Слово дворянина - Ильин Андрей (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
«А ведь то женщина сказала, да не по-персиянски, а по-русски! — подивился Яков. — Что за чудо такое?!»
Кивнул согласно.
Тут же тряпку у него вынули, хошь повязку с глаз и не сняли, оставили.
— Обещай, что выслушаешь меня! — сказал голос женский.
— Кто ты? — не удержался, спросил Яков.
— Жена шаха Надир Кули Хана, — ответила та да вздохнула.
— А русский отчего знаешь?
— Оттого, что батюшка мой и матушка моя на Руси жили, и сама я по рождению русская, — ответила жена шахская. — А ныне я в гареме живу, и коли ты мне, добрый человек, ныне не поможешь, то уж никто не доможет, и тогда пропадать мне!
А как сказала она, тут на лицо Якова горячим капнуло, будто был это воск с оплавленной свечи.
И тут же еще капнуло.
Да еще...
И лишь когда на щеку капля попала, да на губы сползла, да когда Яков ее слизнул, отчего на языке солоно стало, так понял он, что то не воск, а слезы! И стало ему жену шахскую жаль.
— Коли согласен выслушать меня да помочь мне, счас я повязку с глаз твоих скину да про беду свою тебе расскажу. А коли нет — не обессудь, лица своего тебе показывать не стану, дабы ты его не запомнил да на меня шаху не донес, ибо ждет меня за ослушание смерть неминучая и лютая!
— А ежели откажу я тебе? — с опаской спросил Яков. — Отпустишь ли меня с миром?
— Бог тебе судья!.. Коли откажешь мне, сей час тебя доставят в место, откуда привели, да все, что при тебе было, вернут, а сверх того получишь ты перстенек с алмазом, за что пообещаешь ничего о том, что с тобой приключилось, не рассказывать, тайну свято храня. А как делать — то сам решай!
Ушел бы Яков, да больно любопытно ему стало. Сказал он:
— Ладно уж — помогу, чем смогу...
И тут, узелок распустив, с него повязку-то и сняли. Открыл он глаза, да ничего сперва не увидел, ослепленный светом горящей свечи. А как к свету привыкать стал, то разглядел пред собой деву по-восточному одетую, в шароварах да прозрачных накидках, с лицом красоты неописуемой!
Увидел да тут же понял, что пропал — что не сможет уж отказать ей ни в чем, чего бы она теперь ни попросила!..
Да спросил, как дар речи к нему вернулся:
— Как зовут тебя, диво дивное?..
— Зариной. А ране Дуняшей кликали...
Глава XXIV
Особняк князя Габаридзе обложили с трех сторон... Конечно, никакого князя в нем давным-давно не было, дворец был продан за долги еще в девятьсот втором году купцу Дорофееву, затем приобретен банкиром Миллером, а после революции, как тот сбежал за границу, самовольно занят каким-то отрядом то ли анархистов, то ли просто вольных бандитов. Все стены были вкривь и вкось исписаны лозунгами «Анархия — мать порядка!». На балконе повисло черное, с белым черепом и перекрещенными костями знамя, которое скоро истрепалось и обвисло лохмотьями.
На улицах подле дворца горожане предпочитали не появляться ни днем, ни тем более ночью, потому как вечно пьяная и потому буйная анархическая публика запросто могла затащить одинокого прохожего к себе, где весело, с шутками и прибаутками напоить его до полусмерти конфискованным вином или также весело пристрелить. Каждый день анархисты, на отобранных легковых авто, разъезжались по городу изымать у буржуев ценности, мебель и вино. Все это свозилось в особняк, сваливаясь в залах и комнатах, где тут же начиналась ночная гульба.
Большевики до поры смотрели на своих союзников по октябрьскому перевороту сквозь пальцы. Но после того как те совершили дерзкий налет на посольство Швеции, предъявив какой-то мандат и изъяв из сейфов валюту и хранящиеся там драгоценности, решили разделаться с конкурентами. Потому что тоже промышляли экспроприациями и ни с кем делиться не желали.
Теперь в Красных казармах большевики собирали отряд, дабы раз и навсегда покончить с досаждавшими им анархистами. Первыми прибыли чекисты — все сплошь в кожанках, с «маузерами» на боках, за ними появилась разношерстная московская милиция. Последними, маршевым порядком, пришли латышские стрелки. Они и были главной ударной силой.
— По машинам!..
Цепляясь за борта, подсаживая друг друга, попрыгали в подогнанные грузовики. Валериана Христофоровича вталкивали в кузов всем миром.
— Ты куда, папаша?! — хохотали все. — Думаешь, мы без тебя мировую буржуазию не одолеем?
Поехали...
Грузовики колонной тянулись по ночному городу, пугая горожан ревом моторов. Позади отчаянно громыхал по булыжной мостовой приданный отряду броневик.
В пяти кварталах от дворца остановились. Личный состав построился вдоль бортов. Сошедшиеся вместе командиры уточнили задачу.
Дело предстояло нелегкое — анархистов, что обосновались во дворце, было человек двести, да чуть не в каждом окне особняка торчало по «максиму». Коли они очухаются да организуют отпор, то уйму народа построчат.
— Надо предъявить им ультиматум, — предложили чекисты. — А как они сдадутся, пострелять всех к чертовой матери!
— А коли они не сдадутся?
— Тогда атаковать!
— Как?
— Напрямки!
«Ежели в лоб пойти, то под перекрестный огонь пулеметов угодишь, — прикинул бывший поблизости Мишель. — А после они атакующие цепи с верхних этажей гранатами закидают. Половина людей ни за грош поляжет!»
Командир латышских стрелков, мысля также, помотал головой, сказал, смешно растягивая слова.
— Я... мм-оих людей... на пул-леметы не пов-ве-еду!
Понимал, что главный удар принимать ему.
— А чего тогда делать? — растерялись чекисты, которые более привыкли ночные обыски учинять, чем в атаки ходить.
— С другой улицы надобно, — не удержался, сказал Мишель. — Там пристройки дворовые, ежели в них из соседних зданий попасть, то можно с тылу зайти.
— Вы верно знаете? — спросил латышский командир, испытующе глядя на Мишеля.
— Да. Я там бывал, — кивнул тот.
Правда, давно бывал, года четыре тому назад, при обстоятельствах вполне романтических — на балу, где безответно ухлестывал за дочкой хозяина дома, которую звали, кажется, Мими. Они даже из залы во внутренний дворик выходили, свежим воздухом подышать, отчего Мишель более-менее знал устройство дома. Да только после, как к Мими какой-то слащавый штабс-капитан подскочил, — она им увлеклась.
— Эт-то дел-ло! — поддержал Мишеля командир латышских стрелков. — Надобно с фронта стрельбу учинить, а частью отряда с тыла ударить.
Командиры стали, крича и размахивая руками, обсуждать предложенный план. Никакого единоначалия в отряде не было — всяк тянул в свою сторону, отчего стоял митинговый гвалт.
Наконец порешили идти с двух сторон.
— Поведете моих бойцов, — сказал командир латышских стрелков.
— Я? — удивился Мишель.
— Вы! Вы ведь там бывали!
Мишеля придали латышскому взводу, сунув в руку винтовку.
Выстроившись в цепь, они перебежали на соседнюю улицу.
— Туда!
Нырнули, сквозь низкую арку, в проходной двор. Зашли в подъезд. Постучали в дверь.
— Кто там?
— Откройте, Чека!..
Прошли через квартиру на другую сторону, один за другим, сквозь раскрытое окно, пододвинув стул и наступая грязными подошвами на подоконник, попрыгали во двор. Уже особняка. Пригибаясь, побежали к пристройке.
Их никто не заметил. Пьяные анархисты, видно, беспробудно спали. Ежели кто и нес службу, то не здесь, а со стороны парадного входа.
Ткнулись в какую-то дверь. Она была заперта. Пришлось высаживать ее прикладами. Шуметь уже не боялись, потому как с улицы часто загромыхали выстрелы, застрекотали пулеметы, ахнул, рассыпавшись звоном оконного стекла, взрыв...
Отряд пошел в атаку.
— А ну — разом!
Дверь, не выдержав напора, вылетела, причем вместе с косяком. Внутри было темно — двигались на ощупь. Сунулись в какую-то залу, где среди груды сваленной мебели на шикарных диванах спали вповалку пьяные матросы.
Тех, кто потянулся за оружием, закололи штыками, остальных связали друг с дружкой ремнями.
Пошли дале...
