Ледяная оттепель - Ильин Андрей (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .txt, .fb2) 📗

Андрей Ильин

Ледяная оттепель

Глава 1

В пустой комнате, за крытым зеленым сукном столом, сидел человек. Один. Перед ним на столе на подносе стоял графин с водкой и простой граненый стакан. Человек взял стакан, поднес его к глазам. Четырнадцать граней – четырнадцать союзных республик и верхнее, соединяющее их кольцо – Россия. Таким стакан придумала известная всему миру по скульптуре Рабочий и Колхозница скульптор Мухина. Пятнадцать республик – пятнадцать граней. Страна… Человек сильно, до побеления пальцев, сжал стакан в кулаке… Вот так и надо, именно так, не ослабляя давления. Потому что такая страна… Николашка не смог, не удержал, ослабил хватку и умер, как собака, в Ипатьевском подвале вместе со своим выводком. И поделом. Вернее, по делам… Если ты слаб, не лезь во Власть! Слишком легко ему достался трон, по наследству, как скобяная лавка. Оттого и не удержал. Что получаешь за просто так, не ценишь. А когда лезешь годами, рискуя в любой момент сорваться, ноготки рвешь, гопака пляшешь, как скоморох …

В дверь негромко стукнули. Подушечками пальцев.

– Кто? Чего надо?

Сунулась голова.

– Может, вам чая, Никита Сергеевич? Время уже.

– Нет. Ступай. И кухарку отпусти. Я сегодня ужинать не буду.

Голова занырнула в щель, дверь бесшумно затворилась.

Выдрессированы, как помещичья челядь. Только он не барин. Всех этих бар и графьев в Черном море перетопили, как крыс. Нет нынче бар.

Никита Сергеевич плеснул из графина и залпом, в три глотка закинул в рот водку. Крякнул, поморщился. Хороша. Сколько лет он цедил кахетинское с коньяками, которые Хозяин на стол выставлял. А любил водку, простую, прозрачную, как слеза. Ну или горилку.

Плеснул еще.

– Ну что, Никита Сергеевич, за твое… за свое здоровье?

Хотя себя он Никитой Сергеевичем не воспринимал. Как был, так и остался Микиткой, как его папаня с маманей прозвали. Микитка – подь сюды… Как бегал по двору, голыми пятками сверкая, так и теперь бы побежал. Мог ли он, хлопец без роду и племени, которого, вразумляя, лупил чем ни попадя папаша, который жил в бараке, пропахшем потом, рвотой и мочой, где нужно было ходить с оглядкой, потому как с верхних нар кто-то запросто мог справить тебе на голову малую нужду, мог ли он представить, что станет тем, кем стал. Как Николашка Кровавый. Да ведь так и есть – сверху него никого боле нет, а под ним все, вся страна.

Царь… всея… Руси. Никита Сергеевич недобро усмехнулся. Может, от водки, может, от осознания, в какие заоблачные выси закинула его судьба, Микитку развезло. Вряд ли его кто-то видел таким – злобным и самодовольным. Всю жизнь он носил маску простачка, шута горохового при Хозяине, а нынче его время пришло. Выбился, вознесся шут в короли! Завтра, на трезвую голову ему такое в ум не придет, а сегодня, самим перед собой почему не покуражится? Никита-первый Хрущев-самодержец!

Да ведь и Иосиф царьком был. На Руси иначе нельзя, без короны нельзя, а на чьей голове она будет – Государя-Императора или Первого Секретаря не суть важно. Народу вождь нужен, который вожжи в руках держит. Как в семье -отец. Не бывает много отцов и много царей. Не поймет этого народец.

Один был Коба, и хоть не единожды шатался под ним трон, да того народ не видел, а видел портреты и памятники под небеса. Отчего почитал его и боялся. И Политбюро при нем, что бояре, только вместо шапок и кафтанов бобровых – партбилеты в кармане. Никто ничего нового не придумал, как с издревле повелось, так и тянется. Единственно, народу продых дали от помещичьих плетей, отчего тот за партией пошел. Поверил в доброго Царя. Только Коба добрым не был – хребты ломал не задумываясь, через колено. А как иначе? Страну триста лет на конюшнях пороли и через строй прогоняли – привыкли. Над добрыми помещиками посмеивались в бороды, а строгих, которые без самодурства, но спуску не давали, воровство и разгильдяйство пресекая – уважали. Таким Сталин и был. Хозяином.

Никита Сергеевич повернулся к стене, где когда-то висел портрет Сталина, а теперь было светлое пятно. Поднял стакан, ухмыльнулся недобро.

– За тебя, Коба, что поднял страну и вовремя ушел!

Завтра надо будет распорядиться закрасить это пустое пятно. Чтобы стереть… Сталин хоть в мавзолее, хоть портретом на стене, хоть даже пустым квадратом напоминает о себе. И народу напоминает, который никак не может принять нового самодержца, сравнивая его с прежним. О чем докладывают с мест по линии КГБ. Не заслоняет живой Хрущев мертвого Кобу и даже портреты в хатах Сталина висят, на манер образов. Сталина – не его. И с этим надо что-то делать. Не может мертвец над живым верх брать!

Хрущев перевернул стакан с республиками вверх дном. И страну так же надо – вверх дном! Иначе никак! Иосиф старое с мясом выдирал, из голов вычищая и его надо так же, чтобы в тени его не пропасть. И посмотрим, кто кого. Раньше он пред ним гопака плясал, а теперь пусть Сам под ним в гробу покрутится.

Только так, и не иначе! Новая метла должна по-новому мести, сор из избы выметая. А если нет сора – то пусть будет. У страны должен быть один Хозяин, новый. Он!

И Хрущев, словно что-то решив, вдруг, с размаху, изо всех сил швырнул пустой стакан в стену, где тот разлетелся по граням республик в мелкие осколки. Вот так, без оглядки и сомнений!

Хрущев попытался встать, но его качнуло, он рухнул обратно в кресло и, уронив голову на стол, уснул…

Глава 2

Петр Семенович просматривал газету, обычную, где кроме передовиц и фельетонов на злобу дня, публиковались объявления. Он просматривал каждую субботнюю газету, потому что это был единственный и односторонний, его с «начальством», канал связи. Он не состоял на службе, его нельзя было вызвать через секретаршу, по телефону или телеграммой, вызвать курьером – таково было условие Хозяина. Его можно было призвать к себе, дав объявление в газете. Что устраивало обе стороны.

Команда под началом Петра Семеновича не вмещалась в привычные форматы – они были, но их не было, потому что, согласно официальным данным, они умерли в лагерях, были сактированы и зарыты в общих могилах. Они не могли приходить к девяти на службу, не могли получать зарплат и премий, отдыхать во время очередных отпусков – потому что покойники не могут ходить и отдыхать в санаториях. Они жили на «птичьих правах», понимая, что в любой момент их могут убрать за ненадобностью или чтобы концы спрятать. Как сор… Такая жизнь, которая после смерти, которая посередке.

Они были нужны прежнему Хозяину, который создал их, как противовес существующим силовым ведомствам, для решения конфиденциальных задач и своей, на случай заговора соратников, защиты. Выдернул из лагерей, проведя по документам как покойников, собрал вместе, чтобы они отъелись и хоть чему-то друг у друга научились. Потому что зеки все были не простые, с фронтовыми биографиями – кто-то в батальонной разведке через нейтралку ходил и языков брал, кто-то десантами командовал или партизанил, воюя в одиночку и выживая на подножном корму, а кого-то в Абвере на диверсанта натаскивали, шпионским премудростям обучая. И даже тот, кто фронта избежал, как Крюк, в тылу не в продскладе подъедался, а в банды «внедренным» ходил, на кулачках и ножичках авторитет свой зарабатывая, рискуя что урки раскусят его и на куски порежут. Разные биографии, по-разному их судьба крутила, но каждый под самое горлышко хлебнул, научившись выживать и убивать, отчего жив остался, где другие полегли. Такая школа, такой естественный отбор. Да и зоны, где они сроки тянули, тоже те еще университеты, если не хочешь под шконку залечь или на блатное перо угодить. Тертые-перетертые мужики были и понимая, для чего их с нар выдернули, учились на совесть – не было им хода назад, даже в лагеря, где они были списаны подчистую – только в землю, в безвестные могилы без памятника и холмика, возможно частями, без головы и пальчиков, чтобы никто и никогда их опознать не мог.