Аз Бога Ведаю! - Алексеев Сергей Трофимович (читать хорошую книгу .TXT) 📗
– Меж небом и землей, судебный путь...
– Отсюда сходит вниз лишь тело хладное...
– Но ведь была Креслава!
– Та, что бежала с корабля?.. Была. Да то жена, чей материнский рок мне не подвластен. – Владыка Род печален стал и одновременно горд. – Есть в мире то, чем не владеют боги. Волчица кормит молоком чад человеческих, а человек – волчат... След бы прервать сие и утвердить порядок, но грустно созерцать и душу отнимать у гибнущих детей, будь то людской детеныш или звериный... Пусть материнство остается чуть-чуть сильнее промыслов моих, чтоб не пресекся вольный род живых существ. Рабов и так довольно... Но ты мужская половина, ты воплощенье разума, то бишь меня, а не стихии, и я над вами властвую всецело. Ты сын мой, и должно тебе быть не в Земле Сияющей Власти, не между небом и землей, а под моей десницей. И не избегнуть моей воли! Готовься, Святослав!
– Постой, отец! – князь руки поднял. – Но мы же сговорились: без распрей и обид не проводить меня в Последний Путь, не справить тризны! Ты хочешь учинить раздор? Его и так довольно! И предстоит еще борьба за власть, за княжий трон после моей кончины...
– Чтоб ты на свет явился, я Рожаниц послал. Теперь не смерть пошлю – Перуна. Пусть молнию метнет без грома, чтобы никто не слышал, испепелит тебя, и всей же час ты одолеешь путь без огненных ветрил.
– На сем пути, где я стою теперь, бессилен громовержец, тебе придется отпустить меня на землю.
– Отпущу... Но едва ее ногой коснешься – ударит молния.
Князь светоносный вдруг блеснул очами.
– Уйду я от Перуна! Пусть мечет молнии!
– Ослух своевольный! Да знаешь ты, что станет, коль уйдешь от моего суда? – огнем дохнули небеса. – На смерть какую обречешь себя? Мой Каз суровый: лишу пути назад!
– И убоялся б гнева, Род, и покорился, – князь тяжело вздохнул. – Будь я твой раб, и шагу бы ступить не смел по собственной охоте. Но ты же сам даровал мне волю! Сам на сию стезю поставил, предначертал судьбу, а ныне ждешь смирения? Так знай: я не смирюсь!
– Не забывай, ты смертный! И суть твоя – лишь плоть моя, а дух земной!
– Се верно, отче, я лишь плоть твоя. – Он будто б покорился. – Но к сей плоти привязан груз – вот этот черный камень! Вода его источит... И ежели песчинка... Все повторится вновь!.. Вернется на круги своя... Ужель мой труд напрасен?
– Не слышу, что бормочешь?
– Верни на землю!
– Ну что ж, ступай!.. Эй, громовержец? Срази-ка гордеца. Он нужен мне на небесах, а тут я спеси поубавлю...
И зыбкий путь, ведущий в никуда, подобно радуге, прогнулся, достал земли возле шатра и так стоял, покуда князь не опустился на хлябь земную. В тот же миг стрела беззвучная, скользнув с небес, ударила в шатер. Он вспыхнул вмиг и, пламенем объятый, вздулся, ровно парус; огромный шар огня минуту повисел над степью и, оттолкнувшись мягко, поднялся к звездам.
А воинство священное, поодаль стоя, глядело в небо.
– Наш княже полетел...
Однако сыновья, вскочивши на коней, примчались к месту, где был шатер: наследство взять, как наказал отец, и прах прибрать, упрятать под курган все, что осталось...
И что позрели? Под звездным небом на потнике – своей постели с седлом вместо подушки – спал Святослав, а рядом с ним – копье железное, в землю вонзенное, и древко глядит в зенит...
Перун с небес взирал и видел круг на земле, отмеченный ожогом. И в круге том – неуязвимый князь...
– Ужо вот я тебя!
Стрела другая – столб огненный! – сорвавшись вниз, ударила в землю! Содрогнулась земля, поникли травы и дымный столп восстал, однако молния вновь не достала князя – в песок ушла, как жарким днем уходит короткий летний дождь...
Взъярился громовержец! И, забыв наказ, загрохотал с небес:
– Отец твой стар! С ним можешь и потягаться, и поспорить! Но не спорь со мной и не играй с огнем!
И не одна стрела, но туча стрел посыпалась из неба ясного на землю, раскаты не смолкали; от блеска молний стало светло, как днем, метались и храпели кони, сбиваясь в табуны с волками. Все живое пряталось по норам и приходило в ужас – страшен гнев Перуна!
Три дня в степи гроза гремела, и когда, всю ярость выметав, унялся громовержец, встал Святослав и потянулся:
– Как долго спал!..
Хотел взять меч, ан нет меча, сотлел от молний дар Валдая. Хотел поднять копье, но и его не стало: сгорело от грозы железо, от навершения до древка, огонь небесный отводя.
Лишь путеводная звезда Фарро над головой сияла...
– Довольно и сего!
Он взял Свенальдову дружину под свое начало и так сказал:
– Я вас помиловал от Каза – Пути стеречь. Но объявляю Каз иной, более строгий – со мной пойдете. Удел ваш – воевать любого супостата, на коего я укажу. При сем, без корысти, без злата – во имя веры. Кто не пойдет со мной – пусть изберет любую сторону света и туда идет. Препятствий я чинить не стану, поелику служение за веру есть долг стыда и совести. Напротив, одарю мздой за службу прошлую, изрядно дам – так, что нужды не будет более брать меч. Ну, кто пожелает уйти? Кто хочет злата и свободы от братства воинского?
Тысяча витязей, былые златолюбцы, не шевельнулись, лишь взоры их коснулись спины согбенной воина Свенальда. Князь выждал несколько минут.
– Добро же, други. Но знайте: коль голова моя падет, о своей позаботьтесь сами. Я вам потом не воевода, не князь и не указчик.
– Где ты свою главу положишь, там лягут наши, – ответствовал Свенальд.
– Се любо! – подтвердили вои.
– А на кого пойдем? – спросил тут воевода старый.
– Известно на кого – на вы!
– Опять на вы?
– Что ж нам творить, коль Тьма вокруг? И нет просвета? Ужель не зрите: мир супротив нас встает! Поелику мы покусились на божество его – суть злато.
– Мы зрим, – дружина отвечала. – Но что нам вместо злата? Живот один, корыстный мир один, а в наших домах остались жены, дети. Кто попечется? Кто даст им хлеб насущный?
– Отныне и навеки я утверждаю правило, – промолвил князь. – Кто послужил за веру, за землю отчую и свой живот принес во имя чести и дела общего, всем домочадцам, всему роду до третьего колена опека государства. За храбрость и подвиг ваш – вам и вашим детям, внукам боярство родовое, суть честь и кошт казенный. А кто в живых остался, тому при жизни слава и благо величайшее – суть жизнь. Иного вам сулить не вправе, ибо вы не рабы, чтобы давать вам злато. Се оскорбленье суть породы вольной.
– Веди на вы! – одобрила дружина. – Нам рока не миновать, да и иной стези не будет, коль суждено родиться в земле священной – Русь.
И он повел...
Никто не ведал, кто супостат и где он прозябает; отдавши свою волю в руки князя, дружинники терпели в пути и голод, и лишенья, поскольку шли не чародейским образом, не путем копейным, а человеческим. Сей трудный путь томил и жертвы требовал, поскольку пролегал сквозь печенегов, рыщущих степями, ровно шакалы. Верные союзники хазар ошеломлены были победой Святослава и, хвосты поджав, дружину пропускали при свете дня, а то с дарами выходили и клятвы приносили не воевать великого соседа. Однако по ночам, подкравшись тайно к спящим, пускали в ход ножи, и утром князь велел строить корабли, чтобы проводить в Последний Путь мужей боярых. Но ничто было не в силах остановить его! Мир, потрясенный гибелью Хазарии, лишь с ужасом взирал и вешки ставил, чтобы отметить путь, куда идет сей дерзкий варвар-князь.
Когда же он в устье Днепра привел к присяге уличей, потом тиверцев на устье Прута, патриций Калокир, престола ищущий, решил, что Святослав идет на Доростол – то бишь на греков, путем, многажды хоженным князьями русскими. И вздумав чрез него добиться цели, навстречу вышел, чтоб сговор учинить. Де-мол, создай угрозу царству, воюй любой народ – я помогу, но и мне помоги взять под десницу Византию, свергнув Никифора. А кроме всего осыплю златом, награжу тебя и всю твою дружину.
– Не злато – руку мне предложил бы, и я б вступил в союз, – ответил Святослав. – Однако ты мне супостат, коль зришь меня в образе варяга, ищущего добычи. Ступай своим путем, а я пойду своим.
