Плач - Сэнсом К. Дж. (читать книги полностью без сокращений txt, fb2) 📗

— Да будет ваш союз счастливым и благословленным детьми!

Когда все подняли бокалы, Джозефина бросила на меня взгляд, полный счастья и благодарности, и я решил, что в конце концов напишу Гаю.

За мной пришли, как всегда, на рассвете. Я еще спал, но проснулся от громкого стука в дверь. Как был, в ночной рубашке, я встал и вышел из спальни, не испуганный, но разозленный: как смеет кто-то так громко колотить в дверь в столь ранний час? Подойдя к входной двери, я увидел там Мартина — как и я, он был в ночной рубашке и отодвигал засовы.

— Иду, иду! — раздраженно кричал он. — Хватит колотить, вы разбудите весь дом…

Он осекся, открыв дверь и увидев Генри Лича, местного констебля, крепкого сложения мужчину на пятом десятке. Рядом с ним на фоне летнего рассвета вырисовывались двое помощников с дубинами. Когда я спустился, моя злоба сменилась страхом, и колени у меня задрожали. Констебль держал в руке бумагу. Раньше Лич всегда держался с должной почтительностью, кланялся, когда я проходил мимо по улице, но теперь строго нахмурился, поднеся к моим глазам бумагу. Яркая красная печать не была печатью королевы. На сей раз это была печать короля.

— Мастер Шардлейк, — официальным тоном произнес Генри, словно мы были не знакомы.

— В чем дело?

Я смутно заметил у себя за спиной Агнессу и Джозефину, тоже поднятых с постели, а потом из-за угла дома выбежал Тимоти — наверное, он в этот момент ухаживал за лошадьми. Мальчик застыл на месте, когда один из людей констебля бросил на него грозный взгляд. Я набрал в грудь воздуха — чистого свежего воздуха в это ясное летнее утро.

Лич сказал:

— У меня приказ Тайного совета арестовать вас по обвинению в ереси. Вам надлежит предстать перед ними завтра, а до тех пор вы будете содержаться в Тауэре.

Глава 35

Констебль велел мне пойти одеться.

— Меня просили обыскать ваш дом на предмет запрещенных книг. Вот ордер, — добавил он, доставая второй документ.

— У меня нет запрещенных книг, — отозвался я.

— Я должен провести обыск.

Помощник Генри, державший Тимоти, ослабил свой захват, и совершенно неожиданно мальчик выскользнул у него из рук и, подбежав к констеблю, попытался выхватить ордер.

— Нет, нет! Это ложь! Мой хозяин — хороший человек!

Лич поднял документ над головой, так что Тимоти было не достать его, а помощник схватил его за ворот и приподнял над землей. Подросток стал задыхаться, и тот снова опустил его на землю, продолжая крепко держать за локоть.

— Больше не делай этого, парень, а то задушу!

Я посмотрел на остальных моих слуг. Агнесса и Джозефина стояли, вытаращив глаза и ухватившись друг за друга.

— Я думала, охота на людей в этом доме закончилась, — прошептала миссис Броккет.

Мартин безучастно смотрел перед собой.

Лич обратился ко мне:

— Я проведу обыск, пока вы одеваетесь. — Его тон оставался ровным, официальным и осуждающим, хотя я чувствовал, что ему доставляет удовольствие унижать человека моего положения. Он избегал смотреть мне в глаза.

Я впустил его. По крайней мере, на этот счет у меня не было опасений: все недавно запрещенные книги я сжег несколько недель назад, и в доме не было ничего, связанного с поисками «Стенания». Констебль послал одного из своих людей проследить, как я одеваюсь. Когда я застегивал пуговицы и завязывал шнурки, мои пальцы дрожали. Я попытался успокоиться и подумать. Кто это сделал и зачем? Является ли это частью заговора против королевы Екатерины? Когда меня посадили в Тауэр пять лет назад по обвинению в измене, состряпанному Ричардом Ричем, меня выручил архиепископ Кранмер. Сможет ли королева помочь мне теперь? Я надел летнюю робу, приготовленную, как обычно, Мартином с вечера, и шагнул за дверь.

Мои слуги по-прежнему стояли в прихожей — Джозефина обхватила руками плачущего Тимоти, и я инстинктивно обратился к ней, а не к моему стюарду. Я сжал ее руку и сказал:

— Пойдите сейчас же в дом Джека Барака и расскажите, что случилось. Помните, где это? Вы носили туда записки.

Руки девушки дрожали, но она совладала с собой.

— Будет сделано, сэр, сейчас же.

— Спасибо. — Я повернулся к констеблю, стараясь сохранить остатки достоинства: — Пошли, приятель. Как я понимаю, мы пойдем пешком.

— Да, — сурово ответил Лич, как будто я уже был признан виновным.

Тут подал голос Мартин Броккет — он сказал осуждающим тоном:

— Мастеру Шардлейку должно быть позволено ехать верхом. Джентльмена не положено вести по улицам Лондона, как обычного мещанина. Так не подобает. — Похоже, стюарда больше заботило нарушение этикета, а не сам арест.

— Нам велено доставить его пешком, — возразил Генри.

— Тут ничего не поделаешь, Мартин, — мягко сказал я и повернулся к Личу: — Пошли.

Мы шли по улицам. Слава богу, людей было мало, хотя они и смотрели испуганно, когда мы проходили мимо — впереди Генри в форме констебля, а по бокам здоровенные помощники с дубинами. Арест джентльмена, старшего юриста, случался нечасто, и было не вредно показать его людям, как напоминание, что все мы, невзирая на чин и положение, подчинены королю.

Мы вошли в Тауэр через главные ворота, и констебль оставил меня с двумя местными стражниками в красных мундирах. Лезвия их алебард были наточены, как бритва, и на отполированной стали их шлемов сияло восходящее солнце. Мне вспомнился спазм страха, когда я пришел сюда несколько недель назад с лордом Парром на встречу с Уолсингэмом. Теперь мне снова выпала судьба, пугавшая всех — прийти сюда под конвоем в качестве узника. Когда меня вели через подстриженную лужайку внутреннего двора к Белому Тауэру, земля словно качалась у меня под ногами. Вдали слышались рев и скуление из зверинца — там кормили животных.

Я взял себя в руки и повернулся к ближайшему стражнику, неимоверно высокому, плотного сложения молодому парню со светлыми волосами под стальным шлемом, и спросил:

— Что теперь будет?

— Вас хочет видеть сэр Эдмунд.

Во мне затеплилась надежда. Уолсингэм был другом лорда Парра — возможно, я смогу послать ему весточку.

Меня провели через Большой зал, а потом — вверх по лестнице. Сэр Эдмунд был занят, и мне пришлось подождать около часа в запертой каморке с видом на летнюю лужайку, сидя на жесткой лавке и собираясь с растрепанными мыслями. Потом появился другой стражник и коротко сказал, что сэр Уолсингэм освободился.

Пожилой констебль Тауэра сидел за своим рабочим столом. Он строго посмотрел на меня и потеребил кончик своей белой бороды.

— Печально видеть вас снова при таких обстоятельствах, мастер Шардлейк, — проговорил он сурово.

— Сэр Эдмунд, — ответил я, — я не еретик. Не знаю, что случилось, но я должен сообщить лорду Парру, что попал сюда.

— Лорд Парр не может вмешиваться в эти дела, как и никто другой, — раздраженно ответил Уолсингэм. — Вас привели сюда по решению королевского Тайного совета, чтобы вы ответили на их вопросы. Лорд Парр — не член Тайного совета.

Я в отчаянии попытался переубедить его:

— Брат королевы граф Эссекский — член Тайного совета. А я всего четыре дня назад говорил с королевой. Я не виновен ни в каких преступлениях.

Эдмунд со вздохом покачал головой:

— Я велел привести вас сюда из вежливости, чтобы сказать, что сегодня и завтра вы будете здесь, а не чтобы выслушивать ваши жалобы. Оставьте их Совету. Моя власть исходит от них и утверждена печатью государственного секретаря Пэджета.

Я на секунду зажмурился, а Уолсингэм сказал более мягким тоном:

— Лучше возьмите себя в руки и подготовьтесь к ответам на завтрашние вопросы Совета. Что касается сегодняшнего дня, то вас будут держать в комфортабельной камере вместе с другими людьми, которые тоже будут отвечать на обвинения вместе с вами.

Я тупо посмотрел на констебля:

— Какие другие? Кто?

Он взглянул на бумажку на столе.