Голос ночной птицы - Маккаммон Роберт Рик (читать книги онлайн TXT) 📗
— Посетитель? Кто?
— Ребенок, — ответила она. — Вайолет Адамс. Она ждет вас в библиотеке.
— Вот как?
Мэтью тут же спустился обратно и пошел в библиотеку. Его внезапное появление испугало девочку, которая стояла возле открытого окна, изучая шахматного слона, взятого с доски. Она вздрогнула и попятилась, как загнанная в угол лань.
— Прости, — сказал Мэтью успокаивающим тоном. Он протянул открытую ладонь в знак отсутствия угрозы, другой рукой держа свернутый приговор. — Мне следовало объявить о своем приходе.
Она только таращилась на него, напрягшись, будто готовая броситься к двери или выпрыгнуть в окно. На этот раз она не была прилизана, как к выступлению в суде. Светло-каштановые волосы свободно лежали на плечах и явно просили мытья, клетчатый красно-коричневый наряд был в заплатах, а ботинки почти сносились.
— Ты меня ждала? — спросил Мэтью. Она кивнула. — Я полагаю, это не отец с матерью поручили тебе сюда прийти?
— Нет, сэр, — ответила она. — Они послали меня за водой.
Мэтью посмотрел вниз и увидел на полу два пустых ведра.
— Понимаю. Но ты решила сперва зайти сюда?
— Да, сэр.
— По какой причине?
Вайолет аккуратно поставила шахматную фигурку на место.
— Что это такое, сэр? Игрушки?
— Это называется «шахматы». Эти фигурки по-разному ходят по доске.
— А-а! — На девочку это произвело впечатление. — Как камешки, только в них на земле играют.
— Да, я думаю.
— Красивые, — сказала девочка. — Их мистер Бидвелл сам вырезал?
— Сомневаюсь.
Она продолжала смотреть на доску. Снова появилось подергивание верхней губы.
— Сегодня ночью, — сказала она, — ко мне в кровать залезла крыса.
Мэтью не очень понимал, что можно ответить на сообщение о таком факте, и потому промолчал.
— Она запуталась в постели, — продолжала девочка. — И не могла выбраться, и я чувствовала, как она дергается у меня в ногах. Я тоже не могла вылезти. Мы обе хотели выбраться. Тут пришел батюшка, а я боялась, что она меня укусит, и я кричала. Батюшка ее схватил через простыню и стукнул подсвечником, и тогда матушка стала кричать, потому что всюду была кровь и простыня погибла.
— Очень тебе сочувствую, — сказал Мэтью. — Очень травматичное событие.
«Особенно для девочки столь чувствительной», — мог бы он добавить.
— Трав… как дальше, сэр?
— Травматичное. Это значит, что было страшно.
— Да, сэр. — Она кивнула и на этот раз взяла с доски пешку и стала ее рассматривать в солнечном свете. — Только от этого… уже под утро я стала кое-что вспоминать. Про голос того человека, который пел в доме Гамильтонов.
Сердце Мэтью вдруг подскочило к горлу.
— Вспоминать — что?
— Чей это был голос. — Она поставила пешку и подняла глаза на Мэтью: — Все как в тумане… и когда я про это думаю, у меня голова болит и страшно делается, но… я вспомнила, что он пел.
Она набрала воздуху в грудь и запела тихо, приятным и чистым голосом:
— Выходите, выходите, выходите, детки. Выходите, выходите, кушайте конфетки…
— Крысолов, — произнес Мэтью. У него в уме зазвучал голос Линча, напевающий ту же жуткую песенку во время крысиной бойни в тюрьме.
— Да, сэр. Это голос мистера Линча я слышала из задней комнаты.
Мэтью внимательно посмотрел в глаза девочки:
— Скажи мне вот что, Вайолет: как ты узнала, что это голос Линча? Ты эту песенку раньше слышала?
— Однажды он пришел перебить гнездо крыс, которое нашел батюшка. Они все такие большие были, черные, как ночь. Мистер Линч пришел и принес свои зелья и острогу, и это он так пел, ожидая, пока крысы опьянеют.
— Ты кому-нибудь это рассказывала? Отцу или матери?
— Нет, сэр. Они не любят, чтобы я про это говорила.
— Тогда не говори им, что приходила сюда ко мне.
— Нет, сэр, я не посмею сказать. Меня бы за это ужасно выпороли.
— Значит, тебе надо набрать воды и идти домой. Только еще одно: когда ты вошла в дом Гамильтонов, ты там никакого запаха не почуяла? Такого очень неприятного запаха? — Он вспомнил разлагающийся труп. — И ты там собаку не видела или не слышала?
Вайолет покачала головой:
— Нет, сэр. А что?
— Да вот… — Мэтью нагнулся и поменял на шахматной доске местами королевских коня и слона. — Если бы тебе нужно было описать эту доску и фигуры кому-нибудь, кто их не видел, как бы ты это сделала?
Она пожала плечами:
— Сказала бы… деревянная доска со светлыми и темными квадратами, и на ней фигурки расставлены.
— А ты бы могла сказать, что они готовы для игры?
— Не знаю, сэр. Я бы сказала… готовы, но я же не знаю подробностей этой игры.
— Да, ты права. — Он улыбнулся слегка. — А в подробностях-то вся разница. Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты пришла и рассказала мне, что помнишь. Я знаю, что тебе это было очень трудно.
— Да, сэр. Но матушка говорит, что, когда ведьму сожгут, у меня голова больше не будет болеть. — Она подняла свои ведра. — А могу я у вас спросить, сэр?
— Можешь.
— Почему, как вы думаете, мистер Линч был в той задней комнате и вот так пел?
— Не знаю, — ответил он.
— Я об этом все утро думала. — Она отвернулась к окну, золотое солнце окрасило ее лицо. — У меня от этого так болела голова, что я чуть не плакала, но было такое чувство, что я должна об этом думать. — Вайолет замолчала на миг, однако по положению ее подбородка Мэтью понял, что она пришла к важному выводу. — Я думаю… что мистер Линч в дружбе с Сатаной. Вот что я думаю.
— Вполне возможно, что ты права. Ты не знаешь, где я могу найти мистера Линча?
Она встревожилась.
— Вы хотите рассказать ему?
— Нет. Это я обещаю. Просто я хотел бы знать, где он живет.
Ей не хотелось говорить, но она понимала, что он все равно это выяснит.
— В конце улицы Трудолюбия. Его дом — самый последний.
— Спасибо.
— Я только не знаю, правильно ли будет туда идти, — сказала она, хмурясь. — Я хочу сказать… если мистер Линч — друг Дьявола, разве его не надо за это призвать к ответу?
— Его призовут к ответу, — сказал Мэтью. — В этом можешь не сомневаться. — Он тронул ее за плечо. — Ты правильно сделала, что пришла. Теперь иди, Вайолет, иди за водой.
— Да, сэр.
Вайолет вышла из библиотеки, волоча за собой ведра, и через минуту Мэтью увидел в окно, как она идет к источнику. Затем он поспешил наверх к магистрату, хотя в мозгу его пылали полученные сведения.
Вудворд снова заснул, что, наверное, было к лучшему. Лицо магистрата искрилось потом, а подойдя к кровати, Мэтью ощутил идущий от него жар, еще не коснувшись пальцами горячего лба.
Магистрат зашевелился. Рот его открылся, но глаза остались зажмуренными.
— Больно, — сказал он тем же измученным шепотом. — Энн… ему больно…
Мэтью убрал руку. Кончики пальцев будто обожгло горном. Мэтью положил свернутый приговор на комод и взял коробку, содержавшую остальные судебные документы, чтобы продолжить их чтение. Но сейчас, подумал он, есть еще и другая работа. Он пошел к себе, положил ящик с документами рядом с кроватью, плеснул в лицо воды из тазика для бритья, чтобы освежить увядшую энергию, и снова вышел.
День стал воистину великолепен. С ярко-синего безоблачного неба сияло по-настоящему теплое солнце. Легкий бриз задувал с запада, и в нем ощущалось благоухание дикой жимолости, сосновой смолы и сочный аромат плодородной почвы. Можно было бы посидеть на берегу источника, наслаждаясь теплом, как уже делали некоторые жители, но у Мэтью была работа, не оставлявшая времени на простые удовольствия.
Шагая вдоль улицы Трудолюбия — которую он уже начал отлично узнавать, — Мэтью прошел мимо стана Исхода Иерусалима. На самом деле раскаты громовой проповеди Иерусалима он услышал еще до того, как поравнялся с его стоянкой, и поразился, что ласковый бриз не превратился в жаркую зловонную бурю в этой части Фаунт-Рояла. Сестра Иерусалима — Мэтью не знал, понимает проповедник под этим словом кровное родство или нечестивое покровительство, — стирала одежду в лохани рядом с фургоном, а юный племянник — тут уж лучше воздержаться даже от мысленных комментариев — лежал на лоскутном одеяле в тени неподалеку, отрывая лепестки желтого цветка и лениво их разбрасывая. Однако сам облаченный в черное мастер церемоний трудился в поте лица. Стоя на перевернутом корыте, он ораторствовал и жестикулировал перед мрачной публикой, состоявшей из двух мужчин и женщины.
