Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Хорватова Елена Викторовна

Большая, груженая еще более длинными, чем она сама, досками телега, не сумев вписаться в поворот из переулка на набережную, почти наглухо блокировала проезд, оставив едва ли достаточно места и для пешеходов. Кучер, правивший этим несообразным месту транспортом, пытался подать назад, но сзади его уже приперли другие телеги — тоже груженые и тоже совершенно несуразные в узком переулке.

— И кой их черт сюда понес, ваше благородие? Являются отхожие, пёс их знает откуда, ни города, ни местности не ведают, и прут, и прут, и прут! — Городовой, при виде натурального бедствия снова начавший входить в раж, уже не чинясь схватил Гесса за руку и чуть ли не силком поволок на угол, отпуская при этом совсем уж непристойные ругательства.

Увлекаемый городовым, Гесс, неожиданно для себя, заметил краешком глаза, что в одном из окон почти всегда пустовавшего дома Великого Князя Константина Константиновича [102] дрогнула портьера: кто-то явно притаился за ней и, невидимый в темноте помещения, наблюдал за происходившим на улице. «Этого еще не хватало!» — подумал Гесс и поспешил перевести взгляд на окна соседнего здания — некогда купеческой, как он знал, вдовы Громовой, а ныне — неплохо устроившейся и во втором замужестве генерал-майорши. Окна этого дома тоже были темны, но за ними, по крайней мере, никто не прятался.

— Вот тебе щас его благородие уши-то и обрежет! — Городовой, отпустив Гесса, схватил за рукав полушубка учинившего бедствие извозчика и, рывком развернув его лицом к Вадиму Арнольдовичу, так наподдал ему в спину, что извозчик едва не рухнул на мостовую.

— Эй, эй! Ты что дерешься?

— А ну, заткнись, черт нерусский! Стой смирно!

И тут Вадим Арнольдович внезапно понял, что городовой, притащив его на место тележной свалки, блокировавшей дорогу, попросту снял с себя всякую ответственность за дальнейшее, переложив ответственность эту на плечи ему, Гессу. Осознание этого обстоятельства и тех наглости и притворства, с которыми этот маневр был исполнен, привело Вадима Арнольдовича в бешенство. Напрочь забыв о притаившемся за портьерой таинственном наблюдателе в Мраморном дворце, он решительным движением отодвинул извозчика в сторону и с силой, неожиданной для его не слишком внушительного телосложения, влепил городовому пощечину. С городового — упав на доски телеги — слетела шапка. Он сам покачнулся, схватился руками за свое лицо, да так и застыл в полном изумлении.

Стало необычайно тихо. Казалось, что смолкли вообще все шумы, еще вот только что наполнявшие набережную и переулок. Даже лошади перестали постукивать копытами, а люди — самых разных, судя по их одеждам, положений — сгрудились, кто как мог, вокруг места необычайного происшествия.

Как и городовой опешивший было извозчик начал вдруг бочком пробираться к своим лошадям, а после, взяв их под уздцы, неожиданно ловко — не иначе, как с перепугу — повернул телегу на Дворцовую набережную. Только длинные, свешивавшиеся с телеги, концы досок слегка задели водосточную трубу дома бывшей купеческой вдовы, а ныне генерал-майорши, причем труба не повредилась.

А дальше случилось совсем невероятное. Настолько, что Гессу от смущения пришлось спасаться натуральным бегством: выдохнув в единое горло, толпа разразилась аплодисментами!

— Да ты силен! — приветствовал вскочившего в экипаж Вадима Арнольдовича Григорий Александрович.

— Черт бы побрал эту батиньоль! — Какую именно «батиньоль» имел в виду Гесс, понять было невозможно: он не уточнил [103]. — Пошел, пошел!

Экипаж снова тронулся, повернул в Мраморный переулок и, быстро его миновав и выехав напротив казармы Павловского полка на Миллионную, а затем — с Миллионной в Аптекарский переулок, полетел к Фонтанке.

23

На Невский, где располагалась главная контора от огня страхового общества «Неопалимая Пальмира», прибыли уже без задержек, что Гесс, дважды за утро попадавший в причудливые ситуации, счел за настоящее чудо. Все это время — впрочем, не слишком продолжительное — Вадим Арнольдович и Григорий Александрович почти не разговаривали, только единожды вступив в короткую перепалку, когда экипаж проезжал мимо строившегося дома товарищества господ Елисеевых [104].

Вадим Арнольдович выразил изумление тем, что власти позволили реализовывать этот, по его мнению, безобразный и безвкусный проект, никак не вписывавшийся в окружающий архитектурный ансамбль проспекта. Григорий Александрович, напротив, был восхищен смелостью решений и пожелал долгие лета Павлу Ивановичу Лелянову — городскому голове, этот проект утвердившему.

— Вот увидишь, — Саевич усмехнулся, добавив сакраментальное «если доживешь», — однажды этот дом станет важной достопримечательностью. Он смел, красив, решителен в своем отказе от застывшего прошлого. Настоящее произведение архитектурного и инженерного искусств!

— Он пошл, вульгарен, безобразен и беззастенчив в своем разрыве с традицией домостроения. Мне искренне жаль того, кто в будущем сумеет углядеть в нем достопримечательность. — Вадим Арнольдович тоже усмехнулся. — Только слепец, невежда или человек со вкусом грубым и невоспитанным сможет в этом бессмысленном и варварском нагромождении стекла увидеть произведение искусства. А ты, мой друг, — Вадим Арнольдович еще раз усмехнулся, добавив то же самое сакраментальное «если доживешь», которое чуть раньше подпустил в свое определение Саевич, — увидишь, несомненно, то, как внешнему уродству и внешнему безвкусию будет соответствовать начинка магазина. Готов поставить тельца против яйца, что всё внутри окажется в бронзе, позолоте и мраморе!

На этот раз Григорий Александрович, парируя, снисходительно улыбнулся:

— Не стану спорить: и бронза будет, и позолота, и мрамор. Да только много ли ты понимаешь? Версаль среди всех магазинов! Магазин-дворец!

Вадим Арнольдович рассмеялся:

— Ну да, ну да! Самое то — заворачивать селедку на мраморном прилавке и резать зелень под бронзовой люстрой! Тебе не смешно?

— А должно быть?

— Не знаю. По мне — так очень смешно!

— Ну так смейся!

— А я и смеюсь!

Гесс и Григорий Александрович, надувшись, как малые дети, отвернулись друг от друга, сделав вид, что рассматривают что-то из противоположных окошек экипажа. Экипаж, тем временем, проехал еще немного и остановился у дома, который, в отличие от елисеевского, ничем из окружающих не выделялся. Именно в нем — жилом со двора и сданном фасадом на проспект под конторы — помещалась «Неопалимая Пальмира». Гесс, прекратив дуться, распахнул дверцу и, сойдя на панель, констатировал:

— Приехали.

Григорий Александрович, наклонившись с сиденья, окинул взглядом заурядные витрины первого этажа и ординарные окна трех остальных: все они были освещены электрическим светом, но что-то в них Григорию Александровичу не понравилось. Ухвативший это по выражению его лица Гесс поинтересовался:

— Что-то не так?

— Пока не могу сказать. — Григорий Александрович тоже вышел из экипажа и, задрав голову, более внимательно осмотрел фасад. — На каком этаже?

— Второй.

— Гм…

— Вот что…

Гесс, все еще не понимая, что именно встревожило друга, тронул его за рукав и предложил:

— Ты тут пока осмотрись да вели кучеру разгружаться, а я поднимусь в контору, предупрежу о нашем визите.

Григорий Александрович согласно кивнул, а Гесс направился к парадной.

Поднявшись на второй этаж по весьма запущенной лестнице и машинально отметив это малореспектабельное обстоятельство в голове, Вадим Арнольдович очутился на площадке перед несколькими дверьми, за которыми, судя по имевшимся на них табличкам, помещались разные — а не только «Неопалимая Пальмира» — товарищества. В принципе, ничего необычного в этом обстоятельстве не было бы, если бы не один момент: «Неопалимая Пальмира» своими оборотами и декларируемым в статистических отчетах размахом деятельности позиционировалась как очень крупное от огня страховое общество. В сущности, и тем, и другим оно уступало разве что «лидерам страхового рынка» — двум-трем наиболее старым и наиболее почтенным компаниям, которые и сами по себе были на слуху у каждого, и в действительности являлись таковыми. Именно поэтому было довольно странно, что богатое, если верить отчетам, общество для своей центральной конторы выбрало, во-первых, далеко не самый респектабельный и даже находившийся не в первой стадии запущенности дом, а во-вторых — разместилось только в одном из помещений на этаже, не заняв, как это водилось, весь этаж целиком.