Двойник с того света - Любенко Иван Иванович (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt, .fb2) 📗
– Ты, капитан, дурачка из себя не строй! И не выводи меня! – вскочив, закричал статский советник, потрясая кулаками. – Я сейчас из тебя всю дурь выбью! Мне такие полномочия самим Верховным тайным советом дадены, что ты и представить себе не можешь… Кликну гвардейцев, вмиг всё вспомнишь! На дыбу захотел, сукин сын?
– Да за что же вы так со мной? За какую-то трость?
Чиновник обошёл стол и, заглядывая в глаза капитану, выговорил:
– А трость была непростая. Царь Пётр подарил её Меншикову за храбрость в Полтавской битве. Её набалдашник был усыпан бриллиантами, а верх украшен крупным изумрудом. Где трость, Пырьев?
– Я даже не видел её. Вот вам крест. – Офицер трижды осенил себя крестным знамением и сказал: – Да, Александр Данилович действительно был с тростью. Но откуда я мог знать, что её набалдашник такой дорогой? Он же всегда рукой был закрыт. А рука в перчатке. Как увидеть?
– А клинья золотые тоже не видел? Они в трёх местах вставлены по всей длине.
– Нет, не заметил я ничего такого.
– Ну а потом, когда ты вещи его описывал, куда трость делась?
– Не знаю. Никакой трости я не изымал.
– Как же так? Неужто в голове у тебя не промелькнуло: всё время светлейший с тростью ходил, а теперь без неё, куда же он её спрятал?
– Не до трости было. Других забот хватало. Солдаты болели. Один умер в дороге. Проезжали мимо деревни. Зашли в избу переночевать, а там оспа у всех. Да и супружница Меншикова расхворалась. Носились с ней, не знали, что делать. Ни лекаря, ни знахаря. Горе одно вокруг.
– Супружница, говоришь, – усевшись на место и глядя в стол, задумчиво проронил статский советник. – Так-так…»
Ардашев заснул. Пригрезился Папасов, но без собственной головы. Он держал её в руках и разговаривал с Климом. Вернее, говорила голова. Студент дрожал от страха и не мог понять, куда смотреть, то ли на то место, где она должна была находиться, то ли туда, где она была на самом деле – у пояса фабриканта. Потом появилась Ксения. Она обошла вокруг отца и, поняв, что произошло непоправимое, упала на колени и стала выть от горя, как воет в полнолуние волчица: ву-у, ву-у, ву-у…
Клим открыл глаза. Но вой продолжался. Только он шёл не с улицы, а откуда-то снизу. Да, это был человеческий голос, не волчий, – страшный, отчаянный, предсмертный. Он поднялся и прошлёпал босыми ногами к трубе, шедшей снизу на крышу через мансарду. Звук доносился оттуда. Тогда он взял со стола кружку и, приставив её к кирпичной кладке дымохода, приложил ухо к донышку. Теперь завывание слышалось отчётливо. «Вероятно, что-то случилось с хозяйкой. Возможно, умирает», – подумал он. Но вдруг послышался голос Прасковьи Никаноровны, но не очень разборчиво. Можно было понять лишь отдельные слова: «Перестань выть… Разбудишь… опять накажу… ещё два дня без еды… сдохнешь».
Сон пропал, точно и не было. «Так-так, прежде всего надобно успокоиться и трезво оценить обстановку, – подумал Клим. – Все ошибки совершаются в первые секунды волнительной ситуации. Лучше ничего не делать, чем в спешке наломать дров, а потом исправлять случившееся. Сейчас и покурить не грех. Это позволит успокоиться и выбрать правильное решение». Он задымил папиросой и принялся размышлять: «Безусловно, эта старая калоша держит взаперти узницу, которая вот-вот отправится в мир иной. Кто она? И почему её прячут? Спрашивать Телешову об этом нельзя. Правду всё равно не скажет, а с затворницей может расправиться. Неплохо бы понять, где находится пленница. Теперь ясно, почему в доме нет других дачников, кроме меня. Хозяйка боится, что кто-то услышит голос несчастной. Итак, окна фасада, торца и боковых стен дома никогда не закрываются ставнями. В этом нет надобности, поскольку двор обнесён забором. А вот три полуподвальных оконца с боковой стороны дома почему-то забиты досками, хотя там никто не ходит. Да это и невозможно – колючий крыжовник давно никто не обрезал, и он стоит стеной, занимая всё пространство. Но я видел небольшую железную трубу, выходящую из одного из трёх подвальных окошек. Значит, есть небольшая печь, и, скорее всего, чугунная. Видимо, затворница содержится именно там. Кроме того, подвал имеет вентиляционную вытяжку, проходящую рядом с печной трубой, выходящей на крышу. Вот потому-то мне и показалось, что голос раздавался из трубы, а на самом деле – из вытяжки. Каменная русская печь устроена на первом этаже. Моя мансарда никак не отапливается. Тут живут только летом. Получается, что при строительстве дома не предусматривалось отопление подвала, а для того, чтобы не было сырости, была устроена лишь вентиляция. Но позже вдруг решили подвал отапливать. Можно предположить, что внутри установили чугунную печь, а металлическую трубу вывели в окно. Возникает вопрос: зачем хозяйке, живущей в одиночестве, отапливать не только первый этаж, но и подвал? Ответ напрашивается сам собой: в подвале кто-то есть, и печь сделали специально для этого человека. Понятное дело, что я больше не засну. Буду продолжать переживать… А где гарантия того, что, боясь огласки, эта старая ведьма не прикончит жертву к утру? Стало быть, надобно прямо сейчас собираться и идти в полицию, и чем скорее, тем лучше. Захотят они обыскивать дом или нет – это уже будет на их совести. Моё дело – заявить о том, что в данный момент на Еленинской, 14 совершается самое настоящее преступление».
Клим затушил папиросу и оделся. Разложив на столе карту Ораниенбаума, он отыскал местонахождение полицейского управления на Дворцовском проспекте и начал тихо спускаться по лестнице, но половицы ступенек предательски заскрипели.
– Куда это вы собрались, Клим Пантелеевич? – раздался знакомый голос за спиной.
– Что-то не спится. Хочу прогуляться.
– Так ведь ночь на дворе.
– Ночь-то белая, светло, как днём. Прекрасно.
– Разве в Петербурге на белые ночи не насмотрелись?
– Красотой налюбоваться невозможно.
– Третьего дня, говорят, на Владимирской, неподалёку от стрелковой школы [29], нашли труп дачника. Зарезали бедолагу и обобрали. Тоже по ночам гулял, – донеслось ему вслед. – Остерегайтесь…
Оказавшись на улице, Ардашев облегчённо вздохнул. Не слышно было ни стука копыт экипажа, ни лошадиного ржания. Из далека доносился паровозный гудок, лаяли собаки и зловеще кричала сова. Пахло морем. В направлении Финского залива студент и зашагал.
В любом русском городе пожарная команда всегда подчинялась полицмейстеру и, как правило, находилась рядом с полицейским управлением [30], поэтому, глядя на возвышавшуюся вдали пожарную каланчу, Ардашеву было понятно, в какую сторону идти.
Полицейское управление, расположенное в здании присутственных мест, охранял городовой. Он провёл Ардашева к дежурному. Полицейский пил чай. Клим первым делом протянул паспорт, увольнительное удостоверение и объяснил, что его хозяйка – Прасковья Никаноровна Телешова – насильно удерживает в подвале какую-то женщину, которая находится на грани жизни и смерти и потому просит помощи. Любое промедление приведёт к гибели человека, и тогда вся ответственность за смерть несчастной ляжет не только на виновницу её заточения, но и на полицейского, никак не отреагировавшего на устное заявление.
– Вы меня, сударь, не стращайте. Пуганые мы и стреляные, – проворчал помощник пристава первого участка. – Я пошлю с вами городового. Поедите на полицейской коляске. Он осмотрит дом. Но сначала извольте написать всё то, о чём вы рассказали. Таков порядок. Прошу.
Не прошло и десяти минут, как студент протянул исписанный лист бумаги. А ещё через четверть часа полицейская пролётка остановилась у дома под номером 14 по Еленинской улице.
Занавеска на окне ожила, и Ардашев понял, что хозяйка не спит. Она и возникла перед городовым, едва он открыл входную дверь.
– Полиция? – удивилась Телешова. – Что вам угодно?
– Прасковья Никаноровна, это я обратился в полицию. Откройте нам подвал и покажите, кого вы там держите.
