Убийство на Аппиевой дороге (ЛП) - Сейлор Стивен (книги .TXT, .FB2) 📗
- Почему же невероятно – это вполне возможно. Но люди каждый день встречаются на дорогах – без того, чтобы кого-то из них при этом убили.
- Что верно, то верно, - рассмеялся Целий.
- Но бывают действительно непредвиденные случайности. – Цицерон соединил подушечки пальцев. - Не всегда же человек успевает уследить за своими рабами; в особенности если рабы эти – гладиаторы, тренированные на то, чтобы защищать его, реагируя при малейшем признаке опасности. Тирон, отметь, что Милону следует освободить кое-кого из своих рабов, которых иначе могут вынудить давать показания под пыткой. Вольноотпущенник не раб; его пытать нельзя. В худшем случае…
- Если дойдёт до суда, ты хочешь сказать? – спросил я.
Милон крякнул. Цицерон снова пошевелил пальцами.
- Я убеждён, что Милон ещё может стать консулом. Он вполне достоин этого за свою службу республике. Но следует подготовиться и к худшему развитию событий.
- Ты имеешь в виду, к суду за убийство. Чем могут повредить Милону показания его рабов?
Цицерон немного поразмыслил.
- Ты прав, Гордиан. Если Милон станет тянуть с их освобождением слишком долго, это будет плохо выглядеть. Чем раньше, тем лучше.
- И представить их освобождение как награду за верную службу. – Вставил Целий. - Они же спасли ему жизнь.
- А они его спасали? – спросил я.
Целий глянул на меня, как на недоумка.
- Это то, что мы собираемся сказать.
Я начал терять терпение.
- Вы всё время говорите о том, что могло бы быть. О том, чему поверят и чему нет; насколько правдоподобно будет выглядеть та или иная версия. Вы могли бы с таким же успехом сочинять комедию для театра.
- Лучше сочинять комедию, чем трагедию, - парировал Целий.
- Мы адвокаты, Гордиан, - мягко сказал Цицерон. – Это наша работа. Как бы это объяснить… Мы с тобой по-разному смотрим на вещи. Ты считаешь, что правда ценна сама по себе. Но это иллюзия, Гордиан! Поиск правды – занятие для греческих философов, у которых в этом мире нет других дел. Мы римляне, Гордиан, мы миром правим. Без нас наступит хаос.
Он задумчиво посмотрел на меня и, видя, что я всё ещё не убеждён, продолжал.
- Ближайшие дни и месяцы будут решающими для всего, что есть в этом городе честного и достойного. Ты сам видел, что творилось вчера; видел разгул слепой страсти к разрушению и осквернению. Можешь ты представить себя в этой толпе? Сомневаюсь. Понимаешь, во что превратится Рим, если подобные люди прорвутся к власти? В кошмар наяву. Суди сам, на чьей ты стороне.
Я оглядел всех по очереди – Цицерона, решительного и непреклонного; Тирона, склонившегося над вощеной табличкой; Целия, сосредоточенного и всё же готового в любой момент улыбнуться; и Милона, который выпятил челюсть, как упрямый мальчишка, которому не терпится пустить в ход кулаки.
- А что в действительности произошло на Аппиевой дороге? – спросил я.
Они лишь молча смотрели на меня. Затем Цицерон мягко перевёл разговор на другую тему, а через некоторое время учтиво, деликатно, неумолимо дал мне понять, что мой визит подошёл к концу.
Я ушёл из его дома, так ничего толком и не узнав; не узнав даже, зачем, собственно, он меня звал. Цицерон и сам, казалось, не знал, что ему от меня нужно; просто прощупывал, выясняя, можно ли будет поставить меня на службу… Кому? Или чему? Я мог лишь гадать, кто стоит за его спиной и какое место отведено мне в их планах.
Глава 7
Осада дома интеррекса Лепида продолжалась и на другой день. И на третий. И на четвёртый. Приверженцы Сципиона и Гипсея требовали немедленных выборов консула.
На Форуме с утра до вечера толпился народ. Люди приходили поглазеть на обгорелые развалины курии. Одни шумно горевали, другие шумно радовались. Одни возлагали к почерневшим ступеням цветы, дабы почтить память Клодия; другие эти цветы разбрасывали и топтали. Перебранки не прекращались; драки вспыхивали то и дело.
Храмы и банкирские конторы на Форуме стояли закрытые. Религиозные церемонии не справлялись; деловая жизнь в Риме замерла.
Тем не менее, повседневная жизнь продолжалась. Каждое утро Бетесда посылала наших рабынь на рынок за продуктами. Времени теперь, правда, на покупки уходило больше обычного, потому что в город приезжало меньше торговцев; но возвращались женщины неизменно с полными корзинами. Белбо, посланный принести пару обуви, которую я отдал починить в день перед убийством Клодия, рассказал, что в квартале сапожников работают как обычно. Простые люди занимались повседневными делами, зарабатывая на хлеб насущный.
И всё же страх ощущался повсюду. Рим был подобен заблудившемуся в ночи путнику, продвигающемуся вперёд на ощупь, то и дело замирая и оглядываясь в ожидании чего-то ужасного.
Эко приходил каждый день. Я рассказал ему, что был у Цицерона.
- Они все попросту рехнулись, если думают, что Милон может пройти на выборах, - заявил он, выслушав мой рассказ. – Но в одном Цицерон прав: с сожжением курии клодиане перегнули палку. Это отпугнуло всех мало-мальски зажиточных людей. Убийство – гнусность; но пожары просто наводят смертельный ужас.
- И всё же огонь считается символом очищения – возразил я.
- На похоронах. Или же в поэмах. Но когда начинают сжигать здания, огонь может означать лишь одно: уничтожение всех без разбора. Он несёт гибель, не различая, кто прав, кто виноват. Идея очищения республики звучит возвышено лишь в речах ораторов. Едва начинают гореть дома гибнуть люди, как всякая поэзия живо исчезает. Когда реформаторы принимаются чинить произвол, люди отшатываются от них.
- То есть любой, кому есть, что терять, предпочтёт нынешнее положение вещей любым переменам.
- Именно. По-другому просто быть не может.
- Но разве это не значит, что у Милона есть шанс пройти на выборах?
- Он не пройдёт. На нём убийство Клодия. Оно компрометирует его, как ни кинь.
- Ну, об убийстве нам, по сути, ничего не известно. – Я потёр подбородок. – А как насчёт Гипсея и Сципиона? Разве они так уж чисты? Клодий поддерживал их, а клодиан теперь боятся.
- Боятся, верно; но Гипсея и Сципиона с сожжением курии никто не связывает.
- Но чернь-то они мутят не хуже Клодия. Это ведь их сторонники держат в осаде интеррекса. Значит, для людей зажиточных они ничем не лучше Клодия.
- Если не Милон, ни Гипсей и ни Сципион… - Эко смотрел на меня задумчиво, - значит, остаётся только…
- Даже не произноси этого вслух!
Но он произнёс.
- Только Помпей.
На Помпея в те дни уповали многие, в том числе его давний союзник Милон.
На пятый и последний день пребывания Марка Лепида на должности интеррекса трое наиболее радикальных трибунов устроили на Форуме контио. Мы с Эко решили пойти.
Контио – народное собрание под открытым небом. При всей своей внешней неформальности это государственное установление с довольно строгими правилами. Выступать имеют право далеко не все, говорить можно лишь на определённую тему и так далее. Самое важное, что не всякая магистратура даёт право на созыв такого народного собрания. Чаще всего контио проводят консулы либо народные трибуны. В эту зиму консулов в республике не было, но трибуны были – десятеро, как обычно. Со дня убийства Клодия кое-кто из них трудился без устали.
Похороны Клодия – вернее, сборище на Форуме, созванное для восхвалений покойного и предания тела огню - тоже начиналось как контио. Созвали его трибуны Квинт Помпей Руф и Мунатий Планк. Обоих я видел в доме Клодия в ночь, когда стало известно об убийстве. Но следующее утро оба возглавили похоронную процессию. Это их речи воспламенили толпу. С начала года Квинт Помпей и Мунатий Планк всячески препятствовали назначению интеррекса, тем самым делая невозможным проведение выборов именно в то время, когда по всем приметам победил бы Милон.
Контио, созванное на пятый день пребывания Лепида в должности интеррекса, собрало огромную толпу. Когда утром Эко пришёл к нам и объявил, что намерен пойти, я поначалу наотрез отказался сопровождать его, заявив, что отправляться на Форум в такое время, пусть даже и с телохранителями – чистейшее безрассудство. Но притягательная сила Форума слишком велика, чтобы устоять. Если не считать короткого визита к Цицерону, последние четыре дня я практически не выходил из дому и теперь чувствовал себя, как зверь в клетке. Есть в нас, римлянах, что-то такое, что в час ликования или в решительную годину неумолимо тянет нас влиться в толпу сограждан и вместе с ними слушать, как другие наши сограждане произносят речи под открытым небом, на виду у людей и богов.
