Сокровище храма - Абекассис Элиетт (книги онлайн полностью TXT) 📗
В эпоху Соломона все четверо ворот выходили на Западную стену Второго Храма Иерусалима. Через главные ворота вы попадали на улицу Тиропеон, затем проходили на улицу Сыроваров и по большой лестнице в форме буквы L, опиравшейся на двадцатиметровые арки, добирались до ворот, выходивших к базилике, расположенной вдоль эспланады. Вторые и третьи монументальные ворота выходили на саму эспланаду.
И увидел я Храм в окружении папертей, его дворец, названный Ливанским лесом, с вестибюлем и огромными колоннами, и его Божий дом с тремя комнатами, и его портик шириною в двадцать локтей и глубиною в десять, и его святилище, Хейхаль, шириною в двадцать локтей и глубиною в сорок. И в сердце его находилась святая святых, Двир, — идеальный квадрат двадцать на двадцать локтей.
На три стороны выходили три этажа покоев, лежавших на могучих кедровых балках. Все здание было сделано из благородного камня, позолоченной лепнины и бронзы, мрамора и золота. И говорю вам, друзья мои, Храм сиял на закате, под луной и при солнце; его белый известняк полировался луной, глянец наводило солнце; его монументальные ворота из бронзы и меди сверкали на рассвете и закате, а тяжелые колонны выпирали из земли, возносясь среди ночи к Всевышнему. А перед колоннами находился жертвенник всесожжения, на котором лежали большая и малая жертвенные плиты для возжжения костров. Позади колонн, к западу, располагались залы Храма, обшитые кедровыми панелями, покрытые золотом, в них скрывалась святая святых с двумя херувимами: две большие позолоченные статуи, охранявшие Ковчег со скрижалями Завета, посох Аарона и манну пустыни.
Красота Храма была несравненной, его величественные колонны, опоры, ступени и оливковые ворота, его толстые стены, укрывавшие множество тайн, ослепляли всех приближавшихся начиная со времени Соломона, поставившего Первый Храм. Потом Храм чинили при Иоасе, реставрировали при Иосии; затем он был разрушен Навуходоносором, вновь построен при Ироде. Он увеличивался и щедро украшался вплоть до эпохи войн евреев с римлянами, еще до того, как Иисус прогнал торгашей с его папертей. В 70 году Храм был сожжен и разграблен во время первого восстания евреев. Третий Храм должен был быть построен с приходом Мессии. Да, друзья мои, красота Храма была несравненной, а сейчас я видел на месте Храма минарет мечети Аль-Акса. Но именно здесь, думал я, только здесь, под огромным куполом, в свое время возвышался Храм.
Я сошел с эспланады, влился в узкие улочки и приблизился к воротам Сиона, у которых толпился народ. Группа христиан слушала, о чем говорила монахиня. Это была маленькая женщина лет шестидесяти с живыми глазками; ее голову покрывал черный платок, с шеи на черное платье свисал деревянный крест. Она обращалась к паломникам, пришедшим на Святую Землю вслед за миллионами людей, которые, начиная с первых веков нашей эры, пускались в длительное путешествие, чтобы открыть места, откуда пошла их вера, чтобы поразмышлять, перечитать тексты Библии.
— …И да пребудет мир в этих стенах ради любви моих братьев, моих друзей. Позвольте сказать: да будет мир в этих стенах ради любви к дому Божьему. Помолимся же за Его счастье в Царствии Небесном, ибо скоро, говорю вам, земной Иерусалим станет Иерусалимом небесным!
Я вслушивался в голос монахини, дрожавший от волнения, и вдруг ощутил, как к моей спине прикоснулось холодное лезвие. Я чуть было резко не обернулся, но услышал голос, прошептавший мне на ухо:
— Не двигайся.
— …Но чтобы попасть в Царство Небесное, мы должны покаяться и осознать, насколько мы пока недостойны его, — продолжала монахиня, которую все называли сестра Розали. — Я принадлежу к поколению, выросшему во времена Третьего рейха, и из-за преступлений нашей нации Суд Божий покарал Германию. Именно на руинах Второй мировой войны, пятьдесят лет назад, и родилась Община сестер Марии. С самого начала она призывала к покаянию. Что такого мы сделали евреям? Сыновьям и дочерям Израиля? Что плохого мы сделали Союзу?
— Что вам от меня надо? — пробормотал я, не оборачиваясь.
— По моему знаку ты пойдешь вперед. Одно лишнее движение — и ты мертв.
— …Тяжек груз на наших душах: мы должны исповедаться в наших грехах. Пора, друзья мои, пока не настал час Апокалипсиса. Пора раскаяться в нашем равнодушии и недостатке любви.
Сестра смотрела на меня. У нее были ясные голубые глаза, высокие скулы с румянцем, круглое личико и маленький, как у куколки, ротик.
Знаками я пытался привлечь ее внимание: я двигал бровями, глазами старался указать на напавшего, но чем больше я гримасничал, тем неотрывнее она смотрела на меня, настойчиво, будто отвечая на мой немой крик.
— …Тише! — продолжила она. — Давайте помолчим, чтобы поразмыслить и признать свои ошибки.
В толпе слышались шушуканья, удивленные и возмущенные. Некоторые уже отошли в сторону, и никто не заметил грозившую мне опасность.
— Иди, — произнес мужской голос.
Я повернул голову: у ворот нас, похоже, ждала машина с тонированными стеклами.
Круто повернувшись, я побежал. Уже на Виа Долороса я споткнулся и упал. Какая-то старушка помогла мне подняться, и я снова побежал, преследуемый убийцами. Судя по крикам, их было несколько. Я упал еще раз, потом — еще.
Изнемогая, тяжело дыша, я вбежал в христианский квартал. Мышцы сводило от напряженного бега, и я чувствовал, как подкашиваются ноги. От боли я был как пьяный. Иерусалим, подобно супруге с золотыми, солнечными глазами, своими лучами пронзал мою душу, а от пленительного голоса трепетало сердце. Ее кроваво-красные губы имели привкус граната, а тело источало запах алоэ и корицы. Бежал я уже машинально. Голова кружилась… Я дышал все тяжелее, поневоле ощущая все ароматы: испарение стен, нагретых солнцем, и запахи пряностей, горячих и солоноватых; я чувствовал все цвета, содержавшиеся в них: желтый, коричневый, янтарный, красный, фиолетовый…
Свет перемежался тенью. Я двигался как в беспамятстве. В сумерках мерцали тысячи и тысячи звездочек, и свет приходил ко мне свысока, а страх за свою жизнь и хриплые выдохи помогали бежать; свет заходящего солнца и его теплое дыхание делали более ощутимой тайну моей загробной жизни.
Мне нужно было остановиться, отдышаться… Я уже добежал до церкви Гроба Господня и проскальзывал между толпой паломников и лабиринтом сооружений, принадлежавших христианам, римлянам, грекам, армянам, коптам и эфиопам… Я надеялся оторваться от преследователей, но они не отставали. Мне удалось забежать в какой-то темный угол, и оттуда я увидел двух мужчин; нижняя часть их лиц была закрыта куфиями. Преследователи тоже пробирались сквозь толпу, вертя головами. Задыхаясь, я прошел перед широким куполом Анатазиса, вдоль базилики с вкраплением Голгофы и направился в Голгофскую часовню. От алтаря виден был холм со стоявшим на нем крестом. Я не обернулся, я знал, что они где-то поблизости — двое мужчин в черном, с лицами, закрытыми красными куфиями. Перед мраморной плитой, напоминавшей о месте, где лежало тело Иисуса, я спрятался за колонной, не отрывая глаз от входа, ожидая и боясь появления врага… Я увидел два силуэта, возникших на входе, против света. Сам не зная почему, я снова побежал, на этот раз к эспланаде Храма, куда ведут восемь лестниц, каждая поддерживаемая портиком с четырьмя арками. В южной части эспланады стояла мечеть Аль-Акса, перед ней был вестибюль с семью аркатурами. Но я не имел права входить в мечеть и не мог там укрыться из боязни попрать ногами святая святых, расположенную как раз под нею.
Тогда, покинув арабский квартал, я бросился в еврейский и несся до изнеможения до Западной стены, к последнему месту, где у меня был шанс выжить. Я свернул влево, к небольшой пристройке со сводчатым потолком, служившей синагогой, и вошел в нее. Мои преследователи остались снаружи. Я добрался до маленькой задней двери и удрал.
Тогда я умолк, и они вырвали мои члены, и кинули мои ноги в грязь. Глаза мои затуманились от совершенного Зла, уши заложило, мне стало, противно; проявились дурные наклонности Сатаны.
