеется, одетая. Стильно. А жаль.
– Привет, – неуверенно улыбаюсь я и делаю ручкой. Надо полагать, из-за врожденного целомудрия. И жест мой похож одновременно на «прощание славянки» и «у нас не все дома».
– Садитесь, подвезу, – приглашает девушка. Опускаюсь в прохладу кондиционированного салона. Пахнет дорогими духами, кожей кресел, хорошим табаком. Странный я – ну не килькой же в томате здесь должно пахнуть!
– Куда вас подбросить?
«К небесам!» – единственное, что пришло на ум. Девушка повернулась ко мне, и я заметил, что она не просто красива – она незаурядно, изысканно красива!
Густю-щис длинные каштановые волосы, глаза цвета глубокого моря – темно-зеленые и переменчивые. Высокие скулы, чуть восточный разрез глаз, правильный изящный нос и припухшие губы искушенной любовницы… Если она желала мне понравиться, то ей это удалось!
– Извините, я не представилась, меня зовут Элли. «Элли» – музыкой запело в ушах. «Элли…» Да и как ее еще-то могли звать? Ну конечно, Элли!
– А я – Дрон.
– Это что, имя?
– Нет, это профессия. А имя – Олег.
– Дрон… А,! Птица Додо! Меня вообще-то тоже зовут Лена, или Лека. Но ведь Элли – красивее, правда?
– Замечательно, – с энтузиазмом киваю я, разглядывая ее изумительные загорелые ножки.
– Дрон, прекрати так глазеть. – На «ты» она переходит легко, и моя преподаватсльско-кандидатская душа переполняется тщеславием, наверное, принимает за ровесника.
– Так куда поедем? – спрашивает девушка.
– В Изумрудный город, это ж ежу понятно!
– Как скажете! – И машина трогается с места. Элли нажимает какую-то кнопку, и в салоне звучит музыка. Я закуриваю, закрываю глаза и откидываюсь на спинку.
Музыка расслабляет. А я представил, как приятно было бы заняться любовью прямо здесь, в машине, которая по размерам чуть меньше, а по комфортабельности много больше моей холостяцкой коммуналки. Разумеется, под музыку поживее…
– Прикури мне, – просит девушка, и я окончательно убеждаюсь, что происходящее не продолжение сна и мне не придется снова услышать: «Дронов, на выход». Хотя как знать…
Прикуриваю для нее «Мальборо» с ментолом из ее же пачки. Девушка затягивается:
– Дрон, а тебе не страшно было? В своих эротических грезах я отлетел далеко, поэтому не сразу понимаю, о чем она.
– Когда?
– Вчера. В ресторане.
– Страшно?..
– Ну да. Ты боялся?
Интересно, почему я сам об этом никогда не задумывался. Страшно? Нет, не то. Было неприятно, тоскливо – и оттого, что вечер сыпался, и еще Бог знает от чего. Потом – омерзение. Потом – злость. Потом – грусть. А потом уже нужно было действовать…
– Нет. – Но они же могли тебя убить. Или – чего похуже.
– Да?
– Ну, издевались бы… Ведь никто бы не вступился.
– И правильно. Не должны нормальные люди лезть на ножи и стволы.
– Но ты же полез?
– Меня оскорбили.
– Подумаешь, разжевал бы и выплюнул.
– Так можно проплевать все.
– Слушай, а если бы обидели не тебя, а кого-то другого ты бы тоже полез?
– Да.
– Почему?
– Я умею драться.
– А если бы не умел?
– По обстоятельствам.
– Что значит…
– Позвонил бы в милицию.
– Веришь во всесилие закона?
– Не всегда. Но это лучше, чем не сделать ничего. И много лучше, чем налететь на нож, никого не умея уберечь – ни себя, ни других. Это я без балды.
– Значит, я поступила правильно.
– Да?
– Это я вызвала милицию. По автомату.
– А твой спутник?
– Да ну его.
– А сегодня ждала меня на входе?
– Вот еще. Просто позвонила и спросила, когда ты освободишься.
– У кого?
– У Кузьмича. – Так ты его знаешь?
– А кто его здесь не знает?
– Ну да, мужик он простой, – лукавлю я.
– Простой. Как сибирский валенок с программным управлением и вертикальным взлетом.
Машина набрала скорость, – мы выехали из города.
– Почему ты меня не спрашиваешь?
– О чем?
– Тебя что, девушки всегда встречают из милиции? После драк?
– Ага. Только с чайными розами и на «кадиллаках».
– Все ясно. Ты – балабол. А серьезно?
А серьезно-я никогда ни о чем девушек не спрашиваю. То, что они хотят рассказать, они расскажут сами, а то, о чем не хотят, – выспрашивать бесполезно.
Наврут. Вернее – нафантазируют.
– Боюсь скоро состариться.
– Хочешь жить долго?
– Всегда. Хочу жить всегда.
– Ты как ребенок: «Пусть всегда буду я!» А мы почти приехали.
Машина остановилась у железных ворот. Лека приветливо помахала охраннику, и ворота отъехали в сторону. Мы покатили мимо небольших трехэтажных особнячков, скрытых за деревьями.
– Это что? – спрашиваю я.
– Территория.
– Территория чего?
– Ничего. Просто Территория. Ты что, никогда не слышал?
– Пока нет.
– В Приморске все знают.
– Я здесь четвертый день.
– А-а-а. Тогда понятно.
Мы проезжаем еще одни ворота. Тоже с охранником. Дорога пошла под уклон, к морю.
– Это вроде дома отдыха. Но – для очень важных персон.
– Так ты – персона?
– Нет. Я дочь персоны.
То, что персона важная, я понимаю и сам, когда вижу двухэтажный домик-особняк. Но мы едем дальше, пока не останавливаемся у небольшого одноэтажного бунгало на берегу моря. Небольшой – это относительно. На крыше – садик, самый настоящий, и множество цветов.
– Здесь живу я, – говорит Лека. – А папа, когда приезжает, в большом доме.
Но там прислуга, а я их терпеть не могу – наушники.
– Работа у них такая.
– Но стараться-то не обязательно. Ну что, нравится?
– Роскошно, – пожимаю я плечами.
– Слушай, пойдем купаться? Или сначала позавтракаем?
– Совместим. Если, конечно, здесь найдутся две корочки хлеба.
– Найдутся.
Нашлись хлеб, салями, холодная телятина, фрукты, две бутылки белого полусухого… О том, что еще хранилось в финских холодильниках размером с небольшие рефрижераторы, спросить мне не позволила скромность.
День покатил. Полуденное солнце оказалось ласковым и нежгучим, море – достаточно теплым. И мы с Лекой заплывали так далеко, что ее холостяцкий домик казался меньше спичечной коробки.
Вечер наступил быстрее, чем я хотел. Просто потому, что заснул. А когда проснулся, Лека стояла рядом. Вечерняя и загадочная. И когда я вышел из душа, голодный, как сто волков, на столике возле кресла дымился огромный ростбиф, в кувшине мерцало красное вино, за огромным, во всю стену, окном устало дышало море.
