Аз Бога Ведаю! - Алексеев Сергей Трофимович (читать хорошую книгу .TXT) 📗
– Где же ты летал так долго? – спросила княгиня. – Целая жизнь прошла...
Подал ей сокол цвет травы Забвения и ответил человеческим голосом:
– К звездам я летал, выше звезд. И вот возвратился.
И голос почудился ей знакомым, таким же родным и близким, как зов матери, – затрепетало сердце княгини!
– Ты по-прежнему юна и прекрасна, – печально сказал сокол. – И так же недосягаема, как самая высокая звезда. Всю жизнь лететь!
То ли от слов его, то ли от духа травы Забвения опьянела княгиня, а сокол взлетел, ударился о землю и встал в образе ее суженого из той, иной жизни, в которой она носила другое имя, а значит, и рок...
Встав на Путь исполнения желаний, она не помнила уже ни одного сокровенного! И потому всякий поворот на этом Пути заставал ее врасплох. Сейчас же, любуясь молодцем-соколом, вспомнила она свое первое имя – Дарина, а его так и не смогла. Да и было ли оно, имя, если жил он в Плескове сиротой с малых лет, под лодкой на берегу вырос и возмужал. Многие женихи любовались на дочь плесковского перевозчика да ждали, когда подрастет, чтобы по сговору похитить ее в купальскую ночь и возжечь с ней священный огонь. Но отец Дарины зрел, какая краса расцвела в доме, потому в строгости держал свою дочь, будто ведал, что рок ей совсем иной – не данный от рождения. А Дарина высмотрела сироту и тоже ждала, когда возмужает он и умчит к брачному огню. И вот уж срок пришел! Дождаться бы только купальской ночи, отворить подклет дома и знак дать возлюбленному.
Да явился тут Вещий князь. Позрел неземную красоту, и стала Дарина собираться в дорогу в канун Купалы. Носила она еще первое имя, и рок был ей соединиться с суженым, и потому, несмотря ни на избрание свое, ни на Вещего Гоя с ретивой стражей, открыла она подклет, откуда был ход в светелку, нарядилась в купальские одежды и до самой зари прождала. Не было у них сговора, однако чудилось Дарине, как тихо ступает он по саду, крадется от берега к дому. А там – на воду, уж ладья готова, с гребями и ветрилами, чтоб уйти от погони...
Вот костры зажглись по берегам, вот уж огоньки поплыли по воде, венки, купальские одежды. Рассвет пришел, заря в полнеба, солнце встало... Все! Уж поздно ждать! Не судьба возжечь брачный костер...
Сколько ж лет миновало! Сколько ночей купальских пронеслось, как миг один!
И вот явился сокол! Пришел, и был, кажется, юн, как прежде, могуч и светел. Разве что очи сиротские стали печальней, да мягкие уста посуровели...
– Я за тобой пришел! Ты ведь желала, чтобы я похитил тебя? А сегодня – купальская ночь.
– Да поздно, милый! Не то что зрелость – старость пришла...
– Не ведал я, что звезды высоко... Но я достиг самой высокой! Ей имя – Фарро, се путеводная звезда.
– Что проку в том? – печально вымолвила княгиня. – Молодость сквозь пальцы утекла. Я – мужняя жена, Великая княгиня. Да и стара... Но отчего тебя не взяло время? Или твой юный образ – только чары?
И тут увидела княгиня, что лик его юный в старых ранах, словно у бывалого воина.
– Не чары это, а беда моя, – признался сокол. – Кто к звездам поднимался, для того остановилось земное время. Но что мне бессмертье, если нет тебя со мной?
– Кто же ты ныне?
– Птица сокол. И уж не помню, был ли человеком...
– Дай мне перо твое! – воскликнула княгиня и раскинула руки, как крылья. – Я соколицей стану. Мне любо под твое крыло!..
Сей сговор слышала вода. Да и она бежала по великому Кругу Путей и ныне живущим не открыла б тайны, поскольку незрим тот Круг!
А в ту купальскую ночь вся Русь была на реках, у воды: жгли огни, пускали с гор огненные свастики, бросали венки в струи и волховали, а молодцы крали своих суженых, чтобы возжечь брачные костры.
И оленицы той ночью безбоязненно выводили своих телят к водопою, птицы в гнездах-зыбках качали птенцов своих, деревья и травы уж отцвели и зачинали плоды: в совокуплении Природа продляла род свой.
Настал черед и людям гнезда строить...
Да в час полуночный, когда разгоревшиеся огни высветили небо, увидела Русь пару летающих соколов. Они кружили над землей, и брачный крик их, припоздалый, понятен людям был. Печалились девицы: коль птицы еще парой летают и гнезда не вили – плохой знак, не встретить этим летом суженого. Однако молодцы сей знак иначе толковали: коль даже соколы в Купалу ищут себе пары, знать, срок и нам пришел!
С полуночи и до зари летали соколы в поднебесье, а на восходе солнца взметнулись к свету и истаяли в лучах. Лишь песня брачная осталась и чудилась весь день.
Но тут и завершился Путь исполнения желаний.
Вкусивши ветра под крылом и твердь небесную, княгиня вновь очутилась в своей ладье, устланной пухом. Скользнув по космам света, ладья внеслась в Чертоги, и над ней склонились девы-Рожаницы. Что же стало с ними?! Две древние старухи предстали перед княгиней! Издрябли уста, провалились и выцвели очи, лик пометила старость.
– Неужели я так долго летала? – спросила она.
– Нет, соколица, ты летала одну купальскую ночь, – ответили Рожаницы. – Да этот срок и есть срок нашей жизни.
– Мне чудилось, вы – бессмертны!
– Отныне ты бессмертна. А наш рок – умирать и воскресать с каждым чадом.
От лучей света они нащипали лучины, зажгли их в жертвенной чаше и сели прясть. Но не кудельку, а паутинки золотистые со своих рогов: каждой Рожанице ее сестра была прялкой. Не веретенца, а лучи в их пальцах кружились и летали по Чертогам, скакали по ступеням вниз и затем бежали к пряхам. И песни колыбельные пели, такие же нежные и длинные, как нити. Потом они взялись ткать: одна челнок пропускала, другая пальцами сбивала ткань – четыре руки парили, словно птицы. Соткав же полотно, старухи-Рожаницы повили княгиню, как младенца, и украсили ладью белыми лилиями и стеблями хмеля. И наконец расчесали княгине космы и заплели такую тугую косу, что нельзя было ни моргнуть, ни прикрыть очей.
В это время и явился перед княгиней Великий волхв Валдай. Не молод и не стар, на темени косма седая свисает к затылку – знак принадлежности к богу Роду. Валдай вынес из Круга света жертвенную чашу, а на ее место поставил ладью с княгиней. И лицо ее забрал серебряным забралом, а вместо кормчего весла установил булатный сияющий меч. Снарядив таким образом ладью, он отправил ее в Путь продления рода.
Княгиня зрела перед собой лишь свой образ, отраженный в зеркальном щите: теперь она была молода и прекрасна, как Рожаницы, словно краса их легла на чело княгини. Она любовалась своей юностью, да скоро заслезились очи, а слезы было не сморгнуть. Сквозь них в светлом серебре забрала она вдруг увидела Купальский брачный огонь!..
И в тот же миг ощутила, как затеплилось под сердцем, как воскрес незримый и неведомый огонь!
Казалось, рядом журчит вода, бушующий речной поток несется вкупе с пламенем! И в каждое мгновение готов залить и захлестнуть робкий огонек свечи...
Слезами заливаясь, не в силах пальцем шевельнуть, княгиня затаила дух, чтоб волю дать огню!..
Да в миг сей вода и пламень бросились друг к другу и схлестнулись!..
Но эти две стихии не погубились в ее чреве, а напротив, родилась третья, имя которой – Человеческая Жизнь.
5
Под куполом Чертогов Рода младенец провозгласил свое явление на свет, и весь мир был извещен его криком: родился светоносный князь.
Голос его, словно ветер буйный, наполнил паруса ладьи и, взметнув ее по космам света, понес по небесам, по Млечному Пути и в единый миг примчал в покой терема на киевских горах. Путь сей стремительный дух захватил, насколько скор был: повитухи-Рожаницы вязали пуповину под светом Храма, а резали ее уже в светлице покоев княжьих.
Пеленою, сотканной в Чертогах, они повили чадо и приложили к материнской перси.
– Вскорми и воспитай младенца, – сказали Рожаницы. – Мы волю брата Рода исполнили, теперь настал твой час выступить в материнский путь. А нам пора назад.
И прямо из светлицы, шагая по лучам солнца, ушли они Млечным Путем туда, откуда приходили.
